Изгнанница на проклятом отборе, или Второй шанс для истинных - Корр Кристина - Страница 3

– И дикого зверья полно, – нахмурилась женщина, нехотя садясь на табурет. Не любила она, когда я ей волосы в порядок привожу, а мне нравилось. Сильные, здоровые, густые… С такими возиться одно удовольствие.

– Вот сколько хожу – ни одной кошки не встретила. Только зайцы бегают. А до того тощие… даже похлёбку с них не сваришь, – улыбнулась я, беря гребень. – Лисы иногда встречаются, а змеи… змеи – это хорошо, их кожа и яд сильно ценятся. Жаль редко поймать удаётся…

Марта вздохнула.

– Я тебе к зиме подарок готовлю. Скопила вот… Хочу инструментик прикупить, но не знаю, какой лучше. Ты мне подскажи немного. Сейчас столько видов фортепиано развелось, мастеров немерено, как собак диких.

Я замерла, отложила гребень, гулко сглотнув вязкую слюну, которой наполнился рот. Внутри завозилась тревога, к горлу подкатила тошнота…

– Да зачем мне инструмент? – отозвалась, как можно небрежнее. – Я уже и музицировать разучилась, нот не помню…

Я лгала. Помнила. И ноты, и этюды, и сложные сонаты. Играла во снах и грезила наяву. Часто напевала любимые мелодии себе под нос, когда оставалась одна. В горах, в лесу, на речке за стиркой белья или, когда сети снимать ходила…

– Аяна… дочка… – обернулась Марта. – Ну, не лукавь. Не лукавь. Меня обмануть несложно, но себя-то зачем обманывать? Благородную кровь не скроешь, она всегда даёт о себе знать…

Я закусила до боли губу, развернула голову женщины обратно к зеркалу, взяла с трюмо шёлковые ленты.

– У нас и места-то нет, – произнесла бесстрастно. – И для кого играть, сами подумайте? Для мышей?

– А хоть бы и для мышей, – не сдавалась великовозрастная упрямица. – А может, и для себя. Я же вижу.

– Что вы видите, уважаемая? – насмешливо отозвалась я, ловко плетя толстую косу. – Вас зрение давно уж подводит, вы порой перед собственным носом ничего не видите.

– Вот дерзкая девчонка! – шуточно рассердилась она, шлепнула меня по руке, качнув головой. – Мне не нужны глаза, чтобы видеть, как ты страдаешь. Как зачитываешься до глубокой ночи, как что-то всё пишешь, чтобы только буквы не забыть. Ты не создана для такой убогой жизни… Но я-то свою судьбу сама выбрала, а ты…

– И я сама, – вымолвила жёстко. Сердце подскочило в груди, забилось загнанной птицей. – Вы же не хотите меня прогнать?

– Бог с тобой, болезная! – воскликнула женщина, подскочив на месте. – Где я такую помощницу сыщу? Ты же мне, как дочь родная стала, а дочерей не выгоняют.

– Выгоняют, Марта, – невесело усмехнулась я. – Ещё как выгоняют. Я-то знаю…

Закончив с причёской, я усадила женщину за стол, разложила по плошкам кашу… Налила молока. И осторожно увела тему в другое русло. К грядкам, которые почти высохли несмотря на то, сколько я их поливаю, к вредителям, что пожрали салат и ягоды…

Как бы я не старалась стереть прошлое из памяти, каждый раз я претерпевала полное поражение. Оно так сильно въелось в разум, в моё подсознание, в сердце… ничем не вытравить. А я ведь старалась, но каждый раз будто получала удар под дых. Задыхалась.

Моя жизнь разделилась на «до» и «после», и я поверить не могла, что вообще, когда-то была княжной Аяной Вандерлит – любимой дочерью великого князя. Смешно просто…

До злополучного дня – я верила, что меня действительно любят. У меня было всё. Образование. Наряды по последней столичной моде, драгоценные гарнитуры, завидные женихи. Я блистала на балу дебютанток, и отец с матерью всегда тепло ко мне относились, не скупились даже на ласку. И потому, я так наивно надеялась, что мой поступок всё же поймут.

Не поняли… Я впервые увидела отца таким… Таким яростно-ненавидящим собственную дочь. Как не зашиб только… Вроде, мать уберегла. Старшая сестра вмешалась. Но даже они… смотрели на меня с таким выражением, словно я прокажённая.

Я накликала позор на свой род, обрекла их на жизнь в немилости у шаарданов, лишила отца земель, обещанных драконом, алмазных шахт… И была изгнана. Потому что общество того желало, потому что отец хотел отмыться от «грязи», очистить своё доброе имя.

Я отказалась от щедрого «подарка» Морены, проведя ритуал, а в итоге отреклись от меня. Предпочли забыть о моём существовании, бросили на смерть, но я выжила. Надо же… кажется, это моё призвание – делать всё назло.

Правда, не попадись мне Марта… я бы точно померла. Ужасной, голодной смертью…

Собрала грязную посуду, составила в корыто, поставила греться воду. Марта собиралась в город, но прежде чем уйти, она всегда разговаривала с портретом своего сына. Он погиб, не дожив до двадцати пяти.

Молодой, амбициозный, будущий имперский дознаватель, перешедший дорогу шайке разбойников. Марта любила сына. Долго оплакивала, а потом… продала имение, купила небольшой домик на окраине деревеньки, а оставшиеся деньги раздала приютам. Так и жила с того дня, пока не повстречала меня. Грязную, голодную оборванку, скитающуюся по округе города, в которой уже мало кто узнавал когда-то известную всем княжну…

– Пора, – произнесла, подавая Марте платок, чтобы голову не напекло.

– Береги себя, девонька, сильно не переутомляйся, – напутствовала она, повязывая платок.

– Не буду, – пообещала я и вдруг громко охнула от внезапной резкой боли в предплечье.

В том самом месте, где красовался безобразный ожог – след от метки истинной…

Ожог служил уродливым напоминанием о том дне, когда я посмела отказаться от «подарка» Морены. Богиня хотела, чтобы люди знали в лицо мерзавку. Чтобы я никогда не смогла больше носить открытые платья…

За столько лет я перестала вспоминать о нём, о той боли, что испытала в ту злосчастную ночь. Так почему я испытываю это вновь? Неужели… Морена решила наказать меня вновь?

Я в ужасе и растерянности взирала на Марту, крепко прижимая ладонь к тому месту, что горело огнём. Боялась увидеть метку вновь.

– Ох, дочка… – охнула женщина, бережно обнимая меня. – Ты дыши, милая, дыши. Больно, да? Давай осторожно посмотрим… – её голос успокаивал.

Марта хорошо была осведомлена: у меня не было от моей спасительницы секретов. Наоборот, я с неким садистским удовольствием рассказала, что отказалась от навязанной истинности. То ли я тогда гордилась своим поступком, то ли хотела услышать от чужого человека, что совершила ошибку.

Позже… прокручивая в голове все события, беспристрастно оценивая своё и шаардана поведение… я начала сомневаться. Наверное, я могла бы наступить на горло своей гордости. Ради семьи. Ради людей, что заботились обо мне. Я поступила эгоистично, думая лишь о собственной эфемерной свободе. Но мне хотелось истинной любви, а не навязанной, не принуждения. И то, что я появилась на свет – не моя прихоть, то, что родители вырастили меня – не сделало меня их собственностью, не давало им права распоряжаться моей жизнью по своему разумению.

Я могла пойти на откровенный разговор с отцом… Тысячу раз думала об этом, но всякий раз приходила к выводу, что меня не стали бы слушать. Как только у меня появилась метка истинности – я перестала быть любимой дочерью, превратилась в его глазах в товар, который можно очень выгодно продать. Мне было больно это осознавать, душа рвалась на куски, но я приняла это и смирилась.

Разве я мало страдала? Что вздорной Богини понадобилось от меня вновь? Я заплатила за свой поступок сполна, так неужели нельзя оставить меня доживать дни в глуши и нищете?.. я ведь никому не мешаю…

– Давай, родная… – прошептала Марта, ласково касаясь моей руки. – Нет смысла откладывать неизбежное.

Я глубоко вдохнула, убрала ладонь и опустила рукав, чтобы обнажить плечо, благо широкий ворот позволял.

… на коже клубилась тьма. Грязно-серая, с золотыми всполохами… Казалось, она въелась в кожу и медленно ползла под ней, словно паразит, образовывая печать. Знак проклятых драконов.

– Это не Цветок Морены, – нахмурилась Марта, поднося палец к печати.

– Лучше не трогать, – предостерегла я, осторожно убирая руку женщины.

Моё сердце на мгновение замерло, казалось совсем перестало биться. Я похолодела… Но вот удар… мощный и гулкий – и кровь быстрее побежала по венам. Меня бросило в жар.