1941. Друид. Второй шанс (СИ) - Агишев Руслан - Страница 44

Хмыкнув, опустился на корточки. Ему вдруг показалось, что он что-то необычное на брюшке зверька разглядел. И точно…

— Хм…

На бобриной шее, прячась в густом меху, прятался небольшой металлический предмет. Латунь в свете уличного фонаря сверкнула, так бы не заметил.

— Патрон, что ли?

Похоже, у животного на шее висел крупнокалиберный патрон с деревянной пробкой вместо пули. Мысль о взрывчатке, конечно, мелькнула у него в этот момент, но он сразу же её отмел.

— Послание, скорее всего, какое-то…

Почувствовав человеческие пальцы, зверёк тут же о них доверчиво потерся. Даже вроде то ли фыркнул, то мурлыкнул при этом.

— Хм, даже волнительно как-то.

С удивлением ощутил внутри себя какое-то детское, уже давно забытое, чувство, с которым давным-давно ждал подарка или поездки с отцом на рынок. Это было сладостной предвкушение тайны, хорошего и доброго.

Не удержавшись, широко улыбнулся. Ну, сейчас он все узнаёт.

— Так… Крепко пробка сидит…

Наконец, затылка поддалась его усилиям и выскочила из патрона. Следом оттуда выпала и записка. Значит, он оказался совершенно прав — в патроне было сообщение. Осталось лишь узнать от кого и почему его доставили именно таким причудливым способом.

— Женский, кажется, подчерк…

Дальше Сталин уже читал написанное карандашом. Затих так, что со статуей спутать можно.

И надо совершенно точно сказать, что сейчас от его благодушия не осталось и следа. Он постепенно приходил в ярость.

— Неужели правда? Они что, суки, совсем страх потеряли? — листок в его руке с Христос превратился в бесформенный комок бумаги. — Да я им…

Про эту девчонку, Зою Космодемьянскую, ещё в газете писали — про подвиг её отряда, про её личное мужество, а они её под арест⁈ Ещё более дико в письме звучали слово про нежелание принимать действия по спасению его сына Якова.

— Если это все правда…

Сталин вдруг резко развернулся, пугая бедного бобра, и быстро пошел в сторону дома.

О произошедшем в эту ночь потом еще долго ходили самые настоящие легенды. Телефонистки рассказывали друг другу под большим секретом, как сам Верховный по телефону днем с огнем искал какого-то простого капитана государственной безопасности из 106-го гвардейского стрелкового полка. Связавшись же, обложил его таким матом, что немногие, вообще, что-то подобное слышали.

В первые часы Зоя ещё была способна удивляться. Но последовавшие следом события оказались настолько стремительными и невероятными, что она напрочь лишилась этой способности.

Ещё только вчера вечером девушка мерзла в арестантской землянке и готовилась к трибуналу, а уже через день ее выпускал оттуда сам командир дивизии. Мало того прямо на ее глазах освободившееся место занял бледный как смерть начальник особого отдела, руки которого были скованы наручниками, а лицо жутко изукрашено багровыми синяками.

Дальше было больше. За какие-то минуты перед ней оказались новая, ещё необмятая, полевая форма с настоящими хромовыми сапогами, белоснежный полушубок с укороченным по моде низом и тёплой меховой шапкой. А на свертке с одеждой, о чудо, красовалась пушистые кроличьи варежки, о которых она когда-то мечтала!

Едва Зоя оказалась одета, обута, накормлена и напоена, как ее тут же посадили в жарко накопленный автомобиль и с ветерком домчали до ближайшей станции. Там ее уже ждал стоящий под парами локомотив с парой настоящих купейных вагонов ещё царской постройки и почти сотня взмыленных, несмотря на мороз, бойцов и командиров государственной безопасности, оказавшихся ее охраной. Удивительно, но так, как ее, даже комдива не охраняли.

И вот, когда удивляться она уже больше не могла, сопровождающий лейтенант, хмурый парень с шикарной челкой принёс ей чашку горячего ароматного чая и тихо произнёс:

— Ни о чем не беспокойтесь, товарищ Космодемьянская. Товарищ Сталин приказал, чтобы с вас и волос не упал. Целый гвардейский полк с усилением для вашего сопровождения выделили…

У девушки от этих слов все внутри аж затрепетало. Получалось, ее письмо дошло до адресата, и товарищ Сталин прочитал то, что она написала. Ах, милый, милый бобер, он все же сумел это сделать.

— Вам это… бутерброд сделать? — парень все еще стоял рядом. Причем делал такой вид, словно готов был ее защитить от всех опасностей сразу. — С колбасой, а?

Она, все еще находясь под впечатлением от услышанного, медленно качнула головой. Какой еще бутерброд, если скоро встретиться с самим товарищемСталиным!

— Мне же ему столько всего надо рассказать… — тихо-тихо, одними губами прошептала она. — Он же столько всего еще не знает.

И едва за лейтенантом, закрылась дверь купе, как Зоя тут же вытащила толстую тетрадку из сумки и пару карандашей. В песенник она записывала понравившиеся ей песни, лелея мечту, когда-нибудь их все выучить и спеть на большом концерте. Сейчас же хотела написать то, что будет рассказывать в Кремле. Слишком уж многое она знала.

-… Главное, про Гвена рассказать, — из под грифеля выходили большие аккуратные буквы, словно на уроке по чистописанию. — Он же столько всего может…

А закончила она писать уже глубоко за полночь, когда уже больше никаких сил не оставалось. Глаза слипались, и карандаш выпадал из пальцев. И в какой-то момент Зоя так и задремала прямо за столом, положив голову на тетрадь.

Утром же закончить работы ей так и не дали. Стуча колесами и выдавая пронзительные гудки, поезд прибыл на московский вокзал, где ее уже встречали.

— Товарищ Космодемьянская, прошу за мной, — прямо у вагона ей протянул руку высокий капитан с тяжелым взглядом, от которого сразу же становилось не по себе. Едва не мурашки начинали по спине ползать. — Товарищ Сталин уже справлялся о вас.

Она едва не споткнулась, услышав такое.

— Осторожнее, — ее тут же подхватили под руки с двух сторон.

Её усадили в автомобиль, из окон которого она тут же принялась глазеть на окрестности уже позабытого родного города. Со слезами на глазах узнавала только ей памятные места, где ещё школьницей проводила много времени. Мимо пролетали тёмные коробки домов, обезображенные маскировкой памятники, многочисленные цепочки противотанковых надолбов. Москва встречала их угрюмо, настороженно, словно ёж, ощетинившись стволами пушек и танков.

— Не плачь, девонька, — сидевший рядом седой, как лунь, капитан понимающе покачал головой. Видимо, решил, что она расстроилась из-за разрушившихся во время бомбежки зданий. — Не плачь. Вот прогоним фашиста, ещё лучше построим. Поверь мне, пройдет время и ты не узнаешь нашу столицу… Веришь? Краше всех городов на свете будет.

И столько в его голосе было искренней веры, что не верить в его слова было просто невозможно. Выбирая ладошкой слезы, Зоя и кивнула. Конечно, верила, знала. Закончится война, и все-все восстановят музей прежнего. Именно так все и будет, снова с убежденностью кивнула девушка.

— А вот Кремль…

Их автомобиль уже проезжал через пост, попав под прицел автоматов охраны. Вот она и оказалась в святая святых своей страны, где жил и трудился Он.

— Прошу…

Ей помогли сначала выбраться из автомобиля, а затем снять верхнюю одежду. Дали несколько минут, чтобы привести себя в порядок. И лишь после этого повели дальше.

Только на первых же ступеньках широкой мраморной лестницы Зое сделалось дурно. Не вцепившись в перила, точно бы упала. Слишком уж разволновалась, оказавшись здесь. Стало жарко, дышалось с трудом.

— Не волнуйтесь, товарищ Космодемьянская. Вы же боец. Фашистов не испугались, а здесь все свои, — рядом вновь оказался ее сопровождающий. — Все будет хорошо. Обязательно будет хорошо.

Зоя расстегнула воротничок, задышав глубже. И сразу же чуть полегчало.

— Вот и пришли, — у неприметных дверей капитан остановился, пропуская девушку вперёд.

Затаив дыхание, она коснулась потертой бронзовой ручки. Дернула на себя и оказалась внутри.