Кузька и другие сказки и сказочные повести - Александрова Татьяна - Страница 17

Рано поутру кошка Аксютка сбегала за Силантьевной: ступай, мол, в гости. Пора! Дома только мы с Анюткой.

Силантьевне собраться бы да пойти. А что собираться? Платок она не носит (его только люди носят), сарафан да лапти всегда на ней, искать не надо. Шушун есть из старой меховой шапки, которую дед потерял. Долго искали, да так и не нашли. А это Силантьевна её для себя приспособила.

Долго ли добежать до соседнего дома. Можно и без шушуна. Озябнет — так у Анютки согреется. Гостинца только нет. А домовушки не любят, когда к ним идут без гостинца. Рассердится ещё. Прогнать не прогонит, но всё лучше с гостинцем.

И чего раньше не припасла? Знала ведь, что в гости идти. Ах ты, батюшки! Утром Фёкла Ивановна, хозяйка избы, пекла блины, можно было утащить блин, а сейчас все блины съедены. Силантьевна сама съела полблина да ещё кусок. Да ещё блин Федотка, сын Фёклы Ивановны, уронил под лавку щенку Полкашеньке. А щенок спал сладким сном в старом валенке под другим концом лавки, и все сладкие кусочки Силантьевне достались. Ну что же, сразу есть и спать никак нельзя — Силантьевна уже пробовала.

Как же быть с гостинцем? Под лавкой, где обычно жила Силантьевна, никаких гостинцев не было. Вылезти и поискать что в избе — нельзя: по избе люди ходят. Хорошо ещё, Полкан спит, не возится, не играет с Силантьевной. И что повадился под лавку! Покоя Силантьевне нет. Ну ладно, подрастёт, поселится в своей конуре, в избу редко будет заходить. А покуда как этакого малыша на волю? Осень наступает, ночи дождливые, длинные, холодные.

Дверь широко распахнулась. Снова в избу заглянула Аксютка. Мяукнула, улыбнулась, в гости зовёт. А гостинцы? Никак не выбраться Силантьевне. Люди увидят домовушку — испугаются.

Тут Аксютка забегает в избу.

— Ах ты, негодная! — заругалась хозяйка. — Что тебе? Своей избы мало?

Но Аксютка знает, что делает. Она давно избу знает не хуже своей. Толстый ленивый кот Васька только притворяется, что ловит мышей. Все его любят за пушистую мордочку, мягкую шёрстку, все гладят и холят. А мышей прибегает ловить ловкая Аксютка. Вот и сейчас бежит с мышью в зубах, показывает людям. А люди ахают, говорят: ну что же это Васька пропустил? Аксютка важно шагает к открытой двери, идёт к порогу с мышью. Самое время бежать, а то не выскочишь.

Силантьевна незаметно перелезает из-под лавки к порогу.

Что же подарить? Никак нельзя без гостинцев, никак.

Дождь идёт. Силантьевна шлёпает лаптями по грязи. Чахлая осенняя трава, сухие листья не годятся в подарок.

Вот дырка в заборе, а вот и Анюткин двор. Нельзя без гостинца, нельзя. Анютка дружить не будет.

Аксютка уже давно сидит по ту сторону забора, сердито поглядывает на домовушку: что же, мол, ты? И сама не идёшь, и других задерживаешь. Вот кошка уже на крыльце, на сухих ступеньках. Вот дверь отворяется, Анютка сейчас выйдет гостью встретить. И вдруг совсем рядом с Силантьевной что-то тяжело плюхается с неба, грязь обрызгала сарафан. Оглянулась, а это лежит огромная жёлтая груша. Последняя груша, которая давно висела на дереве, одна-одинёшенька, никто достать не мог: ни люди, ни ветер, а тут пришла пора — сама упала.

Ну и груша! Чуть меньше самой Силантьевны. Лежит себе полёживает, ждёт, когда поднимут. Долго ждать ей не пришлось.

С грушей в обнимку и пришла Силантьевна к Анютке. Та рада-радёшенька. Ещё бы! Этакий гостинец никогда никому не доставался. Ну и гостинец! Что за гостинец! Век помнить будут. Анютка с Силантьевной ели, ели сколько хотели, и всем чадам и домочадцам досталось, и соседям попробовать, и на зиму кусочек засушили. Вот так гостинец!

Домовёнок Вуколочка сидел на своём излюбленном месте, на подоконнике небольшого окошка, и смотрел, как идёт дождь.

Этот подоконник был удобен для Вуколочки, во-первых, потому, что он достаточно широк и домовёнок мог очень уютно на нём разместиться, а во-вторых, потому, что в окошко было прекрасно видно и какая погода на дворе, и какие события происходят снаружи.

В-третьих, на нём было очень хорошо что-нибудь придумывать и мечтать. Так, например, поздно вечером, когда загоняли овец, можно было подумать, что в хлев бежит какое-то длинное лохматое чудовище, ног у него видимо-невидимо, голова неизвестно где, странное, таинственное чудовище.

А в-четвёртых, домовёнок любил свой подоконник потому, что рядом, на полке и на скамьях, вот уже много лет и зим ждали чего-то и покрывались пылью угольный утюг, керосиновая лампа и медные весы. Все они радовались приходу домовёнка. Их обычно навещали только мыши, пауки и мухи. Вуколочка всегда рассказывал им, что происходит на белом свете. Ведь, кроме темноватого коридора, они, бедные, давным-давно ничего не видели. А если рассказывать было нечего, Вуколочка тихонько пел им песни. Он больше всего на свете любил петь песни, или плясать, или загадывать загадки, или играть во что-нибудь.

Но сейчас он сидел и смотрел, как идёт дождь. Рассказывать было не о чем. Стал он петь песни, оказалось, помнит только грустные все остальные песни позабыл.

«Крыша плачет, деревья плачут, небо плачет, эдак и самому заплакать недолго», — подумал домовёнок и решил идти в гости.

К дальним соседям в этакую погоду не добраться, пошёл к ближним. Ближними соседями домовёнка были Севрюк и Пахмура. К кому пойти? Севрюк любит громко ругаться, Пахмура больше молчит, а ежели ругается, то ворчит себе под нос. Вуколочка совсем не любил ругаться: не нравится тебе что-нибудь или кто-нибудь, возьми и уйди, и всё тут.

Вуколочка выбрал Пахмуру — и правильно сделал: Севрюк был в гостях у соседа. Оба сидели на лавке и ругали дождь.

В руках у каждого — по чёрному чугунку. Вуколочка вежливо поздоровался. Севрюк с Пахмурой не ответили. Но Вуколочка не стал огорчаться. Кто-кто, а он знал, что у его ближних соседей не в обычае здороваться, прощаться, благодарить, смеяться, улыбаться.

Вуколочка подошёл к ним и заглянул в чёрные чугунки. Чугунок у Пахмуры был полон каши, а у Севрюка до краёв налит молоком. У каждого была в руке ложка.

Было самое время обеда: куры что-то клевали под навесом, корова жевала свою жвачку, собака глодала кость, кот пил молоко.

— Что ж вы не обедаете? — удивился Вуколочка.

— Сухо! — сказал Пахмура и ткнул ложкой в свой чугунок.

— Мокро! — сказал Севрюк и поболтал ложкой в молоке.

Тут Вуколочка догадался: на обед Пахмуре сегодня досталась каша, а у Севрюка оказался чугунок с молоком.

Вуколочка даже смеяться не стал, пожалел соседей. Отыскал ещё чугун, побольше, высыпал туда Пахмурину кашу, залил молоком из Севрюкова чугунка и разделил поровну — Севрюку и Пахмуре.

— И как я не догадался? — проворчал Пахмура. — Остолоп эдакий! И для чего у меня голова?

— И что я за пень! — фыркнул Севрюк. — Простых вещей не соображу!

Тут оба посмотрели на Вуколочку, потом на пустой чугун, одновременно стукнули себя ложками и начали ложка за ложкой перекладывать в чугун мягкую душистую кашу из своих чугунков. Когда каши во всех трёх чугунах стало поровну, Севрюк принёс чугун Вуколочке, а Пахмура сказал:

— Ешь!

Соседи у Вуколочки в общем-то справедливый народ. Но слишком часто сердились на весь свет, когда можно было сердиться только на самих себя.

Кузька

Сказочная повесть