Косталь-индеец - Ферри Габриэль - Страница 17
- Предыдущая
- 17/35
- Следующая
— Удивляюсь, — сказал индеец, прерывая молчание, — что шлюпки не тронулись с места после выстрела. Это дурной знак: обыкновенно полковник, не долго думая, решает наступать.
— Что же нам теперь делать? — с отчаянием воскликнул капитан.
— У нас не остается большого выбора: шлюпки либо ожидают нас, либо плывут к острову; предполагать, что они вернулись назад, нелепо. Когда генерал приказывает напасть на какой-нибудь пункт, назад не возвращаются, не сделав по крайней мере попытки исполнить приказ. И поскольку я еще могу доплыть до шлюпок…
— Доплыть до шлюпок? Что ты задумал?
— Почему бы не попытаться?
— А наши товарищи, растерзанные акулами?
— Я знаю наверняка, — сказал индеец беззаботным тоном, — что могу без опасения проплыть среди акул. Я десятки раз проделывал такое просто из хвастовства, а теперь, когда от этого зависит наше спасение, и подавно должен попытаться.
Мысль остаться в одиночестве пугала капитана; но и мысль о неминуемой и близкой смерти, в случае, если он удержит при себе Косталя, была не менее ужасна. Он медлил с ответом, и Косталь, приняв его молчание за знак согласия, воскликнул:
— Как только я доплыву до шлюпки, то скажу, чтобы пустили сигнальную ракету, она будет знаком, что вы можете надеяться; не забудьте потом время от времени кричать.
С этими словами индеец ринулся головой вперед в воду и показался на поверхности моря уже на довольно значительном расстоянии от лодки. Смущенный капитан, оставшись так внезапно один, уже за ближайшей волной потерял из вида своего товарища; однако ему показалось, что ветер донес до него неопределенные слова ободрения. Затем он уже ничего не слыхал, кроме завывания ветра и шума волн, ударявшихся о корпус лодки.
Последуем за неустрашимым индейцем, который, вынырнув, действительно крикнул несколько слов своему товарищу, затем взял в зубы нож и огляделся вокруг.
Он сделал это не из трусости, а из предосторожности.
Две акулы плыли вслед за ним, несмотря на то что были совершенно сыты, — одна по правую сторону, другая — по левую, на расстоянии нескольких метров. Как ни опасно было подобное соседство, но привычка к акулам при ловле жемчуга, непоколебимая вера в предназначенную ему глубокую старость, наконец, мысли о том, как отыскать шлюпки среди бушующей стихии, — все это заставляло индейца обращать на своих опасных спутников так мало внимания, что только время от времени он оборачивался и смотрел, далеко ли акулы; разумеется, он заметил, что их плавники все более и более приближались.
Однако его главной заботой по-прежнему было отыскать шлюпки, от которых зависело спасение его и капитана. Рассекая волны быстрыми и сильными взмахами рук, он часто поднимался высоко над водою и осматривался, но его взгляд повсюду встречал только седые гребни волн и мрачный пустой горизонт.
Как бы ни был силен и неустрашим пловец, его дыхание наконец становится затруднительным вследствие продолжительного напряжения, в особенности, если он держит в зубах нож, который мешает ему вздохнуть полной грудью. Тем не менее Косталь ни в коем случае не мог бросить свой острый клинок — единственную защиту от акул, находившихся теперь уже на расстоянии трех метров.
Уже в течение минуты индеец чувствовал усиленное биение сердца, тогда он взял нож в руку, но вследствие этого ему пришлось с удвоенною силой работать свободной рукой.
Впрочем, держать нож наготове было необходимо, Обе акулы начали обгонять его, как будто хотели дождаться впереди. Когда, таким образом, эта упорная охота приняла новый оборот, индеец быстро повернул направо. Обе акулы тотчас же тоже переменили направление, но находились по-прежнему рядом.
Долгие и страшные минуты прошли, пока Косталь, принужденный продолжать свой путь направо, невольно плыл таким образом по верному пути. Он был обязан своим спасением двум страшным врагам. Радостный крик вырвался из его стесненной груди при виде трех шлюпок, внезапно показавшихся над волнами.
К несчастью, акулы преграждали ему прямую дорогу к шлюпкам, а отправившись в обход, Косталь истощил бы последние силы. С молчаливым бешенством он судорожно сжал нож и поплыл напрямик. Когда же тусклые голубовато-серые глаза хищниц уже почти в упор смотрели на него, он внезапно нырнул и через мгновение снова показался на поверхности. Рядом с ним выплыло еще какое-то серебристое блестящее тело; это была одна из акул, повернувшаяся на спину и бившаяся в предсмертных судорогах; Косталь повторил над рыбой знакомый нам со времени наводнения фокус с тигром: нырнув под нее, он распорол ей брюхо ножом. Другая акула обратилась в бегство.
Теперь Косталь имел силы лишь настолько, чтобы подплыть к ближайшей шлюпке и уцепиться за нее, и когда его с криком «ура!» вытащили из воды, он без чувств повалился на дно.
Его прибытие достаточно объяснило трагическую участь отправленной вперед лодки, и полковник тотчас догадался, в чем дело.
— Не будем отыскивать лодку, — сказал он серьезным тоном, — поплывем прямо к острову.
Затем, сняв шляпу, прибавил:
— Помолимся за души наших несчастных товарищей, в особенности, капитана Корнелио; мы потеряли храброго офицера.
После этой коротенькой надгробной речи в честь дона Корнелио шлюпки тронулись в путь.
Между тем тот, смерть которого уже оплакивали, тщетно ожидал помощи на перевернутой лодке. Несколько раз пробовал он кричать, но ветер возвращал ему в лицо его тщетные крики вместе с пеною волн. Без сомнения, Косталь утонул или растерзан акулой, думал несчастный капитан, ожидая и для себя той же участи. Но вдруг при свете молнии заметил он над волнами одну из шлюпок и человеческие фигуры. Он вздрогнул от надежды, но, когда молния потухла, на месте появления шлюпки ему виднелись только бушующие волны. Он крикнул еще раз, но его хриплый голос потерялся в завывании бури.
Тогда — возможно ли это? — при свете новой молнии он еще раз совершенно ясно увидел ту же лодку, те же фигуры, но уже в противоположном направлении. Без сомнения, шлюпка проплыла мимо, не заметив его. Волна, поднявшая его на своем гребне, снова опустилась; он потерял из вида спасителей, которые искали его там, где его не было. В порыве безумного отчаяния он едва не бросился в волны, которые играли им, как мячиком. Несчастный чувствовал себя безвозвратно погибшим и хотел прекратить бесполезную борьбу, как вдруг недалеко от него в воздухе поднялся огненный шар и описал по темному небу блестящую голубую дугу. Это была долгожданная ракета. Тогда Корнелио собрал свои последние силы и соединил их в отчаянном крике, которому отчаяние и надежда придали нечеловеческую силу. С напряженным вниманием ожидал он ответа; и в самом деле через несколько секунд услышал, к своей невыразимой радости, другой крик, заглушаемый воем ветра, то был голос индейца.
Корнелио продолжал кричать беспрерывно, пока наконец его охрипшее горло отказалось издать хоть малейший звук. Каждый раз он слышал ответный крик, подобный отдаленному эху; и все-таки молния освещала перед ним только безлюдную бушующую водяную пустыню. Наконец, одна из шлюпок подплыла. Руки Косталя и Галеаны схватили его и перетащили с киля лодки в шлюпку. Да и вовремя, потому что, как и Косталь, капитан без чувств повалился на дно шлюпки.
Читатели без труда догадаются, что тут произошло. В то время как шлюпки удалялись от дона Корнелио, не заметив и не услыхав его, индеец очнулся и в нескольких словах рассказал о случившемся.
Тотчас дали условленный сигнал и двинулись по указанному индейцем направлению. Как опытный моряк Косталь рассчитывал найти то место, где он оставил своего товарища по несчастью. Минуту спустя крик Корнелио долетел до сидевших в лодке, и капитан был спасен. Несмотря на тревогу, поднятую галиотом, три шлюпки беспрепятственно сумели пристать на противоположной стороне острова, так как в бурную ночь гарнизону было крайне трудно соблюдать необходимые меры предосторожности. Корнелио все еще лежал без чувств и пришел в себя уже на берегу Ла-Рокета.
- Предыдущая
- 17/35
- Следующая
