Адольф Гитлер (Том 3) - Фест Иоахим К. - Страница 11

• Предыдущая
• 11/108
• Следующая

В большой речи перед рейхстагом 30 января 1937 года Гитлер объявил «период сюрпризов» законченным. Его последующие шаги логично вытекали из того исходного положения, которое он занимал в каждой предшествующей акции. Как договор с Польшей дал ему главный ключ для броска на Чехословакию, так и достижение согласия с Италией служило основой для аншлюса Австрии. Частыми визитами польских политиков в Германию, заверениями в дружбе и заявлениями об отказе от каких-либо претензий Гитлер пытался приблизить к себе Польшу; по его указанию Геринг заявил во время визита в Варшаву, что у немцев нет заинтересованности в польском коридоре, а сам Гитлер заверил польского посла в Берлине Юзефа Липского, что Данциг, этот предмет долгих споров, связан с Польшей и никаких изменений в этом плане не будет [68]. Одновременно он придавал более интенсивный характер связям с Италией. В начале ноября 1937 года он уговорил ее – опять при помощи Риббентропа – присоединиться к Антикоминтерновскому пакту, заключенному с Японией. Американский посол в Токио Джозеф Грю, анализируя этот «треугольник мировой политики», полагал, что его участники «не только имеют антикоммунистическую ориентацию, – их политика и практика идут вразрез также и с политикой так называемых демократических держав»; налицо коалиция нищих, которые преследуют цель «опрокинуть статус-кво». Примечательно, что в беседах с Риббентропом, которые предшествовали церемонии подписания пакта, Муссолини заявил, что он устал от роли сторожа независимости Австрии: итальянский диктатор собирался пожертвовать статус-кво ради новой дружбы. Похоже, что он не догадывался о потере своей последней карты в результате этого. «Мы не можем навязывать Австрии независимость», – говорил он [69].

В тот же день 5 ноября 1937 года, когда в Палаццо Венеция происходил этот разговор, а Гитлер в Берлине заверял польского посла в неприкосновенности Данцига, вскоре после 16 часов в имперской канцелярии были собраны командование вермахта и рейхсминистр иностранных дел. В четырехчасовой секретной речи Гитлер раскрыл им свои «основополагающие идеи»: старые представления о расовой угрозе, страхе за существование и нехватке пространства, из всего этого он видел «единственный, и, может быть, на первый взгляд фантастический выход в завоевании нового жизненного пространства», в создании территориально замкнутой великой мировой империи. После захвата власти и нескольких лет подготовки эти идеи с удивительной последовательностью открывали период экспансии.

Нашего обращающегося к истории современника, с его представлениями о морали и исторической литературе, наверно смутит то обстоятельство, что в описаниях тех лет речь все вновь и вновь почти исключительно идет об успехах и триумфах Гитлера. И все же это действительно были годы, когда он проявил исключительное превосходство и силу, всегда в нужный момент то подталкивая вперед, то проявляя терпение, угрожая, обхаживая, действуя так, что всякое сопротивление перед ним рассыпается в прах, и он обращает на себя все внимание, все любопытство и весь страх эпохи. Эта способность подкреплялась еще уникальным умением преподнести свою силу и свои успехи во всей их подавляющей мощи и сделать их демонстрацию впечатляющим фактором своей популярности.

Это обстоятельство отвечает странному дроблению жизненного пути Гитлера. Он характеризуется столь резкими переломами, что нередко трудно найти соединительные элементы между различными фазами. В пятидесяти шести годах его жизни есть не только водораздел между первыми тридцатью годами с их отупляющими, асоциальными, темными обстоятельствами, с одной стороны, и словно внезапно наэлектризованной, политической второй половиной жизни – с другой. Будет вернее сказать, что и более поздний период распадается на три четко выделяющихся отрезка. В начале – примерно десять лет подготовки, идеологического становления и экспериментирования с тактикой, тут Гитлер выступает не более чем второразрядной радикальной фигурой, хотя и весьма изобретательной по части демагогии и политической организации. Затем следуют те десять лет, когда он становится центром эпохи, в исторической ретроспективе он предстает перед нами в сплошной цепочке картин массового ликования и наэлектризованной истерии. Ощущая сказочный характер этой фазы и приметы избранности, которые, как ему казалось, выступали в ней, он заметил, что «она была не просто человеческим творением» [70]. А потом следуют шесть лет с доходящими до гротеска ошибками, промахом за промахом, преступлениями, судорожными состояниями, манией уничтожения и смертью.

Все это побуждает вновь пристальнее вглядеться в личность Адольфа Гитлера. Ее индивидуальные черты остаются в значительной степени бледными, и порой почти кажется, что тот отпечаток, который он наложил на государственные и общественные отношения, больше говорит о нем, чем биографические данные; как будто тот монумент, в который он превратил себя со всей помпой политической саморекламы, больше говорит о его сути, чем стоящее за ним явление. Политические события периода успехов сопровождались непрестанным фейерверком грандиозных зрелищ, парадов, освящений, факельных шествий, костров в горах, маршей. Уже давно было указано на тесную взаимосвязь между внешней и внутренней политикой тоталитарных режимов, однако гораздо теснее взаимосвязь и той, и другой с политикой в области пропаганды. Памятные даты, инциденты, официальные визиты, сбор урожая или смерть одного из сподвижников, заключение или расторжение договора создавали обстановку постоянной экзальтации и вне зависимости от содержания события служили импульсом для развертывания масштабных кампаний психологической обработки с целью еще большего сплочения народа и культивирования ощущения общей мобилизации.

Эта взаимосвязь в гитлеровском государстве была особенно тесной и многокрасочной, столь тесной, что порой как бы наступало смещение центра тяжести, в ходе которого политика, казалось, утрачивала свой примат и становилась служанкой грандиозных театральных эффектов. Обсуждая проект крупнейшей роскошной улицы будущей имперской столицы, Гитлер ради такого эффекта даже загорелся идеей восстания против его господства и не без мечтательных ноток живописал, как СС с их бронированной техникой будут медленно продвигаться к его дворцу по проспекту шириной в 120 метров подобно гигантскому, неотразимому паровому катку [71]: его театральная натура невольно всякий раз прорывалась наружу и толкала его на то, чтобы подчинять политические категории соображениям эффектной инсценировки. В этой амальгаме эстетических и политических элементов ярко прослеживалось происхождение Гитлера из позднебуржуазной богемы и его длительная принадлежность к ней.

На его происхождение указывает и стиль национал-социалистических мероприятий. В нем видели влияние любящего пышность красочного ритуала католической церкви, но не менее очевидно воздействие наследия Рихарда Вагнера с его предельной театральной литургичностью: Макс Хоркхаймер показал большое значение помпы и пышности для мира бюргеров – в оперной монументальности имперских партийных съездов театр бюргерства как бы достиг своих предельных возможностей. Широкое гипнотическое воздействие этих мероприятий, которое чувствуется еще и сегодня в материалах кинохроники, связано не в последнюю очередь с происхождением из этого источника. «Я провел шесть лет перед войной ж период наивысшего расцвета русского балета в Санкт-Петербурге, – писал сэр Невилл Гендерсон, – но никогда не видел балета, который можно было бы сравнить с этим грандиозным зрелищем» [72]. Оно свидетельствовало о точных знаниях как режиссуры крупной постановки, так и психологии маленького человека. От леса знамен и игры огней факелов, маршевых колонн и легко запоминающейся яркой музыки исходила волшебная сила, перед которой как раз обеспокоенному картинами анархии сознанию трудно было устоять. Сколь важен был для Гитлера каждый эффект этого действа, видно из того факта, что даже в ошеломляющих по масштабам празднествах с огромными массами людей он лично проверял мельчайшие детали; он тщательно обдумывал каждое действие, каждое перемещение, равно как декоративные детали украшений из флагов и цветов и даже порядок рассаживания почетных гостей.

• Предыдущая
• 11/108
• Следующая