Американские трагедии. Хроники подлинных уголовных расследований. Книга VIII - Ракитин Алексей Иванович - Страница 43

Для чего Джои накапливал наличность, и что с нею стало? Ведь после исчезновения судьи деньги эти так и не были найдены.

29 сентября 1930 года окружной прокурор Томас Крейн (Thomas C. T. Crain) получил письмо без подписи. Его текст гласил: «Джои Крейтер мёртв. Бесполезно его искать. Он был похоронен 22 августа, после двухнедельного пребывания в воде. Так как личность его не была установлена, он был предан земле как неизвестный нищий в 75 милях от Нью-Йорка. К сожалению, я не могу сказать вам, где именно это произошло, но это правда.» (Дословно: «Joe Crater is dead. No use looking for him. He was buried August 22, after being in the water two weeks. As no identification was made, he was buried as an unidentified pauper 75 miles from New York. Sorry I can’t tell you where it is but it’s true.»)

Кто-нибудь поверил бы такому сообщению? Шляпа, стало быть, плавает у пирса в Гудзоне, а труп почему-то всплывает через 2 недели где-то в 120 км от Нью-Йорка выше по течению… Правда? Так бывает? Мёртвые тела могут плыть против течения? Содержание письма выглядело совершенно завиральным, самое смешное заключалось в том, что автору не было никакого резона скрывать свою личность. Напротив, ему следовало назвать себя и предоставить возможность проверить сообщаемые сведения — в этом случае он получил бы 5 тыс.$, обещанных полицией Нью-Йорка.

Строго говоря, существовала только одна причина, по которой автор мог желать остаться неизвестным — в том случае, если он умышленно сообщал лживые сведения и опасался наказания за это. Немалый интерес представляло то, что же именно из сообщённого в письме является ложным — время смерти судьи? обстоятельства захоронения? сам факт смерти? Что же касается авторства, то все, знакомые с почерком судьи, заявляли в один голос, что письмо написано не им. Более того, при внимательном анализе текста возникало ощущение того, что над ним поработали 2 разных человека, причём имевших большую разницу в возрасте. Но в этом месте следует сразу же оговориться, что графология как научное направление криминалистики в те годы ещё не сформировалась, фактически это была лженаука, оперировавшая в большей степени субъективными доводами, нежели объективными параметрами почерков.

Анонимное письмо, полученное окружным прокурором Томасом Крейном 29 сентября 1930 года. Автор письма пытался убедить прокурора в том, что разыскиваемый судья мёртв. Но то, что послание оказалось анонимным, и его автор не пожелал получить обещанную полицией денежную премию, заставляло предполагать лживость сообщённой в письме информации.

Факт получения письма был сохранён в глубокой тайне, но лица, причастные к расследованию исчезновения Крейтера, разумеется, всё знали. Мнение детективов было однозначным — Крейтер жив и умышленно вводит правоохранительные органы в заблуждение. Главная интрига заключалась в том, чтобы выяснить, какие именно обстоятельства явились побудительным мотивом бегства «самого надёжного юриста Нью-Йорка», и не оказалось ли его бегство следствием какого-либо криминального давления [шантажа, запугивания, требования услуги или денежной выплаты]. Если последнее имело место, то Крейтеру необходимо было предоставить полноценную защиту.

Примерно в то же время — то есть в начале или середине октября — между Стеллой Крейтер и детективом Джейкобом фон Вейзенштейном произошёл довольно напряжённый разговор, связанный с ходом проводимого MPB расследования. Из этого разговора жена судьи узнала некоторые детали до того ей неизвестные, в частности, то, что Джои собирал наличные деньги, которые предположительно исчезли вместе с ним. Также жена узнала о многочисленных изменах любимого мужа. Стелла страшно удивилась этому сообщению или, возможно, только сделала вид, будто удивилась. Впрочем, нельзя исключать того, что женщина действительно ничего не знала о бесконечных адюльтерах своего благоверного — сплошь и рядом случается так, что партнёры по браку узнают о подобных вещах последними.

Может показаться удивительным, но Стелла возмутилась тому, что услышала от детектива. Её обескуражил сам уклон расследования в сторону изучения личной жизни пропавшего. По мнению жены, личная жизнь мужа не должна была интересовать полицию, и попытки детектива объяснить ошибочность такого суждения успеха не возымели.

После отъезда Вейзенштейна — а разговор этот произошёл в доме в Белгрэйд-лэйкс — Стелла не придумала ничего умнее, как позвонить окружному прокурору Томасу Крейну. Искренне негодуя, она пожаловалась на детектива и потребовала отстранить его от ведения дела. В этой связи примечательно то, что окружной прокурор не понял сути претензий женщины. Крейн долго уточнял, не грубил ли ей детектив, не допустил ли он неких оскорбительных оценок или неуместных шуток и, выслушивая отрицательные ответы, никак не мог взять в толк, что же именно в поведении Вейзенштейна спровоцировало гнев женщины. Наконец, уяснив, что Стелле не понравилось «вторжение в частную жизнь» её мужа, прокурор успокоился и лишь махнул рукой.

Никаких оргвыводов в отношении Вейзенштейна не последовало.

Стелла Крейтер и Саймон Рифкинд. Последний являлся младшим партнёром в юридической фирме «Wagner, Quillinan and Rifkind», и это именно он 3 сентября 1930 года подал в Департамент полиции Нью-Йорка заявление о безвестном отсутствии судьи Джозефа Крейтера.

На протяжении октября, ноября и декабря 1930 года MPB «отработало» несколько десятков сообщений о появлении Джозефа Крейтера в различных частях Соединённых Штатов. Все они оказались ошибочны — судья нигде не появлялся, и его никто не видел. Начало 1931 года в этом отношении никаких сюрпризов не принесло. Новых зацепок не появлялось, а старые по-прежнему никуда не вели.

20 января Стелла Крейтер возвратилась из Мэна в Нью-Йорк. Впервые с момента исчезновения мужа она провела ночь в апартаменте, являвшимся прежде их любовным гнёздышком. Даже во время полицейского обыска она не присутствовала — тут находились Мара и горничная. Утром 21 числа женщина вошла в кабинет мужа, куда обычно не входила, и решила осмотреть его. В конце концов, теперь всё это принадлежало ей, и требовалось хозяйским взглядом оценить, что же именно ей досталось.

Усевшись за роскошный письменный стол, Стелла принялась проверять содержимое ящиков. Женщина вспомнила, что стол был оборудован небольшим тайником, о существовании которого ей рассказал Джои. Не ожидая увидеть что-либо необычное, Стелла открыла скрытую полость и… обнаружила в ней 4 конверта. Все они были запечатаны… Все они были адресованы ей… И все они были надписаны рукой пропавшего без вести мужа…

Вне себя от ярости — даже не вскрыв ещё найденные конверты! — Стелла схватила телефонную трубку и потребовала соединить с окружным прокурором. Томас Крейн услышал из уст женщины много уничижительных слов о бездарной работе полиции, неспособной даже провести нормальный обыск помещения! Прокурор узнал, что если бы «бестолочь Вейзенштейн» умел нормально работать, то он бы ещё 4 сентября обнаружил в тайнике конверты и не затевал бы всю эту позорную многомесячную возню!

Стелла орала на прокурора, и её, наверное, можно было понять — она испытала стресс! Но стресс испытал и прокурор Томас Крейн. Он пообещал Стелле немедленно во всём разобраться и примерно наказать виновных.

Положив телефонную трубку, окружной прокурор потребовал немедленно отыскать сержанта-детектива Вейзенштейна и обязать его перезвонить лично ему — Томасу Крейну. Детектив перезвонил буквально через 2 минуты. Услыхав рассказ окружного прокурора о тайном отделении письменного стола и 4-х запечатанных письмах внутри, Вейзенштейн моментально всё понял и дал исчерпывающий ответ.

Он заявил, что при осмотре стола обнаружил тайник и лично его осмотрел. Никаких писем в нём не было. В тайнике лежали небольшой дамский перстень и раритетный китайский веер с тонкой резьбой по кости. Крейн тут же перезвонил Стелле и попросил посмотреть, лежат ли в тайном отделении маленький дамский перстень и костяной китайский веер.