Ожившие кошмары (сборник) (СИ) - Рязанцев Павел - Страница 26

Я пролежала в лихорадке почти два дня, то погружаясь в тяжелый липкий кошмар, то снова выныривая из него. Мелькали встревоженные лица, слышалось мерное бормотание молитвы, пахло травами, а в горле было сухо и горько.

На третий день кошмары, наконец, отступили. Тело больше не горело от жара, хотя было еще раздражающе слабым и шатким. Когда я встала, ноги тряслись, а комната в глазах качалась и плыла, но я упорно заставляла себя двигаться.

Я помнила ту ночь четко и ясно. Каждый шорох, каждый стук, каждый порыв ветра. Они возвращались ко мне во снах. Вот только в них я так и стояла на краю тропинки, ощущая скользящее движение за своей спиной, чье-то дыхание на затылке и неразборчивый шепот в ушах, напоминающий шуршание листвы. Я не могла повернуться или убежать. Мои ноги обвивали древесные корни, и стоило хоть немного пошевелиться, как они стискивали меня крепче.

Но был и еще один сон. Странный и уплывающий, как далекое воспоминание. Мне тоже виделся лес, вот только в лицо светило яркое солнце, тепло проливалось на плечи и шею, а рядом раздавался звонкий смех девушек. Я смотрела в гущу леса, в его сомкнутые ветви и затемненные уголочки и… Сон обрывался, не давая ничего разглядеть. Но что-то было там, среди деревьев, но мне никак не удавалось его… вспомнить. Этот день мне был знаком. Такой же обычный и похожий на все дни в пансионе. Вот только… Что-то обеспокоило меня в тот день, притянуло взгляд, но воспоминания разбегались, не давая ни одной подсказки.

И теперь, поднявшись с постели и вновь разглядывая из окна густеющий лес, я думала: «А что если Рина тоже заметила что-то в тот день? Что если ей удалось вспомнить? И что если она поплатилась за это?»

Меня не выпускали из комнаты до самого вечера. Мой рассказ о той ночи довел наставницу Доррис до глубокого обморока, а мадам Бернадин — до иступленной ярости. Она ни на грош не поверила моим словам и решила, что мы просто две маленькие дурочки, которые пытались сбежать из пансиона. И как только уверилась, что я вполне могу держаться на ногах, то тут же отхлестала меня палкой.

После ужина она нарочно собрала всех в общей зале, пригласив туда и слуг, и отца Генри, и, прочитав длинную поучительную проповедь, принялась бить меня со всей силы. Никто и не подумал остановить ее. И я мрачно оглядывала всех собравшихся, крепко стискивая зубы и стараясь сдержать стоны боли. Это нечестно! Я не заслужила такого наказания, почему никто не скажет ей об этом?

Она успокоилась, лишь когда на одежде показались алые пятна, довольно кивнула и велела мне стоять на месте до самого утра. Клянусь, в тот момент я жалела, что лесной дух не забрал ее вместо Рины.

Девушки расходились, некоторые даже осмелились бросить на меня сочувственные взгляды. Конечно же, они не могли мне помочь. Но я все равно горела от злости. Слуги тушили свечи, и темнота выползала из уголков комнаты и растекалась по стенам и полу, пробиралась к моим ступням и поднималась все выше и выше, до самого горла, словно хотела утопить.

Последним из комнаты выходил отец Генри, унося с собой одинокую горящую свечу. Я бросила на него обиженный взгляд и процедила сквозь зубы:

— Зачем вы оболгали и опозорили меня?

Он замер и медленно повернулся, округляя глаза:

— О чем ты говоришь, девушка? — он нахмурился. — Я служу Богу, а ложь — это путь к дьяволу.

Я раздраженно отмахнулась, вовсе не думая о приличиях.

— Вы сказали Рине, что я порочная… Что я приходила к вам однажды, чтобы…

Он скривился и взмахнул рукой, чтобы я остановилась.

— Я уже отпустил твой грех, незачем поминать его снова.

У меня аж рот приоткрылся от возмущения.

— Но… Но ничего подобного не было!

Его глаза округлились еще больше:

— Путь к искуплению лежит через осознание своих грехов. Я думал, ты уже во всем раскаялась! Ты так усердно молилась и каялась. Что ты мне сейчас говоришь?

У меня затряслись руки. Но не от злости, а от нахлынувшего страха.

— И когда же это произошло, отец Генри? — выдавила я.

— Нужно раскаяться и…

— Пожалуйста! — воскликнула я. — Думается, лихорадка что-то сделала с моими воспоминаниями.

Он молча уставился на меня, глаза его сузились, губы крепко сжались. Он смотрел долго, ничего не говоря, а потом вдруг улыбнулся и мягко произнес:

— Вот видишь, Сара, твое раскаяние было таким глубоким, что Бог освободил тебя от воспоминаний о твоем позоре. Вот и я забуду. Благословляю тебя на новое испытание. Выдержи его как подобает. — И вышел, оставив меня в темноте и одиночестве.

Первый час пролетел быстро и незаметно. Я была так занята своими мыслями, что не замечала сковывающего холода, звонкой тишины в доме и густой темноты, обволакивающей все вокруг.

Я так и стояла посреди комнаты, слишком привыкшая к исполнению наказаний, чтобы ослушаться и опуститься на стул. Мне казалось, что стоит сделать в его сторону лишь шаг, как мадам Бернадин выпрыгнет из-за угла и побьет меня до смерти. Поэтому я так и стояла, переступая с ноги на ногу, раздумывая о своем и прислушиваясь к спящему дому.

За окном снова выл ветер, швыряясь в окна мокрыми листьями и мелкими камешками. С дробным стуком они барабанили дом, напоминания мне мой собственный перестук зубов той самой ночи. Прокатился чуть слышный гудок поезда, скрипнула половица, зашуршала листва. Ближе. Вдоль наружной стены. Шурх. Шурх.

Тишина.

Медленные, тяжелые шаги, с трудом переставляемые ноги. Шурх. Шурх. Резкий влажный клекот. Словно у кого-то в горле собралась желчь. Давящий хрип.

И снова тишина.

А потом… Шурх…

Прямо под окнами.

Через окно прорвался слабый лунный свет, заливая комнату серым мертвым свечением. Я приподняла взгляд и вздрогнула. На стене передо мной отражались два изломанных силуэта. Один совсем худенький, плотно затянутый в корсет с нервно подрагивающими руками. А второй… Я ощутила, как по затылку побежали мурашки. Кто-то смотрел на меня через окно. Кто-то впился в меня взглядом, заставляя все мое тело дрожать от ужаса.

В горле пересохло, а желудок болезненно скрутило. Я с трудом сглотнула и начала медленно поворачивать голову к окну. Луна засветила ярче, окно посеребрилось, но, когда мой взгляд, наконец, упал на ту сторону, там никого не оказалось. Я тут же вновь посмотрела на тень на стене, но и она уже успела раствориться. Я была совершенно одна.

Лунный свет постепенно угасал, погружая комнату в темноту. Я не двигалась и старалась дышать как можно тише. Покой ко мне так и не вернулся, и мне казалось, что это бесформенное существо может оказаться рядом в любой момент.

Прошло еще немного времени. Тишина давила и обволакивала. Даже ветер ненадолго затих. А потом на верхнем этаже прямо надо мной раздался скрип. Дом был каменный, но наши кровати и дверцы шкафов всегда издавали неприятные скрипучие звуки. Вот только надо мной был учебный класс, а не спальни девушек. Кто-то не спеша прошелся туда-сюда. Скрипнул стул, и что-то глухо ударилось о пол. Я закусила губу и впервые взмолилась, чтобы мадам Бернадин проснулась и пришла проверить меня.

В верхнем коридоре скрипнула дверь. Кто-то прошел вперед, остановился. Мне стало дурно, я огляделась в поисках чего-нибудь тяжелого и, приметив пустой подсвечник, стала медленно и тихо передвигаться к нему. Один шаг, другой…

Наверху кто-то побежал. Стремительно, резко. Кто-то ринулся вниз по лестнице, перескакивая ступени. Тяжелые шаги понеслись в мою сторону. Я бросилась к подсвечнику и замахнулась, не разглядев силуэта.

Все стихло. Никто не сбил меня с ног, не ударил. В комнате, кроме меня, никого не было. Я шумно выдохнула и, прижав руку к груди, медленно сползла вниз по стенке. Рука моя ослабла, и подсвечник с глухим стуком ударился о пол. Все мое тело мучила ужасающая дрожь. И вдруг я снова услышала скрип. Прямо здесь, в этой комнате. Я резко села и осмотрелась. Все было как прежде. Предметы стояли на своих местах, я была совершенно одна, вот только… В самом дальнем углу густела тьма. Нечто бесформенное собиралось там из черных сгустков. Я в ужасе отползла назад и закричала так, что на люстре задрожали маленькие хрусталики.