Ожившие кошмары (сборник) (СИ) - Рязанцев Павел - Страница 46

— Точно дым!

Они оживились и стали пристально вглядываться в темноту, пытаясь отыскать источник спасительного огня. Но мешали деревья и падающий крупный снег ограничивал обзор.

— Пошли на ветер, — предложил Григорий, — дым явно оттуда.

Закрываясь руками от ветра и снежных зарядов, они побрели сквозь лес в ту сторону, откуда шёл запах дыма. Сугробы становились всё больше и больше, и всё труднее было пробиваться сквозь них.

— Может, найдём лыжи? — предложил Пётр.

— Долго. Быстрее пешком дойдём. Запах вроде усиливается.

— Мне тоже так кажется.

Продвижение было не быстрым. Ветер бил в лицо, и приходилось нагибаться, чтобы хоть как-то закрыться от снега. В некоторых местах сугробы доходили до пояса, и, чтобы пробиться сквозь них, приходилось разгребать снег руками, но запах дыма давал слабую надежду. В какой-то момент Григорий разглядел вдали трубу, торчащую из снега, из которой вырывался дым и яркие искры.

— Смотри, — указал он Петру, — похоже, там избушка.

— Очень похоже.

Не обращая внимания на снег, который залеплял глаза, и глубокие сугробы, они направились в сторону трубы, работая с удвоенной энергией, и вскоре, взмокшие от пота и мокрого снега, оказались у лесной землянки.

— Слава Богу! — Пётр чуть не плакал от радости.

Они толкнули дверь и вошли.

Внутри было светло. Григорий и Пётр рассмотрели мужчину, который ворошил кочергой в маленькой печке, и поздоровались.

— И вам здрасьте, — мужчина бросил на них короткий взгляд и снова повернулся к печке.

Похоже, его нисколько не удивило появление поздних гостей.

— Погреться пустите? Не помешаем? — Гриша присмотрелся.

Землянка была небольшая, потолок низкий, в полный рост не встанешь, поэтому ему приходилось нагибать голову. У дальней стены стояли нары, возле них пенёк, заменяющий стол, и небольшая буржуйка слева от входа — вот и весь интерьер. Возле печки сидел старик, седой, бородатый, одетый в заплатанные штаны и свитер, на ногах — валенки, возле печки сушилась телогрейка и лежал рюкзак. В землянке вкусно пахло дымом и табаком. На буржуйке закипал чайник.

— Землянка общая, проходите, не стесняйтесь, — прошамкал дед беззубым ртом, кивнув головой в сторону нар. — Чаю хотите?

Они сели поближе к печке, дед достал сухари и конфеты. Недолго почаёвничали. Покурили. Посетовали на погоду. Григорий и Пётр рассказали о своих приключениях.

Дед сочувственно поцокал языком:

— Ничего. Утром метель уляжется, отыщете свои вещи. Не пропадут.

В печке уютно потрескивали дрова, Григорий и Пётр разложили сушиться промокшую одежду, напились горячего чаю. Накатывала усталость, и рыбаков потянуло в сон. Они перебрались на нары, и Петька спросил, чтобы не занять чужого места:

— Отец, ты где ляжешь-то?

— Я устроюсь, не переживайте. Вы ложитесь где хотите, места хватит.

Они улеглись поперёк нар. Их разморило от печного тепла. Очень быстро веки сомкнулись, и два рыболова негромко захрапели.

Первым проснулся Григорий. Было ещё темно. Пётр спал, свесив ноги с «постели» и положив под голову шапку. В землянке густо пахло едой. Старик всё так же сидел возле печки и что-то кашеварил. Он заметил Григория:

— Есть будешь?

— Спасибо, — поблагодарил Гриша и пересел ближе. Он взял в руки банку с гречкой, в которой угадывалась тушёнка, и стал орудовать ложкой.

В лесу еда особенная, не сравнимая ни с чем. Пахнет дымом, морозом, деревьями…

— Как рыбалка-то? — спросил «кашевар».

— Неплохо. Окуней штук тридцать да ещё вот таких сигов с десяток, — Григорий развёл ладони, показывая размер рыб. — Позже проверим донки, может и на них что клюнуло.

— Здесь сига много. Раньше, было дело, я вёдрами рыбу домой таскал, — поделился дед приятными воспоминаниями.

Потом он посетовал, что рыбы стало меньше, городские туристы всю повылавливали сетями да электроудочками… В общем, обычное старческое ворчание.

Посидели, помолчали, в печке трещали поленья, снаружи задувала вьюга.

— Надо бы за дровами сходить, — произнёс дед.

— Я сбегаю, — Гриша поднялся.

Он вышел наружу. Метель стала ещё сильнее. Сквозь деревья он видел поверхность озера, где образовывались большие намёты. Землянку тоже понемногу заваливало, он раскидал ногами насыпавший у двери сугроб, потом достал из поленницы несколько чурок и взялся за дверную ручку, чтобы зайти внутрь, как вдруг услышал вдалеке чей-то вой. Звук был протяжный, секунды три, не больше, но Григорию стало жутко. Он подумал об оружии и посетовал, что топор и ножовка остались на озере.

— Слышал? Кто-то в лесу выл, — спросил он у деда, вываливая дрова на пол сбоку от печки.

— Волки, наверное, — дед был спокоен, — тут зверья хватает.

— На людей нападают?

— Не слышал, — старик подкинул в огонь полено. — Волки на людей боятся нападать. Вот росомаха, та может. Вы-то как это озеро нашли?

— Друг один рыбачил здесь. Он и посоветовал. Говорит, места глухие, конкурентов нет… — Григорий улыбнулся.

— Поня-ятно, — протянул дед.

Проснулся Петька. Он сел на кровати, зевнул и, натянув валенки, пошёл на «двор». Вернулся скоро, вошёл в землянку, «умывая» руки снегом:

— Задувает, однако.

— Скоро успокоится. У нас метели долго не дуют.

— А вы местный? — Петька отхлебнул предложенный чай.

— Местный. Один только и остался.

— Жили поблизости?

— И жил, и работал… Леспромхоз стоял недалеко… Раньше… А здесь деревня была большая… дворов пятьдесят… — дед говорил не торопясь, поглядывая то на огонь, то на гостей. — А что, ребята, самогонки не хотите?

— Что? У тебя и самогон есть?

— Как не быть? — дед потянул из своего рюкзака железную флягу.

Разложили закуску, пошла по кругу фляжка, потекла внутрь самогонка, качнула голову, да под гул самодельной буржуйки ещё уютнее стало в землянке и оживилась компания.

— А где ваш улов-то?

— На озере оставили. На льду.

— Не потеряете?

— Нет. Мы палку воткнули с тряпкой.

— А что сейчас с деревней? — спросил Пётр. Ему понравился дед, и он решил, что тому будет интересно повспоминать прошлое да порассказать случайным знакомым о своей жизни.

— Закончилась деревня, — вздохнул старик, — леспромхоз закрыли, работы не стало, все и разбежались. Молодёжь в города, старики — в могилу. Пустая деревня. Я один остался.

Хороша «мутная» в тёплой землянке, под нехитрую закуску и в мужской компании. Вдали от городской суеты, от наскучившей работы, семейных хлопот и повседневных забот. Вместо людской толпы — хвойный лес, вместо автомобильных газов — запах сосен, и вокруг тишина, покой и азарт рыбалки. Хороша самогонка…

— Землянку сам строил? — оглянулся по стенам Петр.

— Нет. Ещё до меня поставили. Много здесь рыбаков да охотников было.

— Хорошая землянка.

— Хорошая, — согласился дед. Поглядел в пол, видимо, вспомнив что-то, и улыбнулся. — Спасла она меня однажды, — старик обнёс всех табаком и бумажками, показывая, как свернуть самокрутки.

— Случилось что? — Гриша закурил «козью ножку».

Старик затянулся:

— Было дело. Я мало кому рассказывал. Не верит никто. Говорят, пить меньше надо. Да я бы и сам не поверил. Столько лет прошло… Я уже и сам думаю: может, почудилось что по пьяному делу, — он на секунду задумался. — А может, и нет.

Дед глотнул из фляжки, закусил куском сала и с удовольствием затянулся махоркой. Потом перебрался на нары и, поудобнее растянувшись, начал рассказ:

— Я в эту деревню после армии перебрался. Один сослуживец мой отсюда родом был, он и посоветовал. Тогда на лесоповале хорошо зарабатывали, не то что в нашем колхозе. Ну, я и поехал. Устроился в леспромхоз, потом женился на местной, дочь родили, избу поставили. В общем, всё как у людей.

Разговорился дед, видно, наскучило ему одному. Поговорить не с кем, вот и выкладывает вслух то, что в себе копил.

— Ну вот, значит. Был со мной в бригаде мужик из местных — Иван. В возрасте уже. Да только странный какой-то. Всё стороной держался, ни с кем не дружил. Самогонкой особо не баловался, не рыбак и не охотник. А у нас в деревне занятий и не было вовсе никаких. Мужики на охоту ходили или с удочками на озере сидели. А Иван всегда в доме. Жил он с бабой, Клавдией звали, не расписаны были. Она тоже всё людей сторонилась. Из дома в магазин и обратно. Никуда особо больше и не ходила. Ни подруг, ни родни. Так вдвоём век и коротали. Дом у них на самом краю стоял, возле леса.