"Фантастика 2023-179". Компиляция. Книги 1-21 (СИ) - Рау Александр - Страница 489

Тут она порылась в дорожно мешке, вынула два черных матовых камня каждый размером с кулак и бросила их в костер. У Дар-Теена, который ничего подобного никогда не видел, глаза на лоб полезли – пламя вмиг охватило новую пищу, и начавший было угасать костер разгорелся с новой силой.

– В степи мало дров, – пояснила Эристо, – а наши мудрецы придумали вот такие вот занятные камешки. Один подожжешь – и пол-ночи горит, и не гаснет. Что это такое – не спрашивай, сама не знаю…

– Наверное, и правда в Гвенимаре много интересного, – пробормотал Дар-Теен, – может быть…

На языке вертелось – может быть, и мне туда податься? Но тут ийлур вспомнил про Лиэ-Нэсс, про Элхаджа, будь он трижды проклят…

– Может быть и тебе стоит туда податься, – с улыбкой закончила Эристо, – я вижу, ты не похож на тех тугодумов-северян, с которыми я пересеклась в своем путешествии. Гвенимар и в самом деле занятное королевство. И синхи там живут спокойно – да-да, не смотри на меня так. Уж не знаю, за что вы их так ненавидите, ну да дело ваше.

Они отправились дальше вместе. Эристо объявила, что так и быть, составит компанию Дар-Теену до самых Диких земель, а там уж свернет на восток, как и собиралась. В утреннем свете ийлур наконец рассмотрел свою новую спутницу: волосы у нее оказались глубокого синего цвета. Дар-Теен таких никогда не видел, но отчего-то постеснялся спрашивать, не является ли столь замечательный цвет результатом каких-нибудь женских хитростей. Глаза же Эристо показались ийлуру парой драгоценных изумрудов – они были такими же чистыми, прозрачными и блестящими.

Порой Дар-Теену казалось, что они знакомы вот уже Фэнтар ведает сколько лет. Но предчувствие, зародившееся под сердцем, ворочалось и не давало покоя: словно сам бог-покровитель нашептывал с высоты небесных чертогов мысль о том, что Эристо далеко не случайно появилась на пути Дар-Теена.

– Чтоб ты сдохла, поганая тварь! – Элхадж всердцах плюнул на землю. Пальцы все еще сжимали обрывок поводьев, но щера уже и след простыл. Зеленая зверюга, видите ли, возомнила, что ей нечего делать с всадником, который не в состоянии ее прокормить. Возомнила – и, перекусив ночью поводья, была такова. Наверное, отправилась обратно в стойбище, а может быть и к ближайшему стаду щеров…

Впрочем, Элхаджу было наплевать, что там случится дальше с украденым у кочевников щером. Он неподвижно стоял, разглядывая потемневший ноздреватый снег под ногами и пытался сообразить, что делать дальше.

– Какой идиот! – наконец вынес Элхадж себе вердикт и отшвырнул кожаный ремешок.

Мучительно было думаь о том, что, соберись он вечером с силами и расседлай щера, все было бы иначе… А так – зеленокожая тварь соизволила удрать вместе с седлом, с притороченной к нему сумкой, где Элхадж держал остатки снеди, а заодно и с луком и стрелами. Остался, правда, большой нож, который Элхадж сунул за пояс; но много ли пропитания добудешь с ним посреди совершенно голой степи?

Синх вернулся к месту ночлега и уселся на кусок шкуры, которая вот уже несколько ночей служила ему постелью. Огня не разводил – и не из чего, и незачем; одинокий костерок слишком хорошо виден в темной степи. Мерз всю ночь, задремал только под утро, надеялся еще за два-три дня добраться до Диких земель…

Элхадж поймал себя на том, что бессмысленно хихикает. Не было больше щера, не было больше еды – даже тех скудных запасов, которые он прихватил из стойбища кочевников. А это означало, что только чрезвычайное везение может довести его до Храма.

– Помоги мне, – по привычке прошептал синх. А потом только покачал головой: нет, Она не поможет. Мать синхов сама ждет помощи, сама закована в цепи…

И внезапно для себя самого Элхадж пожалел о том, что нет рядом Дар-Теена. Да и жив ли этот ийлур? В последнем Элхадж глубоко сомневался.

«И что толку, что я сижу и раздумываю над тем, чего нет?» – он решительно поднялся, свернул валиком шкуру и, водрузив ее на плечо, пошел вперед.

«Теперь мне уж точно не на кого рассчитывать, кроме как на самого себя», – продолжил синх, бодро топча мокрый снег, – «и я дойду до Диких земель, обязательно дойду».

И, чтобы разогнать застывшую тишину, громко сказал:

– Жаль только, что со мной нет семян золотых роз, которые нес этот сумасбродный ийлур. Я бы мог посадить их у Храма, чтобы цветы Шейниры вновь вернулись в Эртинойс. А уж когда вернется сама богиня…

Так он шел весь день, недолго передохнув только когда солнце повисло в зените. Мурлыкал под нос простенькие мотивы, чтобы заглушить голодное урчание желудка, и старался думать о том времени, когда Шейнира будет пребывать в Эртинойсе, и все ее дети смогут воззвать к ней в молитве. Мечтал о том, что тогда он, Элхадж, станет во главе Храма, и Шейнире будут приноситься обильные жертвы, и тогда народ синхов перестанет быть беззащитным, и каждый получит по заслугам.

А когда село солнце, Элхадж выбрал клочок земли, свободной от снега, разостлал шкуру и улегся на нее, подтянув колени к груди. Куртка с плеча Тхо-Ра кое-как согревала; ступни Элхадж прикрыл краем шкуры – и почувствовал себя почти уютно. Жаль только, голод давал о себе знать, но синх убедил себя, что это продлится недолго. Еще метхе Саон говорил, что чувство голода терзает только первые дни, потом оно уходит… Правда, вместе с ним уходят и силы.

«Значит, мне нужно добраться до Диких земель до того, как я упаду», – подумал Элхадж, зевая. А потом сон скомкал и небо, и холмы.

И снова он поднимался по малахитовым ступеням. Наверх, на самый верх главной башни Храма. Туда, где спрятался Отступник…

– Разве ты не понимаешь? – кожа на лице старика морщилась, словно печеное яблоко, – Ожерелье Проклятых душ… Оно и без того слишком полно. Ты думаешь, что поступаешь правильно, но это не так. И сила в твоих руках – чем она куплена, если не кровью?

Слова опутывали сознание, липли паутиной к коже, и стоило немалых усилий стряхнуть, прогнать ощущение того, что старик прав.

– Ты предал всех синхов, старик, и уже только за это тебя следует убивать долго.

– Но синхи могли бы жить и без Шейниры, – пролепетал Отступник, – о, если бы ты мог понять! Если бы…

Он хотел сказать еще что-то, но уже не успел. Тщедушное, высушенное годами тело медленно осыпалось прахом и оседало на малахитовых плитах пола. Сперва руки, затем – плечи… И так до самой головы, которая осталась висеть в воздухе, словно кто-то невидимые придерживал ее.

– Не понимаешь, – беззвучно прошептали морщинистые губы, – не понимаешь.

И Отступник перестал существовать.

На следующий день Элхадж предпринял попытку раздобыть себе хоть какое-то пропитание. Вспоминая уроки метхе Саона, он разрыл снег, выкопал знакомые корешки и, очистив их от земли, съел. Желудок разочарованно булькнул, принимая в себя столь скудное подношение, и болезненно сжался, требуя продолжения. Следующая порция кореньев с первыми нежными листочками лишь еще больше раздразнила аппетит. Горчащие, жесткие, они ничуть не утоляли голод – только служили ехидным напоминанием о том, что бывает и обычная пища. Что-нибудь вроде наваристой каши с кусочками сала…

Элхадж поднялся, отряхнул руки и зашагал дальше, отгоняя призрак котелка с варящимся мясом.

«Корни суть пища мерзкая», – шепелявил старый метхе, – «но некоторое время не даст умереть с голоду».

– Я бы предпочел нечто более сытное, – вздохнул Элхадж, – хотя бы грибы…

Но в степи не было и грибов, а потому приходилось довольствоваться корешками.

Так Элхадж шел, и шел, и ему казалось, что идет он довольно быстро, но на самом деле усталость брала свое. В итоге за весь день синх прошел куда меньше, чем за предыдущий; все повторялось – ведь точно также он брел когда-то по заснеженному лесу, а затем, чуть позже, и за бодро вышагивающим Дар-Тееном. Хорошо еще, что зима уходила из Эртинойса, да к дыханию весны примешивалось тепло неблизких пока что Диких земель.