Фантастика 2023-189". Компиляция. Книги 1-22 (СИ) - Резанова Наталья Владимировна - Страница 24

На полке стояли чаша и зеркало. Чаша была серебряной, а зеркало бронзовым, старинным, очень тусклым, Нынешние модницы, узнавшие цену блестящей амальгаме, отвергли бы его с презрением. Лабрайд тоже не смотрел в зеркало, но совсем по другой причине. Он взял в руки чашу, подышал на нее, в задумчивости посмотрел, как выведенные черные геометрические узоры на поверхности покрываются туманом. Только узоры – чередующиеся квадраты, круги, звезды и спирали. Никаких надписей. И только снаружи. Изнутри чаша была гладкой и казалась тем же зеркалом, но вогнутым. Потом он решительно вернул чашу на место, и захлопнул резные дверцы шкафа.

Вызвал слугу и сказал:

– Подавай ужин и ложись спать. Дверь запер?

– Давно уже!

Но, хотя поданная еда стыла, а вино согревалось, Лабрайд не спешил ужинать. Он приоткрыл окно и уселся напротив в кресле, словно любуясь картиной в раме. Законы города Тримейна требовали, чтобы в ночные часы окна запирались ставнями, ради пресечения воровства и разбоя. Но окно кабинета выходило на реку, а всякий знает, что ночной дозор шляться вдоль реки не будет. А те, кто там шляется, не побегут в ратушу с доносом.

Впрочем, они мало что увидели бы. Лабрайд не зажигал огня, и внутри было темнее, чем снаружи. Туман, что колыхался над водой у каменных арок моста ( с этой стороны их было всего две) и черепичные крыши домов и меняльных лавок на мосту, зубцы крепостных стен и мрачная громада Старого Дворца – все в сумерках представало отчетливо и без прикрас, каковые солнечный день способен придавать самому безотрадному зрелищу. Но сумерки заволокла мгла, а мгла сменилась мраком. Светлый прямоугольник окна слился со стеной. Слышно было как внизу, под откосом, дышит и плещется река. И лишь очень тонкий слух мог уловить, как примешался к этим равномерным звукам плеск весла, и как чавкнула мокрая земля у кромки воды. Потом были какие-то слабые шорохи. Через подоконник протянулась рука, затем другая, а через миг в комнате появилась человеческая фигура. Облачена она была во все темное, и в темноте почти неразличима, но если бы горели свечи, то можно было бы разобрать, что экипировку составляют плотная рубаха с капюшоном, надвинутым на лоб, безрукавка из грубой кожи, штаны и короткие сапоги. Аккурат впору ночному вору, привлеченному открытым окном. Однако присутствие в комнате хозяина удивления не вызвало.

– Баловство все это – в окна лазать, – ворчливо сообщила Бессейра. Могла бы и в дверь войти. Что, Мейде меня не знает?

– Ты скрываешься не от моих слуг, – Лабрайд отвечал так, как разговаривают с непослушными, но умными детьми. – Тебя никто не заметил?

– Этим летом немного любителей глазеть на Старый Дворец. А добрые граждане по ночам у реки не гуляют.

– А во дворце?

– Ну, наш подопечный наверняка знает, что меня нет. Но следить пока не пытается. Гордость, понимаешь ли…

– Хорошо. Есть хочешь?

– Это лишнее. Здесь, в Тримейне, пища тяжелая. Еще привыкну пиво пить, растолстею…

– И будешь соответствовать местным канонам красоты. Хватит паясничать. Садись, рассказывай.

– Особо рассказывать нечего. Раднор явился, приволок с собой парочку дружков – барона Нивеля, с женой коего он спит, Индульфа Ларкома, славного охотника на кабанов и поселянок, короче, таких же скотов, как он сам. Вообще, по-моему, все эти разговоры про ритуальные убийства – полный бред. Объяснение для инквизиторов, а не для тех, кто способен думать.

– Согласен. Но мы не можем отвергать с ходу ни одну версию. И здесь для нас важно то, что инквизиторы этим не занимаются, хотя дело для них – сущий подарок. Дальше. По Турнирному полю есть что-нибудь?

– И да, и нет. Годе утверждает, что у коновязи вертелся какой-то шут.

– В каком смысле – «шут»?

– В прямом. Там же было полно фигляров. И этот вроде такой же как все. Пищал, скакал, ломался, на мандолине бренчал, махал погремушкой на палке. В полосатых штанах, в колпаке и личине…

– Выходит, под видом шута мог быть кто угодно.

– Или могла… В маске-то…

– Бессейра, я не чувствую присутствия женщины в этом деле. Я имею в виду – в качестве преступника. Женщины были жертвами. И у каждой была не просто сломана шея. а пробито горло. Так действуют мужчины.

– Да, когда причиной является извращенная жестокость. Но мы-то предполагаем другое… Однако я не стану настаивать, что среди исполнителей убийств есть женщина. А вот среди тех, кому эти убийства выгодны…

– Если дело в борьбе за престолонаследие, то кому это выгодней, чем принцу Раднору? Его претензии весьма шатки, признаю, он родственник императора лишь по материнской линии. Но он и его дети – ближайшие после Норберта, кровные родичи. И он герой, он популярен – этого может быть достаточно.

– Популярность, она как деньги – приобретается и растрачивается.

– Поэтому он и не убирает наследника напрямую. Ему нужно, чтоб недовольство Норбертом в Тримейне достигло такой степени, чтоб император сам отстранил его от наследования.

– Это коварный план, требующий хитроумия. А Раднор скорее пошлет к противнику убийц, или прикончит самолично.

– Раднор умом не блещет, но не следует путать ум с хитростью. И коварства ему не занимать. Разве ты не видела его на турнире?

Бессейра промолчала. Лабрайд плеснул вина себе и ей. Отрезал сыра, присыпанного тмином.

– И кто же, по твоему, может посягать на престол?

– Госпожа Эльфледа, конечно.

Лабрайд пил, улыбаясь.

– В правящих семьях женятся рано, – продолжала Бессейра. – И наследника с детства помолвили с дочерью герцога Эрдского. Но она умерла семь лет назад. Примерно через год после того, как при Тримейнском дворе появилась Эльфледа. Заметь, я не связываю эти два события. Но для фаворитки смерть будущей императрицы была удачей. За последующие годы император не предпринимал ни одной попытки женить наследника, и тем самым укрепить династию. Спрашивается, кто мог на него повлиять? Только та, кто желает расчистить путь для собственного наследника.

– Твои рассуждения были бы безупречны, если бы не два обстоятельства. Госпожа Эльфледа не жена императора, а любовница. И детей у нее нет. Ни от императора, ни от покойного мужа.

– Ха! Думаешь, трудно окрутить старого повесу, который до гробовой доски будет считать, что он мужчина в самой поре? И по этой же причине признает своим любого младенца, которого она ему подарит. А уж откуда он возьмется… Короче, Эльфледа, устранив Норберта, вполне может стать императрицей, сделать наследником ребенка, которого родит или где-нибудь раздобудет, и в перспективе получить регентство.

– Слишком много допущений.

– Я говорила с ней – она вовсе не такая дура, какой хочет казаться. И усиленно изображала дружелюбие – значит, желает что-то выведать.

– С тем же успехом она может действовать, чтобы не ссориться с фавориткой будущего императора. Запомни – переоценивать противника так же опасно, как недооценивать.

– Могу бросить тебе тот же упрек.

– Считаешь, я переоцениваю способности Раднора? – Лабрайд оставил иронический тон. – В любом случае для нас более всего важнее не заказчик преступления, И не прямые исполнители. А тот, кто стоит между ними и направляет убийц. Посредник. Человек Силы. Он должен быть достаточно осведомлен обо всем, происходящем при дворе, не прибегая к …особым методам. Иначе я бы его обнаружил. Следовательно, он бывает во дворце. Для того я туда и езжу и вожусь со всей этой напыщенной сворой имперских дворян. Но либо мои способности мне изменяют, либо среди придворных его нет.

– А что, если он бывает во дворце, но не придворный?

Лабрайд внимательно посмотрел на собеседницу.

– Может ли быть, чтобы подобный человек принял облик слуги?

– Я не это имела в виду. Есть категория людей, стоящих выше слуг, однако благородные господа их замечают лишь при крайней необходимости, так что они остаются как бы невидимыми. Священники, например.