Любовь и Боль (СИ) - "Чинара" - Страница 59

— Люблю тебя, Нил. — радостно произносит Елена, обвивая руками шею счастливчика.

Довольный голос Галахера кричит «снято!»

Все, чего я хочу, Хлоя, это чтобы ты была счастлива.

Хлоя

Антуан подносит очередную сигарету к губам и через секунду выпускает причудливые кольца дыма, стремящиеся навстречу воздуху, одновременно отравляя его и растворяясь в нем.

Мой внутренний режиссер любуется этим кадром. Квартира причудливо и необычно для Лос-Анджелеса наполнена французским шиком. Высокие потолки, открытые двери балкона, выходящего на океан, темно-зеленый ковер под ногами, диван и одинокий мужчина, устремивший взгляд на темную гладь воды вдали.

Сегодня он курит больше обычного, его плечи напряжены и пальцы не столь плавно-расслаблены, какими я чаще привыкла их видеть.

Мне хочется подойти к нему, дотронуться руками до темного леса жестких волос, улыбнуться и спросить, все ли в порядке, но я не смею. Внутреннее предчувствие шепчет, что мое появление разрушит красоту кадра и внесет смуту в мысли мужчины, из которых он составляет только ему понятное в данный миг полотно.

Вчера был последний день съемок, а послезавтра мы вылетаем обратно в волшебный город Париж.

В моем сердце плещется грусть, но я сумею загнать ее на самое дно и запереть за тысячей замков. Обязательно.

Возможно, прозвучит дико и странно, но знание о неоднократных приездах Райана в Париж и те слова любви из его уст, ласкающие слух, изменили меня. Воспоминание об этом каждый раз заставляет сердце бешено стучать, а тело покрывает мурашками. Этого оказалось достаточно, чтобы туго сцепившие меня железные веревки горечи пали, и я ощутила невиданное ранее чувство легкости и счастья. Личного, внутреннего, осознающего невозможность взаимности, но все же прекрасного.

Да, мы не вместе, но ведь ничего страшного в этом нет, — убеждаю себя я.

Взгляд падает на высокую вазу, величественно возвышающуюся в центре журнального столика и демонстрирующую обилие пышных цветов. В надежде вернуть себе беззаботность и запрятать поглубже предательские мысли о другом, встаю и направляюсь к цветам. Начинаю их перебирать, воображая себя флористом, напевающим себе под нос наш недавний с Лизи новый хит.

И стоит мне продвинуться на пару легковесных шагов, как голос Антуана, всегда теплый и веселый, задает ледяной вопрос, который вонзается в тело колким укором:

— Ты любишь его?

Шип розы больно впивается в палец. Вся легкость, шелестя платьем, моментально выскальзывает в открытый балкон, наполняя комнату тучным и тяжелым напряжением наших мыслей. Тишина гнется и звенит, не выдерживая веса.

Мы оба прекрасно понимаем, что мне не надо переспрашивать, кого он имеет в виду. Это настолько очевидно и больно. И в первую очередь становится невыносимо больно за Антуана. Замерев, я перестаю дышать. Всецело и пронзительно ощущаю всю свою ничтожность. Ничтожность и лживость.

Кидаюсь к Антуану и, смиренно приземляясь возле его колен, поднимаю на него глаза.

Небо, я не хочу ему врать. Не могу. Умоляю. Но и правду не могу произнести вслух. Она не принесет ничего, кроме боли. Причем, нам обоим.

Правильнее, наверное, было бы сыграть, но ведь это не сцена в фильме, и на меня не направлена камера, ожидающая крика: «Мотор!». Это жизнь, в которой я больше всего ценю честность. Поэтому не сдерживаю появившиеся в уголках глаз слезы и тихо произношу:

— Я люблю тебя.

Он смотрит на меня пару долгих минут, пытаясь залезть вглубь меня, найти что-то неподвластное мне самой. И мне неизвестно, как ему помочь.

Его брови сдвигаются, горькая усмешка скользит по губам, и, будто причиняя боль самому себе, он повторяет:

— Но не так… Не так… — и прежде чем я успеваю ответить, Антуан тянется к моей руке и, видя кровь, с нежностью говорит. — Ты поранилась, Хлоэ.

Райан

Три месяца спустя.

Она уехала, а я оказался не таким мазохистом, чтобы заставить себя поехать в аэропорт провожать сладкую парочку.

С того дня прошло три месяца, и меня начали чаще звать на кастинги. «Калифорнийская Мечта» даже увеличила эфирное время моей бородатой рожи, но все же теперь мне еще хреновее без нее, чем было раньше.

Только я стараюсь не унывать и заваливаю себя работой. Устаю почти до отключки и не нахожу времени на трах, на который совсем не тянет. Не хочу пытаться, как в прошлый раз, обманывать свой член, призывая стояк картинками стонущей в голове русалочки.

Основательно растерев себя мочалкой и с недоверием использовав средство для душа в серебристой упаковке с выгравированными на ней иероглифами, привезенное мне сестрой, выхожу из ванной, ощущая себя обласканным всеми видами цитрусовых.

Должен признать, нескончаемый поток лестных отзывов о корейском средстве не связан с помешательством сестры на корейцах, кожа действительно приятна на ощупь. Видимо, тоска по Хлое негативно сказывается на мозге, раз я начинаю заботиться о гладкости кожи рук.

Обмотавшись полотенцем, шагаю босыми ногами на кухню, когда телефон начинает визгливо требовать обратить на него внимание, выкрикивая рингтон, который вызывает скрежет зубов. Надо поставить себе очередное напоминание — прибить мелкую при следующей встрече.

Да заткнись уже, я иду. Просил же ее не ставить на звонок эту писклявую хрень.

— Да! — рявкаю, взяв трубку в руки и проведя пальцем по зеленой кнопке.

— Привет! Что делаешь? А чего такой злой? Я не отвлекаю? — вываливается на меня поток вопросов Элизабет. И последний, вишенкой на торте, настороженно уточняет. — Ты там один?

— Да я только из душа, мелкая! И этот твой рингтон меня бесит!

— Ты возмущаешься при каждом моем звонке. — невинно звучит ответ. — Давно бы сменил мелодию, братик. Или уже настолько стар, что не умеешь? — и она права.

Но не в том, что я уже порядком стар. А в том, что последнее время по странности звонит мне слишком часто и каждый раз спрашивает: один ли я.

Или, прибавляя больше очков своей природной наглости, как сейчас поясняет:

— Никого там не трахаешь?

Не знаю, с чем связана какая-то нездоровая озабоченность сестры вопросом моей сексуальной жизни, но еще немного и я начну подозревать корейцев.

— Элизабет! Хватит!

— Райан, просто доверься мне. Если кого-то трахаешь, выгони ее или их, сколько их там, не важно. И сейчас же включи телевизор! Шоу Нейта Солерса. Быстрее, братишка!

— Мы тут с двумя близняшками слишком заняты. — вальяжно тяну я, беря пульт и садясь на подлокотник дивана.

— Райан, немедленно их выгони! Лучше в окно пусть прыгают. Вот вчера я бы разрешила их оставить, но сегодня никак нельзя …

Переключая каналы, нахожу нужное шоу и замираю.

Шоу Нейта Солерса всегда сопровождается приглашенной звездой и обязательно какими-нибудь пикантными или смешными подробностями из жизни знаменитости. И сейчас у него в студии сидит несравненная Хлоя Райт, забирая мое спокойствие и приклеивая к телевизору.

Она снова в Лос-Анджелесе?

— Я один. — машинально отвечаю сестре, погруженный уже в другую реальность, порабощенный русалочкой сквозь экран.

— Ну вот и славненько. Наслаждайся. А я отключаюсь.

Сестра сбрасывает звонок, а я расплываюсь в глупой улыбке.

Русалочка сидит в черном костюме, прекрасно облегающем тело, доказывая, что сексуальность скрыта не только в коротких или распутно-открытых платьях. Если бы рядом с ней сидела полуголая Меган Фокс, мои глаза даже на секунду не дернулись посмотреть в ее сторону, захваченные темной госпожой, олицетворяющей все самое светлое, что есть во мне.

Волосы, уложенные в очаровательные локоны, плавно лежат на левом плече девушки и я, блядь, завидую людям в этой жалкой студии, имеющим возможность вдыхать ее миндальный запах.

— Мы все в предвкушении твоего нового фильма. — произносит Солерс, поддаваясь вперед и нагло демонстрируя свой сальный взгляд.