Огарок во тьме. Моя жизнь в науке - Докинз Ричард - Страница 37

Но я хотел передать ей и нечто более глубокое – а редкость наших встреч воздвигла барьеры. Я даже немного стеснялся ее, благоговея перед ее кротким нравом и красотой с первого дня ее жизни. В ее присутствии я странным образом лишался дара речи. Религиозные родители отправляют детей в воскресную школу или беседуют с ними о вере. Наверное, я хотел чего-то равнозначного. Она была умной, хорошо училась в школе, и я подумал, что ей понравится длинное продуманное письмо. Потороплюсь добавить, что ни в коем случае не хотел навязать ей свои убеждения. Весь посыл моего письма был направлен на то, чтобы вдохновить ее думать самостоятельно и делать собственные выводы.

Она прочитала письмо и сказала, что ей понравилось, но мы не обсуждали его. Как оказалось, Джон Брокман тогда редактировал книгу очерков для детей, которую хотел подарить своему сыну Максу на бар-мицву. Он попросил поучаствовать и меня, и очевидным выбором было отправить в книгу мое письмо Джулиет. Так оно стало открытым письмом. Опубликованную версию благосклонно приняли родители из самых разных стран, которые дали ее прочитать своим детям или прочитали им вслух. И, как объясняется выше, я перепечатал это письмо в качестве последней главы книги “Капеллан дьявола” и посвятил всю книгу Джулиет на ее восемнадцатый день рождения.

Джулиет было семь лет, когда я встретил Лаллу, восемь – когда я на ней женился. Кажется, они нашли общий язык с самого начала. Мы наладили режим: Джулиет проводила у нас с Лаллой каждые вторые выходные, и мы с Джулиет и ее подругой Александрой несколько раз прекрасно отдыхали в самой западной части Ирландии, в доме, восстановленном моими родителями, среди песчаных холмов, с видом на Двенадцать Пиков Коннемары. То были счастливые времена; они запечатлены на прелестной вышивке, которую Лалла сделала в подарок моим родителям.

Но когда Джулиет было двенадцать, у Ив начали появляться зловещие симптомы. Ей диагностировали рак надпочечника. Она перенесла масштабную операцию, которая временно спасла ей жизнь, – но потом возникли метастазы, и она попала в замкнутый круг химиотерапии, со всеми изнурительными побочными эффектами. Она переносила это с безграничной стойкостью и отвагой, со своим фирменным черным юмором (который среди прочего и привлек меня в ней). Например, как-то раз, когда Лалла собиралась отвести Пепе к ветеринару, моему племяннику Питеру Кеттлуэллу, Ив сказала: “Раз ты все равно туда идешь, попроси у Питера что-нибудь, чтобы меня усыпить. Думаю, хватит дозы для немецкой овчарки средних размеров”. И отважно расхохоталась в лицо смерти.

Между Лаллой и Ив тогда зародилась удивительная дружба – и, думаю, это укрепило отношения Лаллы с Джулиет. Лалла всегда сопровождала Ив к онкологу, каждую неделю водила ее обедать в паб и, думаю, подбадривала ее, когда здоровье той ухудшалось. Мы с Лаллой наняли профессиональных сиделок, дружелюбных умелых девушек из Австралии и Новой Зеландии, которые помогали ухаживать за Ив и Джулиет. Все мы знали, что прогноз неблагоприятен, и мы отправили Ив отдохнуть вместе с Джулиет – в роскошный круиз по Средиземному морю; думаю, ей понравилось.

Подозреваю, что именно в те ужасные два года болезни матери у Джулиет зародилось стремление стать врачом. Правильно это или нет (на самом деле уверен, что правильно), но мы решили ничего от нее не скрывать. Она знала обо всем, что происходило при каждом посещении больницы. Меня душат слезы, пока я пишу об этом – вспоминая, как прелестная маленькая девочка повзрослела намного раньше срока, заботясь о матери, проходящей один за другим курсы химиотерапии, совершенно не по-детски скрывая собственные дурные предчувствия и горе, сохраняя спокойствие и здравый смысл даже тогда, когда нам всем это не очень удавалось. Когда наступил конец, в старой больнице Рэдклиффа, Джулиет была – что я могу сказать – четырнадцатилетним героем.

Я попросил Эдварда Хиггинботтома, знаменитого органиста и регента хора Нового колледжа, найти для похорон певицу, которая споет Ave Maria Шуберта. Он нашел сладкозвучное сопрано: ее чистый голос на самом деле довел меня до слез в такой щемящий момент, а Джулиет повернулась и обняла меня. После похорон я вывел мать Ив под руку к выходу, и мы все отправились к нам домой на поминки.

Джулиет так долго держалась бодро – трудно удивляться тому, что после трагической утраты матери горе накрыло ее с головой. В те тяжелые годы Лалла удерживала нас от распада благодаря своему несравненному интуитивному психологическому дару сочувствовать – и удерживать от распада. Но школьная учеба Джулиет пострадала, и она сильно отстала, борясь с программой Оксфордской старшей школы, знаменитой своей трудностью. Мы забрали ее оттуда и отправили в колледж Довербрукс, который больше ей подходил и, думаю, показал ей, каким может быть настоящее образование. Она на время утратила интерес к медицине и поступила в Университет Сассекса на южном побережье Англии, изучать “науку о человеке” – смесь биологии и социологии, с которой я был знаком, потому что немного поучаствовал во введении похожей специализации в Оксфорде и отвечал за “человековедов” в Новом колледже.

Джулиет очень нравилось направление естественных наук в Сассексе. Джон Мэйнард Смит тогда уже ушел в отставку, но еще был жив, а биологию Джулиет преподавала чудесная молодая женщина из Австралии, Линделл Бромэм, которая рассказывала об эволюции в духе еще не потускневшего наследия Дж. М. С. А вот социальные науки Джулиет не радовали: ей трудно было увязать их со своим собственным интеллектуальным научным подходом. Последней каплей для нее стало высказывание одного из преподавателей: “Красота антропологии в том, что два антрополога могут, глядя на одни и те же данные, прийти к противоположным выводам”. Может быть, это было сказано с иронией, но вкупе с антидарвинистским духом некоторых преподавателей социальных наук это обескураживало пылкую молодую исследовательницу.

В ней возродился интерес к медицине, и ее карьера получила новый мощный импульс, когда ей удалось перейти в Сент-Эндрюсский университет в Шотландии, проучившись всего год в Сассексе. Здесь она смогла наконец учиться медицине. Сент-Эндрюс – один из великих университетов Британии (а древнее его только Оксфорд и Кембридж), и для нее это было чудесно. Я с теплом думаю, что она для Сент-Эндрюса тоже была неплоха. Она была популярна, у нее появились друзья на всю жизнь, она выпускала студенческую газету, ходила на балы и вечеринки – и все равно получила диплом первой степени с отличием. В Сент-Эндрюсе нет клинической кафедры, так что студенты-медики, получив степень бакалавра, разлетаются кто куда. Большинство отправляется в Манчестер, но Джулиет остановила свой выбор на Кембридже и в 2010 году получила там диплом врача. Ив бы ею очень гордилась – как горжусь и я.

В начале 2005 года, вскоре после выхода книги “Рассказ предка”, Джон Брокман сообщил, что больше не имеет возражений против попытки опубликовать в Америке книгу “Бог как иллюзия”. К такой глобальной перемене, несомненно, привел в том числе крен Джорджа Буша – младшего в сторону теократии: он сказал дословно, что вторгнуться в Ирак ему велел Бог. Джон попросил меня изложить проект-предложение книги в виде письма к нему, которое он бы мог впаривать издателям. Приведу здесь первые абзацы письма: