Косталь-индеец - Ферри Габриэль - Страница 5
- Предыдущая
- 5/35
- Следующая
— Запросто! — отвечал индеец. — Не каждый день можно найти или умертвить буйвола, и я уверен, что тигр с сожалением оставил свою добычу; он инстинктивно чувствует, в какую сторону поплывет буйвол, и будет ожидать его около водопада, шум которого ты слышишь отсюда.
Величественный гул падающей воды в самом деле становился все слышнее и слышнее по мере того как пирога подвигалась вниз по речке.
— Впрочем, я не думаю, — продолжал индеец, — что водопад отдаст ему всю добычу в целости; мне случалось видеть, как древесные стволы, увлекаемые водопадом, разбивались в куски.
Это сообщение только наполовину удовлетворило Брута, но он ничего не сказал, так как в это время пирога пристала к берегу. Товарищи вышли на берег и привязали пирогу по-прежнему к корням дерева.
— Итак, ты думаешь, — проговорил Брут, — что тигры снова возвратятся к реке?
— Наверное, и, может быть, не пройдет получаса, как ты снова услышишь рев на дне ущелья, к которому мы тотчас отправимся.
— А ты не боишься, что они нападут на нас?
— Наплевать мне на это. Но мы уже достаточно канителились с этими зверями; к счастью, время еще не ушло. Нынче новолуние. Теперь я стану заклинать богиню вод Мацлакуце, чтобы она послала золото и сокровища сыну касиков Тегуантепека.
С этими словами индеец отошел от Брута на несколько шагов.
— Не уходи так далеко! — крикнул негр, думая о страшных соседях, которые бродили вокруг.
— Я оставлю тебе мое ружье.
— Черт возьми! Большая помощь! Один заряд на четырех тигров, — пробормотал негр.
Косталь медленно пошел по берегу реки, взобрался на ствол ивы, наклонившейся над водою, и, стоя, вытянув вперед руку, начал петь индейское заклинание, непонятные слова которого доносились до слуха негра. Вскоре послышались и другие звуки, о которых говорил индеец: слабое рычание послышалось со стороны водопада. Среди наступившей темноты странная молитва язычника, сопровождаемая жалобным воем ягуаров, точно адским аккомпанементом, должна была казаться ужасной для человека из невежественного и суеверного племени, к которому принадлежал Брут. Ему чудились в кустах чьи-то огненные глаза; неясная тень сирены с вьющимися волосами, казалось, медленно подымалась над поверхностью воды, и таинственные голоса сливались с отдаленным грохотом водопада. Дрожь пробегала по его черному телу, от корней курчавых волос до пят.
— Согласен ли ты сопровождать меня к водопаду, чтобы заклинать божество, которое там нам покажется? — спросил Косталь, возвратившись к Бруту.
— Туда, к водопаду, где воют тигры? — с испугом сказал негр.
— Подумай о золоте, — возразил Косталь.
— Ну, пойдем! — воскликнул негр после минутного колебания, в течение которого жажда золота одержала в нем верх над трусостью.
Индеец взял ружье и шляпу и в сопровождении Брута направился к водопаду. Чем ближе они подходили к нему, тем круче становились и тем теснее сближались берега; росшие по обеим сторонам реки деревья, соединяясь вершинами, образовывали над нею темный и плотный свод. Река, стесненная в узком русле, становившемся все круче и круче, начинала бурлить и пениться. Внезапно узкое русло обрывалось, и вода с грохотом падала с высоты по крайней мере пятидесяти метров на дно ущелья.
Белый клокочущий, подобно громадной лавине, поток вырывался из-под свода, образуемого двумя огромными кедрами, вершины которых переплелись между собою. Их темные гибкие ветви, обросшие длинными прядями испанского мха и обвитые густыми гирляндами лиан, время от времени касались водяной арки. Эти два гиганта, поднимавшие свои мощные длани из облака пара и брызг, казались духами-хранителями, состарившимися на страже водопада.
Индеец и негр остановились перед этим величественным, но также и пугающим среди ночной темноты зрелищем.
— Теперь, — сказал Косталь, — подумай хорошенько о моих советах; помни прежде всего, что когда появится сирена, то за первым трепетом, от которого не свободен и самый храбрый человек при виде духа, не должно следовать страха, иначе ты погиб.
Негр вместо ответа только кивнул головой; однако, судя по наружности, он был теперь так же тверд, как сам индеец.
В то время как они, усевшись на краю ущелья, погрузились в серьезный разговор, почти под их ногами на дне того же ущелья сидел человек, которого они не заметили. Этот человек, казалось, с любопытством наблюдал величественное зрелище низвергавшихся в бездну масс воды. То был уже знакомый нам капитан королевских драгун, которого случай привел в это дикое место.
Расставшись с доверчивым студентом, капитан сильно пришпорил коня, и тот, весело заржав, помчался по равнине. К несчастью, офицер никогда не бывал в здешних краях своего неизмеримого отечества и потому, доехав до места, где дорога разделялась надвое, остановился в недоумении, решая, по какому пути отправиться дальше. Вокруг по-прежнему царило полное безлюдье, никого не было, кто бы мог указать ему дорогу, и потому, за отсутствием всяких указаний, он предоставил выбор своему коню.
Животное, без сомнения, сильнее мучилось жаждой, чем голодом, и, потянув струю свежего воздуха, выбрало путь направо. Этот выбор оказался неудачным для офицера, потому что сбил его с прямого пути; но, как мы объясним позднее, тем счастливее оказался он для студента, оставленного нами в гамаке.
Проехав немного времени по новому направлению, капитан услышал глухой шум водопада, а спустя около получаса дорога, становившаяся все уже и уже, внезапно исчезла перед непроходимыми кустарниками, за которыми слышен был грохот потока.
Наши читатели теперь немного знают эту местность, но путешественнику она была совершенно не знакома, и хотя он находился совсем неподалеку от брода через реку, где Косталь показывал негру следы тигра, однако лес по обоим берегам реки был так густ, что незнакомому с местностью человеку трудно было догадаться о близости реки.
Чтобы выйти из затруднительного положения, офицер сошел с лошади, привязал ее к кусту и, хотя и не без труда, добрался до края ущелья. Сначала капитан не знал, как пробраться в этом темном лабиринте, к тому же закрытом густой, многолетней растительностью. Утомленный бесплодными усилиями пройти вперед, он собрался было вернуться, как вдруг заметил нечто вроде тропинки, промытой дождем, или, может быть, протоптанной дикими животными, и пошел по ней, надеясь найти наконец проход для себя и своего коня.
Спуск оказался крутой, но почва твердой, и дон Рафаэль начал спускаться; лианы, перекидывавшиеся с дерева на дерево, облегчали ему путь, так что он благополучно достиг дна ущелья.
Как ни торопился драгун, но вид великолепного водопада заставил его вскрикнуть от удивления и восторга. Он сел на камне, около которого весело плескалась вода, и в течение некоторого времени рассматривал величественную массу, низвергавшуюся со скалы перед его глазами, но вскоре другое занимательное зрелище приковало к себе его внимание и заставило остаться на месте.
Среди облаков мельчайших брызг, подымавшихся вследствие падения воды, вершины двух кедров обрисовывались очень смутно, тем более что луна бросала только бледный свет; но и при этом свете зоркие глаза капитана смогли различить на наклонном стволе дерева лицо индейца. Вслед за тем он заметил на ветвях другого кедра еще чье-то лицо. Это последнее было черно, как ночь. Вслед за лицом скоро появилось и все тело; на одном стволе — индейца, на другом — негра.
Смелость этих двух людей невольно возбуждала ужас. Они свешивались то поочередно, то разом над бушующим потоком, уцепившись руками за ветви и касаясь ногами воды, или дерзко наклонялись над высотой, от которой у офицера кружилась голова. Устремив взоры на бурную поверхность, смельчаки все еще не замечали сидевшего на дне ущелья непрошенного зрителя.
Индеец вытянул руку и начал произносить что-то вроде тожественного заклинания, очевидно сопровождавшегося именем, которое, однако, терялось в шуме водопада. Офицер по движению мускулов индейца мог ясно видеть, что он поет полной грудью.
- Предыдущая
- 5/35
- Следующая
