Маг 11 (СИ) - Белов Иннокентий - Страница 43

Правдой еще окажется и то, что он смог получить у Распутина одно из слишком откровенных писем Александры Федоровны и других княжон. Тем более, случилось это еще в 1909 году, помешать случившемуся я никак не могу.

Если, конечно, не придется мне перенестись для лучшего эффекта на несколько лет назад еще раз.

Вполне возможный для меня вариант. Я не очень рассчитываю, что мои задумки получатся с первого раза, а вот уже с полученными знаниями о жизни и новыми документами вполне возможно так поступить.

Если у меня еще останется такое желание работать с Николаем Вторым и его семьей.

В декабре 1911 года они с Распутиным совсем рассорятся, вот тогда-то и появится идея использовать полученные письма, чтобы отомстить Распутину, который лишил его своей поддержки перед сильными мира сего и отказался выдать пять тысяч рублей на устройство типографии. И еще сослать куда подальше из Царицина умудрился через свое влияние.

Скорее всего, его близость в Старцу и последующее разочарование в нем просто правильно использовали, а он сам оказался очень честолюбивым авантюристом.

И такие бывают в религиозной сфере нередко. Свояк свояка видит издалека.

Полное сходство почерка в письме и сама личность божьего человека старца Григория — и круто замешанный скандал уже готов.

Открывать глаза на своего бывшего приятеля Григорию поздно, но, вот предупредить про будущее стоит.

И еще я должен что-то продемонстрировать из божественного, чтобы заинтересовать Старца конкретно в своей личности. Ему такие знакомцы с разными способностями не помешают для усиления впечатления о самом себе.

Вскоре меня проводят на кухню, где Старец пьет чай. Настроен он неласково и просто кивает мне, даже не поднимаясь на ноги:

— Чего тебе надобно, Сергей Жмурин?

Да, очень похож на свои фотографии, черен волосом и лицо такое интересное, необычное очень. Даже на меня производит серьезное впечатление своим взглядом умных глаз.

— Разговор серьезный имеется, уважаемый Григорий Ефимович. Я бы от чая тоже не отказался, особенно, если с бубликами.

Распутин с удивлением смотрит на меня:

— А дело у тебя какое?

— Да все про приятеля вашего бывшего, иеромонаха Илиодора, в жизни Труфанова.

— Не приятель он мне! Тварь подлая! — вспыхивает тут же Распутин.

— Знаю, уважаемый Григорий Ефимович. Денег вы ему не посулили от монарших особ. Пять тысяч на типографию. Вот он сразу на сторону ваших врагов перешел, хотя и так давно собирался. И письма выдал газетчикам.

В хмуром взгляде Старца появляется интерес:

— Откель знаешь его?

— Нет, Григорий Ефимович. Я Илиодора и не видел никогда в жизни. Однако же — знаю много чего. И новости мои не очень хороши для вас и императорской семьи.

— Говори! — теперь Распутин хорошо настроен на общение.

— А позвольте мне чаю, уважаемый, да с баранками. Там и поговорим обстоятельно и со значением.

— Яков, обслужи господина разночинца! — зовет Распутин кого-то из прислуги.

Пока готовится чашка и насыпаются свежие баранки в миску передо мной, я молчу. Потом показываю взглядом на Яшку, мол, лучше бы отправить его подальше.

— Выйди. Да будь рядом, если позову, — командует ему Распутин, слуга уходит в соседнее помещение, коридор, ведущий к двери.

— Так вот, Григорий Ефимович. Приснился мне сон вещий.

Глаза у Григория Распутина удивленно расширяются, но, я пока решил зайти через такую ссылку на знание будущего.

— Они мне часто снятся и всегда сбываются. Что Труфанов подал на сложение сана и в декабре покинет место ссылки в Флорищевой пустыни. Вернется к себе на родину, да с мыслями злыми.

Про покушение я пока говорить не буду ничего, тут теперь все вилами по воде становится писано, когда я так бесцеремонно в историю влезаю.

Когда я начинаю вмешиваться в прошлое страны.

— И в четырнадцатом году убежит из России через Финляндию. После этого начнет книги писать и издавать про тебя, Григорий и всю… — тут я показываю пальцем наверх, — Семью.

— Да как ты можешь это знать? — хмурит брови Распутин, — Про подлеца этого?

— Говорю же — сны вещие у меня часто бывают. Не веришь мне? А я докажу. Смотри, вот пишу на бумаге, — я достаю приготовленную заранее тетрадь и карандаш.

— Значит так, 29 мая — Греция и Болгария подпишут договор о военном союзе, направленный против Турции, — записываю я свои слова и отдаю Старцу.

— Значит, у нас напишут про это тридцать или тридцать первого мая или первого июня. Вот тогда и ты убедишься в моих словах, Григорий Ефимович.

— Но, это еще не все. Я могу видеть вдаль гораздо дальше. В октябре Болгария, Сербия, Черногория и Греция нападут на Османскую империю.

Потом я молчу некоторое время. давая Распутину усвоить мои слова.

— Но, Григорий Ефремович, не это главное для России и императорской семьи. Знаки я вижу. И знаки — меня пугают. Над Россией стоит сплошной дым от пожаров, гибнут люди на войне, особенно наши крестьяне. России нельзя воевать с Германией! Ни в коем разе!

Вот, теперь я вижу, как недоверчивое выражение на лице Старца пропадает. Я как раз повторяю его слова в будущем, так что я знаю, куда я бью.

Да, нужное мне впечатление я произвел на Старца Григория определенно.

Хотя, какой он старец? Ему всего-то сорок три года на самом деле, в самом соку мужик. Наверно, ему эти богатые, чистенькие и воцерквленные им бабы вокруг него по ночам самому снятся, в искушение праведника вводят.

Ну, если по нашим понятиям, руки он все же распускает, щупает фанаток своих серьезно, однако, открыто ни с кем не живет, соблюдает диспозицию святого человека для вида.

Зато, способность сплачивать вокруг себя людей у него развита отлично, тем более, он и физиогномист хороший, сразу понимает людей и причины, ими движущие. Однако, со мной такой номер пройти не должен у Старца Григория, я должен выглядеть без него, как ноль без палочки. Как очень простой и бесхитростный человек, которого тоже ощутимо привлекает его аура. Чтобы он расслабился и рекомендовал меня кому следует.

Поэтому он с большим интересом смотрит на меня и отказывает пока в приеме какой-то знатной даме, о чем его серьезно просит та же Акилина. Заинтересовали его мои слова и предсказания, это очень хорошо.

— Занят пока! Не возьму!

И тут же обращается ко мне:

— Что ты, Сергей Жмурин, видишь про будущее царя с царицей?

Ну не знаю, положено ли мне такое видеть? Лучше ничего пока предсказывать конкретно не стану.

— Вижу, что плохо будет, если война начнется! Судьбу царской семьи отдельно разобрать не могу, похоже, это еще не скоро случится. Хорошо могу разобрать только время на три с небольшим месяца вперед. Ну, вот еще чувствую, что полыхнет война на Балканах! Это вижу очень хорошо! Хотя еще четыре месяца до этого времени. Четыре или немного больше, как мне кажется. В общем, между четырьмя и пятью месяцами.

— А как ты это видишь? — с суеверным интересом спрашивает Распутин, удивленный моей уверенностью.

— То, что вблизи, прямо находится перед моим внутренним взглядом, могу отчетливо разобрать. То, что дальше по сроку — за этим ближним виднеется и все размытое какое-то. То, что война Россиюшке несет — видно далеко на заднем плане огромными черными тучами и стаями воронья под ними. Тучами, значит — все сгорит, вороны — значит, тела убитых везде валяться будут. Плохо видно, всматриваться нужно сильно, только, после снов вещих голова очень болит!

— А вот то, что ты сказал мне, Жмурин Сергей, про двадцать девятое мая, как ты это определяешь?

— А это совсем близко, я могу подробно передовицу газеты рассмотреть. Болгарской или сербской, не могу сказать точно, но, примерно понятно, что они празднуют заключение мира против турок между собой.

— Еще, где-то через десять дней или немного больше начнется что-то очень разрушительное на Аляске. Наверно, пожар или вулкан взорвется.