Вспоминая голубую Землю (ЛП) - Рейнольдс Аластер - Страница 44

Санди выскользнула из постели, стараясь не потревожить Джитендру. Сознавая, что ее брат может проснуться в любой момент, она завернулась в узорчатую простыню. Она прошла через гостиную, через беспорядок, оставшийся после их возвращения из ресторана. Еще вино, бокалы с алыми пятнами, бутылки пива. Чама и Глеб вернулись с ними в квартиру, прежде чем уйти в свои покои. Несмотря на то, что разговор зашел в тупик, все закончилось достаточно сердечно. В конце концов, они были друзьями. На самом деле они провели остаток вечера, обмениваясь музыкальными инструментами, Джеффри оказался на удивление проворным в игре на своей старой потрепанной коре, Чама поразил их всех тем, что смог сыграть какой-то пустынный блюз на старой пыльной акустической гитаре, оставленной в углу ее студии бывшим арендатором. Потом они немного посмотрели крикет и выпили еще вина, и смотрители зоопарка попрощались с ними, и вскоре после этого Джеффри лег спать, усталый и встревоженный своим возвращением на Землю.

От беспорядка в ее студии. Она закрыла за собой дверь и перешла к заказанным изделиям, стройным белым фигуркам, которые теперь хотели переделать в черный цвет. Она погладила их с таким трудом обретенные контуры, чувствуя электрическое покалывание от часов накопленной работы. Граница между искусством и китчем была спорной, даже пористой. В правильной обстановке, в правильном контексте эти фрагменты могли бы обладать некоторой сомнительной целостностью. Но она очень хорошо знала, где они окажутся в конечном итоге, черные или белые: у входа в этнический ресторан, который даже не потрудился решить, какую часть Африки он должен был пародировать.

Безразличие переросло в ненависть. Она ненавидела те часы своей жизни, которые это поручение отняло у нее. Она ненавидела его за то, что оно мешало ей создавать истинное искусство. Она презирала его за тот путь, на который это толкало ее в будущем. Ей все еще нравилось думать, что у нее есть амбиции. Штамповка символического дерьма для безмозглых клиентов в это не входила. Было легко взять один заказ здесь, другой там, просто чтобы оплатить аренду. Однако этого слишком много, и с таким же успехом она могла бы перестать называть себя художницей.

В порыве направленной на себя злобы она подняла руку, чтобы разбить скульптуры. Но она заставила себя успокоиться, не заботясь о том, чтобы разбудить Джитендру или Джеффри.

Это ты в двух словах, - подумала она. - Ты терпеть не можешь то, что тебе приходится делать, чтобы удержаться на плаву, но у тебя не хватает смелости что-то с этим сделать. Ты выполняешь дерьмовую работу, чтобы платить за аренду, и можешь есть в хороших ресторанах только тогда, когда Чама и Глеб оплачивают счета. Ты такой же пленник денег, как если бы, в конце концов, решила работать в семейном бизнесе. Ты просто обманываешь себя, думая, что сбежала. Ты могла бы посмеяться над своим братом, отругать его за его несерьезность. Но, по крайней мере, у него есть свои слоны.

Утром они встали пораньше, чтобы проводить его, с сонными глазами и затуманенной после вчерашнего вечера головой. Джеффри нервничал из-за возвращения в Коуптаун, обратно в Центральноафриканский банк. Однако он должен был это сделать. Согласно текущей версии, перчатка все еще находилась в хранилище. Если бы никто не видел, как он возвращался в отделение, его история раскрылась бы при первом же неловком вопросе кузенов.

- У тебя все получится, - сказала она ему.

Он кивнул, менее убежденный в этом, чем она. - Мне нужно зайти в хранилище, потом снова выйти. Это все. И банк не сочтет это забавным поведением?

- Это не их дело, брат. Почему это должно их волновать?

Они проводили Джеффри до терминала, поцеловали его на прощание. Она смотрела, как ее брат стремительно возвращается в Наблюдаемый мир, и размышляла о лжи, которую она только что ему скормила.

Потому что последнее, о чем он просил ее, - это пообещать, что она не совершит ничего опрометчивого.

Капсульный нитепоезд преодолел дистанцию со скоростью около тысячи километров в час. Они усыпили его на конечной станции в Коуптауне, но Джеффри воспользовался своим правом - и счетом двоюродных братьев - на восстановление, когда ему оставалось еще три часа до Либревиля. Привести себя в чувство перед посадкой стоило дороже, чем проспать всю дорогу - для этого требовалась медицинская поддержка на борту, а также комната отдыха и место, где можно размять ноги, - но он сомневался, что Гектор и Лукас откажут ему в этом единственном шансе увидеть пейзаж. В конце концов, он понятия не имел, покинет ли когда-нибудь снова Землю.

Это было днем двенадцатого февраля. Он пробыл на Луне всего шесть полных дней, но этого было более чем достаточно, чтобы сделать переход к нормальной гравитации крайне неприятным. Некоторые из его попутчиков расхаживали в экзокостюмах для всего тела, которые носили либо под одеждой - хотя они неизменно просвечивали насквозь - либо в качестве внешних устройств, цвет которых соответствовал их основной моде. Джеффри обходился пластырями с замедленным высвобождением лекарств, наклеенными на его конечности. Они посылали химические сигналы его костям и мышцам, чтобы ускорить восстановление, одновременно блокируя самый сильный дискомфорт. Он чувствовал себя скованным, как будто день или два назад усердно тренировался, и ему приходилось постоянно следить за своей опорой, чтобы не споткнуться. На первый взгляд, он был вынужден признать, что это были незначительные симптомы реадаптации. Больше всего на свете он испытывал облегчение от того, что все закончилось. В Центральноафриканском банке не было никаких проблем. Он вернулся в хранилище, открыл ячейку, снова закрыл ее. Перчатка осталась в его сумке. У Санди были драгоценности и страницы, вырванные из книги Юнис.

Это было сделано. Он мог расслабиться, полюбоваться пейзажем.

Площадка для восстановления сил и наблюдения находилась в нижней части черного цилиндра, единственное изогнутое круглое окно было наклонено вниз для оптимальной видимости. Остальные пассажиры находились наверху, на уровне ресторана и зала ожидания. За исключением женщины, которая изучала вид на трети пути за поворотом, Джеффри был предоставлен самому себе.

Африка расстилалась перед ним во всей своей удивительной пестроте. Опорный пункт Либревиля на самом деле находился в ста километрах к югу от своего одноименного города и так же далеко на запад, вдаваясь в Атлантику. Глядя прямо вниз, он мог видеть серую царапину побитого морем искусственного полуострова, выступающего из береговой линии Габона, с точкой привязки, округло расширяющейся на его западном конце.

К северу, постепенно скрываясь из виду из-за изгиба Земли, лежала огромная, едва заселенная пустыня Африки к югу от Сахары, от Мавритании до Судана. Немногим более ста лет назад здесь жили десятки миллионов людей - этого было достаточно, чтобы вместить самый густонаселенный мегаполис в любой точке планеты. Сгруппировавшись вокруг крошечных, дающих жизнь оазисов и рек, эти миллионы оставили пустоту практически нетронутой. Требовалось невероятное упорство, чтобы зарабатывать на жизнь в этих пустынных пространствах, где грозящие ужасающими трудностями голод или засуха всегда были обычным делом. Но люди успешно делали это на протяжении тысячелетий. Только наступление антропоцена, спровоцированное человеком изменение климата последних столетий, в конце концов привело к сокращению населения Сахары. Всего за несколько жизней весь регион подвергся массовой запланированной миграции. Мали, Чад, Нигер... это были политические образования, которые все еще существовали, но только в самом абстрактном и техническом смысле, их границы все еще фиксировались, их ВВП все еще отслеживался. На самом деле в них почти никто не жил, за исключением небольшого штата смотрителей и промышленников.

Повышение уровня моря в двадцать первом веке почти не затронуло береговую линию Африки, и многое из того, что было бы потеряно для океанов, было сохранено тысячами километров защитных сооружений, возведенных в спешке, а затем укрепленных и защищенных от дальнейшего затопления. Но не было никакого ощущения, что Африка была пощажена. Смещение муссонов отвело дожди из одной части страны и перераспределило их в других местах - выжгло Конго, оросив ранее засушливый регион Сахель к югу от Сахары от Гвинеи до Нигерии.