Притяжение, будь рядом, когда я умру (СИ) - Мальцева Виктория Валентиновна - Страница 3

Из-за вставшего переезда дорога была свободна почти до самой больницы, и, уже подъезжая к ней, Ива объехала стоявшие на светофоре машины по тротуару. Она не обращала внимания на крики водителей и пешеходов – в её ушах дор сих пор гудел утробный рык паровоза, перед носом которого она проскочила на своей небесно-голубой с перламутровым отливом Тесле.

Ива выскочила из машины, не глуша двигатель, не заботясь о брошенной настежь двери, влетела в приёмный покой скорой помощи и буквально из последних сил прохрипела:

– В моей машине умирает человек! Автокатастрофа! Носилки, срочно! Вызовите три машины скорой помощи на пятое шоссе, второй съезд на второстепенную… неподалёку от Лантернс… жилой комплекс… не доезжая… там на обочине всё увидят!

Глава 2. Эва

7 лет назад

Мэтт стоял, прижавшись лбом к холодному кафелю душевой и старался концентрироваться на собственном дыхании, а точнее на том, как медленно но верно оно успокаивается и приходит в норму. Открыв глаза и обнаружив на стене следы собственной спермы, он поморщился и направил на неё струи воды, льющейся до этого момента на его спину.

За всю его не короткую, но и не такую уж долгую жизнь, это был её наихудший период. Так паршиво, как сейчас, он ещё никогда себя не чувствовал.

Впрочем, душ помог если не поднять настроение, то хотя бы частично снять напряжение, которое, собственно, он сам же себе и обеспечивал.

Слегка обтерев бёдра полотенцем, но, по своему обыкновению, не вытираясь насухо, он натянул домашние штаны и направился на кухню, чтобы приготовить себе чашечку хорошего эспрессо. Однако уже на лестнице, ведущей в холл, до его слуха донеслись голоса – у матери, очевидно, были гости. Ещё пару секунд спустя он нахмурился, поскольку голос материнской подруги был ему хорошо знаком.

– … да-да! Это точно так. Взять хотя бы с десяток лет назад, да никогда такого не было! А теперь – сплошь и рядом. Да что далеко ходить, Иву Джонсон ты ведь хорошо знаешь?

Как только прозвучало имя, Мэтт застыл за полшага до дверного проёма, ведущего из холла в столовую.

– Да, конечно, – ответила мать. – Это же моя любимая девочка, соседка наша. Маттео всегда называл её Эвой, и всё сокрушался, что только англичане могли так исковеркать имя первой женщины! Их дом чуть пониже на нашей улице. Ах как жаль, что их дороги с Маттео разошлись… Они ведь очень дружили в детстве, да и в школе как минимум пару раз пересекались… кажется, в четвёртом классе попали в одно подразделение, и в старших совпадали по каким-то предметам… биология, кажется, и математика. Маттео тогда ещё никак не мог определиться с будущим – брал всё подряд, – весело усмехнулась она.

– Маттео… – медово протянула Жозефина.

– Так что там с Ивой? – снова подняла тему мать.

– Да всё то же. Такая ладная вся, как ни придёт ко мне, я ей каждый раз говорю: «Твою овуляцию, дорогуша, можно студентам в институте демонстрировать как наглядное пособие». Сейчас, когда у четверых из пяти какая-нибудь патология, а эндометриоз – это прямо уже вариант нормы, такие, как Ива, на вес золота – девочка, созданная для материнства. Ты не поверишь, Шанель, но проблема, с которой она ко мне обратилась, говорит только об одном – её тело просит о беременности, вот прямо требует. Я ей так и сказала: «Тебе беременеть нужно, а ты всё ещё с плевой!» Где это видано, чтобы в двадцать пять девица не знала ни одного мужика? Что это такое? Куда катится этот мир? Куда смотрит правительство? Они что себе думают? Заткнут иммигрантами все эти дыры? Ну так и что нас ждёт лет через тридцать? И сплошь и рядом такая ситуация, сплошь и рядом.

Дом на несколько коротких мгновений погрузился в тишину. Казалось, даже он приуныл от нерадужных перспектив деторождения. Наконец, послышался несколько задумчивый голос матери:

– Мда… Двадцать пять лет… Такая девочка… и до сих пор не знает мужской ласки.

Жозефина и Шанель были подругами с юности, ещё с институтских времён. Будучи по природе своей совершенно разными, но в чём-то и схожими, и специализации они выбрали в том же духе: Жозефина стала гинекологом, а Шанель сексологом. Как и в юности, обсуждая одну проблему, каждая из них видела её в своём собственном ракурсе.

– Жаль, что сексолог не входит в число обязательных к посещению специалистов… – с досадой добавила мать.

– Да бог с тобой! – воскликнула Жозефина. – У девочки для твоих приёмов и показаний-то нет, и неизвестно будут ли. Я ж о чём тебе толкую: если дело так и дальше пойдёт, ты и вовсе останешься без работы. Семидесятые и свободный секс остались далеко в прошлом, теперь учёба, работа и кредиты не оставляют молодёжи времени на встречи и здоровое общение – только вебчаты одни и взрывные продажи вибраторов.

Мэтт снова поморщился. Слушать дальше он был не в состоянии.

– Сынок! – при виде его мать тут же воспряла духом. – Уже проснулся?

Мэтт покосился на часы – почти полдень. Так долго спать он не привык – бурлящая и кипящая вплоть до последнего времени жизнь почти не оставляла ему времени на сон, он, скорее, привык недосыпать и чувствовать себя при этом живее всех живых. Теперь же его раздражало абсолютно всё: и это пребывание в материнском доме, и гостья со своими гаденькими разговорами о людях, с которыми он был знаком и о которых не желал бы знать такие интимные вещи, как наличие или отсутствие девственной плевы и качество овуляции, и даже то, что проспал, как последний неудачник, половину светового дня.

Взгляд Жозефины скользнул по его плечам, коснулся груди, глаза хищно сощурились. Он тут же пожалел, что не соблаговолил натянуть футболку – мать ни разу в жизни не упрекнула его в том, что он неподобающе одет. Да она вообще мало в чём его упрекала, в результате чего Мэтт вышел во взрослую жизнь без единого комплекса. Даже отсутствие отца почти не нанесло ему никакого урона.

– Маттео! – елейно протянула Жозефина, в мгновение забыв о негодовании, вызванном в ней всем предшествующим разговором. – Как же я рада тебя видеть!

Он ни секунды в этом не сомневался.

– Я тоже, – буркнул Мэтт и подошел к кухонному островку.

– Сынок, – подпрыгнула мать, – хочешь кофе? Давай я приготовлю, дорогой. Присядь, поговори с Жозефиной.

– Спасибо, но нет. Кофе сделаю сам.

Помимо всех прочих своих бесчисленных достоинств, Шанель была ещё и тактичной женщиной – она не стала уговаривать сына дальше.

– Боже, Маттео… каким же ты стал! Так возмужал… за те сто лет, что я тебя не видела, – вздохнув, добавила Жозефина.

В её голосе появились тоскливые нотки сожалений.

В отличие от своей пациентки Ивы, Жозефина была истинным продуктом своей эпохи и имела за плечами обширный практический опыт в общении с мужчинами. Начала она рано и прекращать не планировала до самой смерти. Мужчины, сколько бы лет им ни было, всегда чувствуют настроенных на секс женщин, вот и Мэтт отчётливо помнил свои ощущения в четырнадцать, пятнадцать, шестнадцать, семнадцать лет – вплоть до его отъезда в колледж, когда Жозефина заглядывала к ним в гости и не спускала с него глаз. Она вполне могла бы стать его первой женщиной, если бы не одно «но»: Мэтт был переборчив. Пожалуй, его переборчивости могли бы позавидовать даже английские принцы.

– Маттео, дорогой, – внезапно оживилась Жозефина. – Мама сказала, что ты временно остановился у неё. Что же тебя привело сюда? Что заставило такого взрослого мужчину отказаться от всех прекрасных барышень, путешествий, вечеринок, удовольствий, и осесть в отчем доме?

– Просто захотелось, – вяло отозвался Мэтт.

– Невероятно! – выдохнула Жозефина. – Но это скорее заслуга матери… Шанель, плюс твою карму! Зрелый и успешный сын из всех благ мира сознательно выбирает твоё крыло!

Маттео довольно энергично кивнул – он был согласен. С матерью у него действительно были ну просто идеальные отношения, даже невзирая на диаметрально противоположные характеры. И это действительно была заслуга скорее Шанель, чем его.