Авантюрист (СИ) - Курилкин Матвей Геннадьевич - Страница 55

— Все нормально, это не моя, — отмахиваюсь я. — Здесь что? Перевяжи руку, а я пойду ее искать. Улиссу, в смысле.

— Я с тобой! Здесь уже все. Эта тварь выползла неожиданно, но с ней уже все.

На поиски в результате отправились всем составом, и даже Пушок, все-таки справившийся со своим соперником отправился с нами. Я успел всерьез забеспокоиться — обычно Кера так надолго не пропадает, тем более вроде бы для нее здесь серьезных соперников не было. Переживал, как оказалось, напрасно. Гаврила вел нас по запаху, как по путеводной нити, и мы едва на пятьсот метров удалились от места стоянки, когда встретились с богиней.

— О, наконец-то! — обрадовалась девушка, — Заберите у меня уже этого борова. Он воняет!

Раскрашенный, одетый в перья, косточки и маленькие детские черепа, шаман действительно пах. Видимо что-то его очень напугало. Или, скорее, кто-то.

— Так может, не тащить его в лагерь? — выдала здравую мысль Агния. — Здесь бы допросили, да и все.

Мысль показалась разумной всем, вот только из допроса ничего не вышло. Сначала пленник просто отказывался говорить, а когда Кера приступила к пыткам, затрясся, изо рта у него пошла пена и он помер. Позже то же самое произошло с тем моим недобитком. Даже хуже — его пришлось добивать. А допросить не получилось, потому что у него не было языка. Как и у остальных воинов, напавших на лагерь.

— Слушай, ты же могла после смерти их допросить, — вспомнил я о способностях подруги. — Получалось же раньше.

— Бесполезно, — поморщилась богиня, — Их сразу забирает хозяин, я не успеваю перехватить.

— И кто у них хозяин? — уточнил я на всякий случай. Честно говоря, не ожидал услышать знакомое имя, потому что не слишком разбираюсь во всяких африканских лоа.

— Баал, — удивила меня Кера. — Такая пакость! И ведь были у них вполне приличные боги в пантеоне, так нет же, выжил только этот ненормальный. Терпеть таких не могу. Противно.

— Понятия не имею, кто такой Баал, — честно признался я. Нет, я слышал это имя, но не в этом мире, и там это был один из князей ада. Явно что-то из совсем другой оперы.

— В Риме его чаще Молохом зовут, — пояснила Кера. — Хотя это и неправильно. Молох — это обряд, а не бог.

— А, это тот, которому детей в жертву приносили, — вспомнил я. — Так он, вроде, в Карфагене был… а Карфаген разрушен.

— Угу, — кивнула подруга. — Карфаген разрушен, боги все мертвы, а этот урод, похоже, жив, здоров, и нашел себе новую паству.

— Ты только не обижайся, но почему он тебе так не нравится? — решил я все-таки уточнить. — Ну, приносят ему в жертву детей. Но, вроде бы ты не сильно любишь детей, да и доброй богиней тебя тоже не назовешь.

— Не смей сравнивать меня с этой тварью! — возмутилась Кера. — Сколько раз повторять! Да, мне хорошо, когда смертным плохо. Но я всегда сохраняю рассудок! А этот давно отказался от любых проявлений разума в пользу бесконтрольного и бесконечного насыщения. Ему плевать на своих смертных, они — лишь корм для него. Прям как чистый!

— Я и не сравниваю! — я даже руки поднял, чтобы Кера уж точно не усомнилась в моей искренности. — Но мне интересно, его последователи на нас сами напали, по личной, так сказать, инициативе, или по его указанию? В смысле мы что, теперь и с этим богом будем враждовать?

— Понятия не имею, — фыркнула богиня. — Но думаю он точно в курсе, что на его земли пришли чужаки. Так что проблем от этой твари мы еще получим. Тем более, он так насытил все вокруг своей багровой жадностью, что я не чую его паству, даже когда они близко — сливаются.

Неприятно. Я пересказал Доменико наш разговор, и, немного посомневавшись, мы решили пока планы не менять. Посмотрим, что будет следующей ночью и днем.

Мы вернулись в лагерь. Солнце еще не взошло, но рассвет был совсем близок, так что досыпать никто не стал. Нужно было срочно что-то делать с трупом дейнозуха. Это Африка, тут жарко. Скоро он начнет пахнуть, и тогда на труп слетятся такие полчища мух, что нам тут никаких враждебных богов не потребуется — сами сдохнем. Или придется уходить.

— Как вы его хоть завалили? — спросил я Доменико. Повреждений на трупе я так и не нашел.

— Как ты мне и советовал когда-то, — ответил брат, — Превратил ему кровь в крепкое вино. Хорошо, что Агния, Гав и Пушок его задержали — я минут пять мучился, пока начало что-то получаться. И то удивительно — мне прежде никогда не удавалось!

Для того, чтобы спихнуть тушу обратно в реку, пришлось здорово потрудиться. Мы нарубили длинных стволов, которые использовали как рычаг, сдвигали тушу буквально по паре сантиметров. Доменико некоторое время ходил вокруг, прозрачно намекая, что не отказался бы от трофея в виде головы ящера. Брата поддерживал только Комо — остальные смотрели как на идиота. Этот «трофей» нужно на грузовике перевозить! Пришлось ему ограничиться клыками. Тоже очень внушительными — только длина с локоть!

Наконец, к полудню, туша медленно уплыла куда-то вниз по течению, сопровождаемая уже вполне заметным облачком мух. Эта тварь еще долго не утопнет — несмотря на «проспиртованность», брюхо крокодила уже начало вздуваться, превращая его в такой извращенный надувной матрас. Не хотел бы я оказаться рядом, когда этот матрас лопнет.

Пришло время заняться добычей вожделенных алмазов. Нельзя сказать, что я всерьез надеялся на успех с первой же попытки. Понимал, что и место не факт, что подходящее, и даже если не так, алмазов там много быть не может по определению. Я где-то слышал, что в моем мире кустарные добытчики могут по много месяцев безрезультатно просеивать гравий в поисках камней прежде, чем им улыбнется удача. У нас столько времени нет. Одно дело если бы я знал, что алмазы в этом месте точно есть… а вдруг это не та россыпь? Или, что еще хуже — не та река? Насколько я помню географию, в Центральной Африке довольно много водоемов. Но далеко не на каждом из них копают алмазы.

Тем не менее, какая-то подспудная надежда, что вот сейчас, стоит нагрести гравия в деревянный лоток и хорошенько промыть, как среди серых спинок окатышей блеснет прозрачный король камней… И она, конечно, не оправдалась. Ни первая попытка, ни вторая, ни даже десятая. Сначала за моей работой с интересом наблюдал весь состав экспедиции, но постепенно народ разочаровывался и отсеивался. Сначала Агния с Комо и Гаврилой, отговорившись необходимостью разведки отправились побродить по зарослям, прихватив с собой Пушка. Не остановило их даже то, что Кера остается, и, значит, придется терпеть присутствие вездесущих москитов. Потом, еще через час, сдался Доменико.

— Дружище, мне кажется, это не то место. Заканчивай ты мучиться. Сегодня отдохнем, надеюсь, больше эти бандиты нападать не станут. А завтра двинемся дальше вверх по течению, как и собирались.

— Давай, иди, — махнул я рукой. — Займись ужином, да и дяде хорошо бы о сегодняшнем нападении написать.

Сам я сдаваться не собирался. Несмотря на жару, я успел изрядно продрогнуть — стоять по бедра в воде, даже теплой — так себе удовольствие. Это она сначала теплая, а через пару часов таковой казаться перестает. Я остался один — только Кера продолжала сидеть на берегу, поглядывая на мои мучения.

— А ты почему не уходишь? — спросил я во время короткого перерыва?

— Охраняю, — пожала плечами богиня. — Если такая тварь, которую мы утром отправили в плавание по реке здесь не одна, рядом должен быть кто-то, кто тебя выдернет.

Мне стало еще неуютнее. Река казалась пустой, но ведь как-то же дейнозух в прошлый раз к лагерю подобрался. Что, если сейчас в десятке метров от меня, где-то сидит тварь, на которую в пору охотиться с пушкой, и посматривает с гастрономическим интересом на неосторожную дичь? Вообще-то мне казалось, что река слишком мала для того, чтобы в ней жило несколько столь здоровенных тварей, но кто знает, как оно на самом деле? Я ведь до сих пор вообще не думал, что бывают такие огромные крокодилы!

Солнце уже давно приближалось к горизонту. Я просеял за день, наверное, тонну породы, и продолжал это делать на чистом упрямстве, без какой-то надежды. Набрать со дна камней вперемежку с глиной, поболтать в воде, отсеивая тяжелые камни и грязь, затем медленно высыпать то, что осталось на берег. Кажется, если я сейчас закрою глаза, все равно буду видеть осточертевший мокрый гравий.