Алена и Аспирин - Дяченко Марина и Сергей - Страница 1

Хрустнул осколок под каблуком.

Во всем районе не горели фонари. При свете звезд Аспирин шагал от гаража к дому.

Можно было выбрать длинный и относительно безопасный путь вдоль улицы, но Аспирин не был девицей и не боялся ночных разбойников. В подворотнях воняло, но он и к этому относился философски. Через несколько минут за ним закроется железная дверь подъезда. Консьерж Вася знает, что по воскресеньям Аспирин возвращается не в три и не в четыре, а всего лишь в полвторого, и, возможно, выйдет встречать…

Он включил карандаш-фонарик, свернул в подворотню и почти сразу остановился, увидев ее.

Поначалу ему показалось, что девочка нарисована на стене – такой неподвижной и плоской она казалась на фоне красно-сине-черных граффити. Но вот луч света упал ей на лицо, она зажмурилась, загородилась ладонью и плотнее прижала к себе плюшевую игрушку – вероятно, медведя.

– Ты что здесь делаешь? – вырвалось у Аспирина.

Он посветил фонарем туда и сюда: подворотня-тоннель была пуста. Тогда он снова перевел луч света на девочку – не на лицо, а на руки, крепко обхватившие неведому зверушку.

– Ты что здесь делаешь? – повторил он уже строго.

Девочка молчала.

На вид ей было лет десять. Никак нельзя было сказать, что это бродяжка, или нищенка, или несчастный ребенок, позабытый на улице пьяными родителями. Она не казалась даже испуганной. В движении, каким она обнимала игрушку, было больше застенчивости, нежели страха.

– Что, поссорилась с родителями? – предположил Аспирин и сразу почувствовал себя идиотом.

Девочка молчала.

– Что, так и будешь здесь стоять? – Аспирин злился все больше. – Сейчас придет злой дядя, насадит тебя на ножик… Где твои «шнурки»?

Девочка казалась удивленной. Не то перспективой встречи со «злым дядей», не то внезапным интересом, который Аспирин проявил к ее обуви.

– Ну пошли, – сказал Аспирин, в раздражении готовый отвесить девчонке оплеуху. – Пошли, сдам тебя в милицию, пусть они ищут твоих предков. Кретины, смотреть надо лучше за детьми…

Аспирин боялся, что девочка заплачет и тогда глупая ситуация перерастет в критическую. На самом деле он думал сдать находку консьержу Васе: тот был добрым человеком, раздавал в хорошие руки приблудных котят и щенков, а прошлой зимой устроил даже судьбу какого-то беспризорника.

Девочка смотрела ясным, внимательным, совершенно взрослым взглядом.

– Испугался? – спросила она наконец.

– Я?!

Он тут же понял, что девочка права. Он в самом деле испугался – не то ответственности, непонятно как свалившейся на него в этой подворотне, не то чего-то другого. Девочкиной тени проверх уродливых граффити?

– Ты что здесь стоишь совсем одна? – спросил он тоном ниже.

– Я не одна. Я с Мишуткой, – она оторвала наконец от груди и показала Аспирину светло-коричневого медвежонка с пластмассовыми глазами.

– С Мишуткой – другое дело, – устало пробормотал Аспирин. – Где твой дом?

Девочка неопределенно пожала плечами.

– Нельзя детям по ночам стоять в подворотне, – Аспирин сам себе казался старым безмозглым занудой. – Здесь опасно.

– Да, – согласилась девочка. – Он меня ищет. Он пришел за мной.

– Кто?

Девочка не ответила.

Аспирин прокрутил в голове вероятный расклад. Родители в ссоре, возможно, разведены. Или мать-алкоголичка, а ребенка отсудили отцу. Маловероятно, но мало ли. Короче, отец за ней пришел, а она с отцом почему-то идти не хочет. Бытовуха в полный рост. Ранне-подростковые проблемы.

– Так, – сказал он решительно. – Или ты со мной идешь, или… стой себе. Так что?

Девочка молча смотрела на него круглыми, как с открытки, голубыми глазищами.

– Я пошел, – сказал Аспирин с облегчением. – Семейные разборки – не по моей части.

Он направил луч света на щербатый асфальт под ногами и зашагал к выходу из подворотни. Впереди, в проеме арки, мерцали звезды. Как хорошо, что у меня нет детей, думал Аспирин, выходя под чистое летнее небо. Как хорошо, что я не женился тогда на Люське, думал он, сворачивая в проходной двор. Как хорошо, что я…

Мысль оборвалась. На детской площадке – где же еще? – под умирающей от удушья липой гнездились обкурившиеся малолетки.

А может, не обкурившиеся. А может, совершеннолетние. В темноте не разобрать. Не сосчитать огоньки сигарет, не спросить документы.

– Эй, ты! Иди сюда!

Аспирин мазнул по компании фонарем. Человек шесть. Одна девица. И, что самое неприятное – бультерьер.

– Не слепи, падла!

Рычание.

Аспирин погасил фонарь и тихонько отступил к выходу со двора. Может, сами отсохнут и сами отвалятся?

Не тут-то было.

– Иди сюда, говорят! Лучше будет!

– Что надо, ребята? – осведомился Аспирин по-деловому. – Я – ди-джей Аспирин…

Ржание. Эти дети либо не верили ему, либо не слушали радио.

– Аспирин-пидорин, прикурить не найдется? – звонко спросила девица.

Он отступал, не сводя глаз с собаки. У одного его приятеля когда-то была такая. Отгрызла средний палец на левой руке – собственному хозяину…

– Держи пса, – предложил он холодно.

Ржание. Девица заливалась громче всех. Какое неприятное сочетание, подумал Аспирин, – бабец и собака…

– Абель, фас! Оторви ему яйца!

Аспирин повернулся и побежал. Палку мне, палку, лучше железную, лучше заточку… Нет времени подобрать кирпич… темно… а баллончик, который целый год провалялся в сумке, сегодня остался в багажнике – лежит в гараже, полеживает…

Тускло вспыхнул фонарь у входа в подворотню. Этого света как раз хватило Аспирину, чтобы не налететь в темноте на мусорный бак. Он в последний момент вильнул в сторону, оглянулся и увидел в свете фонаря, как бультерьер, похожий на фаршированный бледный чулок, несется через двор, а вслед за ним бежит чудище о восьми ногах, четыре рта что-то вопят, восемь рук месят воздух…

Только теперь Аспирин вспомнил о девочке, которая по-прежнему стоит, наверное, в этой самой подвороте и прижимает к груди медвежонка.

Он подхватил с земли осколок кирпича, кинул в пса и почти попал. Тварь замедлила движение, но ненадолго.

– Скотина! Ты что делаешь! – орала девица. – Абель, взять!

Аспирин кинулся в подворотню. Свет фонаря насквозь простреливал бетонный коридор. Девочка, вопреки надеждам Аспирина, не убежала, услышав крики, топот и рычание, а только плотнее вжалась в стену.

Аспирин схватил ее за руку и потащил за собой. Зря, наверное. Он и сам, без балласта, бегал куда медленнее коротконогой собаки.

Подворотня закончилась. Девочка вырвала руку из руки Аспирина, обернулась и бросила медвежонка обратно, в проем арки, где на стенах прыгали тени.

Сначала он услышал крик – визг, вопль, разрывающий чьи-то голосовые связки.

И секундой спустя увидел огромную тень, выросшую на бетонной стенке поверх побледневших в страхе граффити.

Глухо ухнула собака. Что-то шлепнуло о стену и о пол. И сделалось тихо. Только топот ног, затихающий далеко-далеко…

В соседних домах стали зажигаться окна.

– Уходим, – сказал Аспирин, плохо соображая, ведомый инстинктом.

– Сейчас, – сказала девочка. – Мне надо забрать Мишутку.

Она вошла в проем арки, подняла что-то с асфальта, бережно отряхнула, прижала к груди. Аспирин глянул поверх ее склоненной головы: в подворотне было пусто. Далеко, у противоположного входа, лежал наполовину разорванный труп собаки.

– Идем, – сказала девочка.

Он схватил ее за руку и потащил прочь, стараясь держаться в тени и ни в коем случае не попадаться на глаза растревоженным сонным обывателям, чьи головы то здесь, то там выглядывали в окна, в форточки, с балконов.

– Неспокойно сегодня, – сказал консьерж Вася. – По всему району собаки, слышишь, разгавкались… Визжал кто-то – прямо жуть… Ты как дошел?