Фантастика 2023-189". Компиляция. Книги 1-22 (СИ) - Резанова Наталья Владимировна - Страница 18

– Еще до мятежа в Эрде. А поскольку у герцога Тирни нет в запасе ни сестер, ни дочерей, больше речи об этом не было.

– Ясно.

И она снова умолкла. Поняв, что продолжения расспросов не последует, Норберт сжал коленями бока гнедого, и заскучавший Танкред легко перешел на галоп.

Они прибыли на Турнирное поле после полудня, когда закончились поединки новопосвященных рыцарей, сражавшихся, в основном, пешими. а также состязания оруженосцев в беге и стрельбе из лука, и благородное общество отдыхало в шатрах и под шелковыми навесами, где были выставлены столы с угощением.

Поздний приезд наследника многими был расценен как неуважение к особе императора. Однако были и такие, что сочли это проявлением утонченности и хорошего вкуса, ибо Норберт поспел как раз к тому времени, когда на ристалище должны были выйти лучшие бойцы. К последним, по общему мнению, относился и племянник императора принц Раднор. Он был единственным из императорской семьи, кто собирался преломить копье со славными противниками. Ян – Ульрих давно не участвовал в подобных забавах по возрасту, а наследник вообще их не любил, хотя ни здоровьем, ни телесной крепостью вроде бы не был обижен. Приходилось слышать, что такое пренебрежение благороднейшим из занятий недостойно человека, носящего рыцарское звание, и Норберт давно перестал отвечать на эти упреки, но не забыл о них.

– Ты тоже осуждаешь меня за то, что я не участвую в турнирах? – спросил он Бесс.

– Напротив. Мне приходилось слышать, что выставляющие боевые искусства на потеху публике – хуже, чем комедианты.

Эта точка зрения была для него нова и интересна. Но узнать о ней подробнее не было возможности.

Спешившись, они оказались среди людского водоворота. И если охрана оберегала его от давки, то шум он все равно ощущал, а яркость и пестрота слепила глаза и рассеивала внимание. Турнирное поле напоминало ярмарку. Торговцы выхваляли свой товар, шуты кривлялись, музыканты терзали струны. И чем ближе к длинному столу на зеленой лужайке, за которым расположились Ян – Ульрих со свитой – тем больше шелка и бархата вместо сукна и шерсти. И заодно больше открытых ртов и вытаращенных глаз. Неужто наследник решится представить любовницу императору? Как это понимать?

Каковы бы ни были намерения Норберта, в сей момент они не совершились. Госпожа Эльфледа уже давно заметила прибытие гостей и, встав из-за стола, направилась прогуляться в сопровождении своих дам. И как бы случайно оказалась на пути у Норберта с Бесс.

Про госпожу Эльфледу говорили в Тримейне много дурного, но кто может назвать фаворитку, про которую говорят много хорошего? Будто бы из-за нее государь забывает про дела правления. Будто бы она раздает своей многочисленной и голодной родне выгодные должности при дворе, укрепленные замки и богатые угодья. Что волосы у нее крашеные, а зубы вставные, и лет ей на десять, а то и на пятнадцать больше , чем она утверждает. Но сейчас даже самый злостный недоброжелатель не дал бы ей вблизи больше двадцати шести лет. Она походила на миниатюру в роскошно иллюминированной книге, которая изображает Юдифь, Эсфирь и прочих благородных дам древности в придворных платьях с туго затянутыми талиями, с длинными золотыми косами и с голубыми глазами. И если волосы можно выкрасить, зубы вставить, то белила и румяна при свете дня сразу бы стали различимы, а подделать цвет глаз и вовсе невозможно. Госпожа Эльфледа была облачена в голубое платье из скельского бархата и узкую душегрейку из переливчатой парчи, отделанную горностаем. Пресловутые косы были закручены по обе стороны лица и прикрыты вуалью с золотым венцом с наушниками. Эта мода, восхищавшая куаферов, почему-то приводила в негодование служителей церкви, умудрившаяся находить в безобидных наушниках сходство с дьявольскими рогами.

– Ах, ваше высочество, мой друг, – Норберт мог бы поклясться, что от природы голос фаворитки был на несколько тонов ниже, и нынешней звонкости в голосе она добилась длительными упражнениями. Она склонилась перед принцем, как требовал этикет, и продолжала. – Неужели эта молодая особа и есть та красавица, о которой нынче столько приходится слышать?

Прежде чем Норберт успел что-то сказать, Бессейра склонилась перед фавориткой в реверансе, еще более почтительном, чем та – перед наследником престола.

– Это – Бесс из Финнауна, – произнес он.

Бесс упоминала, откуда она родом, но это название ничего не говорило Норберту, а Эльфледе, похоже, и того меньше.

– Счастлива буду оказаться под вашим покровительством, сударыня, – добавила Бесс.

Длинные ресницы Эльфледы взметнулись, как бабочкины крылья, на губах заиграла улыбка.

– Ну, конечно, милочка! Вы будете сидеть нынче рядом со мной, я вам все покажу и объясню. Простите меня, мой принц, что я лишаю вас общества милой вам дамы, но это ненадолго… – Она подхватила Бесс под руку, и Норберт вынужденно кивнул. При всей своей неприязни к этой жадной интриганке, он не мог не восхититься наглостью, с которой Эльфледа отсекла Бесс от императора. Предупредила возможный скандал (это ясно всем), и заодно не дала Яну-Ульриху взглянуть на женщину значительно моложе себя. Даже если Бесс не в его вкусе.

Представив фавориток друг другу, он двинулся туда, куда направлялся изначально. К столу, рядом с которым в кресле с высокой спинкой, поигрывая кубком из тонкого цветного стекла, сидел его отец.

В молодости Яна-Ульриха называли самым красивым мужчиной империи и не без основания. Он и теперь изо всех сил старался соответствовать этому определению, а также следовать всем тонкостям моды. Белокурые волосы были тщательно завиты, борода уложена волосок к волоску. Такому крупному мужчине нынешние фасоны должны были доставлять немало огорчений, ибо требовали, чтобы одежда плотно прилегала к телу, и приходилось шнуровать ее, как дамский корсет. Что ж, элегантность требует жертв. Кафтан из переливчатой парчи с длинными зубчатыми рукавами, на трико – ни морщинки, сафьяновые башмаки-пулены – все было в гармонии с новейшей модой, все выше похвал. Ян-Ульрих оставался красивейшим из мужчин и куртуазнейшим из монархов. Так, по крайней мере, все наперебой утверждали.

Но сын его видел перед собой человека пятидесяти с лишним лет, чьи правильные черты угрожающе расползались, с обрюзгшими щеками и крашеными волосами. Когда-то он был полон сил и энергии, вел переговоры со всеми странами Европы, утверждал в своей державе закон и порядок, укреплял границы. Пожалуй, в нем и сейчас было немало сил, но все они поглощались непрестанными увеселениями. Ян-Ульрих не был грубым и пошлым развратником и обжорой в духе прошлых времен. Он любил музыку, стихи, собирал антики, покровительствовал поэтам и художникам. Празднества при его дворе были торжеством вкуса, а своей даме сердца он сохранял верность – во всяком случае, в последние годы. Ничто иное его не интересовало. И с чего бы? Все и так шло хорошо. Мятежи неизменно подавлялись, богомерзкие агаряне были отброшены далеко от границ, налоги исправно текли в казну… Чего еще надо? Зачем омрачать жизнь, которая и без того коротка? И монарх стремился обмануть время, повернуть вспять его бег. По мнению Норберта, отец даже слишком преуспел в этом. Он напоминал не юношу, а толстого разряженного младенца. Неужели никто больше этого не замечает? – думал Норберт, и душу его переполняла болезненная жалость, смешанная с презрением. Отец не подозревал об этих чувствах. Ничьи чувства, кроме собственных, его также не интересовали.

Он протянул сыну для поцелуя холеную, пухлую руку, на каждом пальце которой красовалось не меньше двух перстней.

– Наконец-то соизволил пожаловать, – брюзгливо и в то же время ласково произнес Ян-Ульрих. – Садись рядом со мной и рассказывай… О тебе много разговоров этим летом. Что ж, хотя бы перестали болтать, что вино родит уксус…

Норберт едва не вздрогнул от этого замечания, но убедился, что отец имеет в виду всего лишь пересуды о Бесс. Он невольно оглянулся в ее сторону и убедился, что она мирно беседует с госпожой Эльфледой.