Непреднамеренное отцовство - Малиновская Маша - Страница 2

Я в тот момент почему-то растерялась. Не собиралась врать про отца-героя, погибшего где-нибудь на войне или при исполнении. И, конечно, не думала обещать несбыточное, что его папа просто уехал и скоро вернётся. Зачем ребёнку пустые надежды?

Поэтому просто объяснила Ромке, что семьи бывают разные, и наша состоит из двух людей: его и меня.

Рома тогда кивнул, но я чувствовала, что в нём зародилось зерно непонимания. А скорее некоего желания, чтобы у него появился папа.

– Садись, зайчик, нам ещё в магазин заехать нужно.

Я помогла ему забраться в детское автокресло, пристегнула и проверила ремни, дала сушку, потому что Ромку стало укачивать в машине и нужно было что-то грызть. Потом села за руль.

Внутри всё ещё клокотала обида за ребёнка. За то, что другие родители не учат своих детей тому, что у всех бывает по-разному и это нормально.

Ромкин отец нас не бросал. Он вообще понятия не имеет, что у него есть такой сын Рома. И это было моё решение.

Когда-то у меня был любимый человек, планы на жизнь, семью, детей. Я училась на третьем курсе института, на моём безымянном пальце появилось помолвочное колечко.

А потом всё рухнуло. Разбилось на осколки, напоровшись на предательство любимого человека. Точнее двух любимых людей.

Моя сестра оказалась беременна от моего жениха.

Это было так больно, так сильно изодрало мою душу на лоскуты, что я приняла для себя решение, что отныне моей семьёй может быть только ребёнок. Человек, который будет любить меня искренне и безусловно, который не будет способен на предательство.

А я буду так же любить его. Отдам всё своё тепло, ласку, смогу раскрыть душу и не бояться удара.

Но была одна проблема: этого ребёнка нужно было родить. От кого-то. А на отношения у меня было дикое отторжение.

Вопрос с донором меня пугал. Это было дорого, да и рожать от того, кого никогда не видела, было страшновато.

Я тогда как раз перевелась на заочное и устроилась в «ГеоГорИнвест» на стажировку. И это была огромная удача, потому что так просто в холдинг было не попасть. Подсобила моя преподавательница по финансам, которая мне симпатизировала.

Там как раз были кадровые перестановки, и меня поставили на замену на неделю-две в помощницы секретарше генерального.

И вот я решила, что новый босс отлично подойдёт для роли биологического отца для моего ребёнка. Он был из тех, кому ни дети, ни семья абсолютно не нужны, значит, проблем бы не возникло.

– Мама, а ты купишь мне мягкий пластилин? Мне нужен зелёный, чтобы доделать танк, который мы в садике лепили. На пушку не хватило. Это подарки папам на двадцать третье февраля.

В груди снова появляется царапающее чувство. И я малодушно не комментирую его слова.

– Конечно, малыш, какой тебе нужен, такой и купим.

– Я танк сделаю, а когда папа появится – подарю.

Надо будет поговорить с ним. Как-то ещё раз мягко объяснить, что не нужно ждать. Я подумаю, когда и как лучше это сделать.

Мы заезжаем в супермаркет, покупаем продукты на ужин, бутылку молока и яйца для омлета на завтрак. Яблочный сок в коробочке, который Ромка очень любит, и упаковку воздушного пластилина.

Когда подъезжаем к дому, я вижу, что моё парковочное место заняла чья-то здоровенная чёрная бэха. Интересно, что за персонаж на такой тачке у нас тут появился?

Но ещё интереснее, куда мне теперь приткнуть свой солярис.

Паркуюсь на свободное место, где обычно свою машину ставит сосед с шестого этажа. Он, вроде бы, только поздно вечером должен приехать, перепаркую тогда позже.

Я выхожу из машины, вытаскиваю Рому и пакет с продуктами.

– Ну-ка пойдём, малыш, – замечаю, что возле бэхи стоит какой-то мужик, модный весь, в костюме.

– Извините, пожалуйста, – обращаюсь к мужчине, который стоит спиной и, кажется, что-то печатает в телефоне. – Не могли бы вы переставить машину на гостевую парковку, тут обычно…

Я давлюсь остатком фразы, когда он поворачивается и уставляется на меня своими хищными тёмными глазами. Буквально впивается в лицо, словно клешнями.

И мне вдруг хочется схватить Ромку и убежать, захлопнув двери и закрыв их на все замки.

Потому что это никто иной, как его отец.

– Узнала меня, – не спрашивает, а утверждает Нажинский.

А мне хочется сделать вид, что впервые вижу его, что он ошибся, обознался. Да только не имеет смысла это. Вряд ли он просто так развернётся, сядет в свою крутую бэху и укатит обратно в Москву, если уж припёрся с определённой целью.

А о цели этой мне даже думать не хочется.

Неужели он как-то узнал? Но как? Я ни одной живой душе не говорила.

– Здравствуйте, Ярослав Юрьевич, – холодно ему улыбаюсь. – Не ожидала вас тут увидеть. По делу в городе или в гости?

– Не делай вид, что не понимаешь, почему я здесь.

Его взгляд пронизывает насквозь. Чувствую, как от страха и этого ледяного взгляда по плечам ползут неприятные мурашки. В желудке появляется ощущение каменной тяжести.

– А вы кто? – спрашивает Рома, сжимая крепче мою ладонь.

Желание спрятать его, закрыть собой, чтобы этот жуткий взгляд незваного гостя даже не коснулся чистоты и наивности моего сына.

Но поздно. Нажинский опускает глаза и отвечает мальчику то, что повергает меня в состояние шока.

– Я твой отец, мальчик.

Господи, ну зачем? Ещё и когда Рома так озабочен этой темой. Мы же ему явно не нужны, с чего бы вдруг ему понадобилось приезжать? Ну скажет он ребёнку да уедет, а я потом что буду делать?

Ромины глазки вспыхивают. Он вздрагивает и на секунду торопеет. На маленьком личике за мгновения пробегает целый спектр эмоций.

Потом вдруг Рома дёрнувшись, резко отмирает, стаскивает с плеч свой рюкзачок. Расстегнув его, он достаёт очень-очень аккуратно картонную коробочку, а уже из неё извлекает пластилиновый танк.

– Это тебе, – протягивает Нажинскому, который смотрит на всё это с таким видом, будто его это напрягает. Вопрос: зачем тогда припёрся? – Только у меня не хватило пластилина, чтобы пушку сделать. Но мы с мамой уже купили. Я хотел дома доделать, но тогда тебе придётся ждать.

– Что за бред вы несёте? – возмущённо говорю мужчине. – Кто шутит с детьми о таком?!

– Вот и посмотрим, бред или нет, – отвечает Нажинский, а потом обращается к Ромке, показывая пальцем на коробку с соком. – Ты уже допил сок?

– Да. Ты тоже хочешь пить?

– Нет, я выброшу твою коробку.

Рома отдаёт Нажинскому свою коробочку из-под сока, и я только тогда понимаю, зачем тому она понадобилась. Он выбрасывает коробку, а трубочку вытаскивает и кладёт в небольшой пакетик и в карман.

Тест ДНК.

– Не знаю, что вам нужно и зачем вы приехали, – говорю сердито, стараясь скрыть в голосе дрожь. – Но лучше уезжайте обратно.

– Я приехал за сыном.

– Даже если и так, мы никуда отсюда уезжать не хотим.

– А я не говорю о вас, – он выделяет последнее слово. – Тебе быть в комплекте вовсе необязательно.

И вот тут я чувствую, будто меня ударили. Вот так взяли и с размаху влепили затрещину.

– Знаете что, – говорю с дрожью в голосе от злости, – только посмейте. Вы к ребёнку отношения никакого не имеете.

– Тише, девочка. Тебя никто спрашивать не будет, как не спрашивала ты, – он даже не шелохнулся и не поднял голос, но его слова действуют на меня хуже, чем если бы он схватил меня за горло. – Вот выясню окончательно, имею или нет отношение к мальчику, тогда и разговор будет совсем другим.

Я хватаю Ромку, который чуть отошёл и собирал каштаны в траве, за руку и, не оглядываясь, быстрым шагом иду в подъезд. Знаю, что Нажинский за мной не гонится, но ощущение именно такое.

За мной гонятся его угрозы и обещания.

Поднявшись на лифте на свой этаж, я спешно захожу в квартиру и затаскиваю удивлённого Рому, захлопываю двери и запираю на все замки. Дыхание рвётся, в груди тяжело, а в ногах такая слабость, что кажется, будто они сейчас подкосятся.