Фрейя. Ведущая волков - Аля Файпари - Страница 27

Я заметила на табуретке порцию вкусно пахнущей еды. Кровать оказалась аккуратно заправлена, а на простыне лежали вещи, которые тут же завладели моим вниманием. Я присела на край и медленно расправила коричневые мужские брюки, рассчитанные на ребенка, и легкую тунику. Губы растянулись в подобие улыбки, но она моментально исчезла, стоило мне припомнить вчерашний день и сомнительный договор, заключенный с Николасом.

Свобода. Он обещал мне свободу. Стоит ли мне верить ему, учитывая, что выгода и правда были не на его стороне? Но я решила отбросить эту призрачную надежду и просто довольствоваться отвоеванной одеждой и возможностью перемещаться без оков.

В голову внезапно закралась мысль.

Бесшумно приблизившись к двери, я потянула ручку на себя и испытала торжество, когда она поддалась. Из недр дома донесся звон посуды и стук кухонного ножа, а следом в комнату ворвались приятные ароматы, отчего желудок требовательно заурчал. Наскоро одевшись и закинув в рот порцию мясного бульона с целебными травами, я тихо вышла из комнаты с пустой миской и двинулась в сторону звука.

Я прошла по небольшому коридору и сразу наткнулась на дверь, ведущую на улицу. Чтобы подавить внезапно вспыхнувший соблазн, я начала осматривать на удивление небольшой для семьи вождя дом. В стене у двери торчали массивные крючки, на которых висела верхняя одежда: теплые плащи с капюшонами, меховые накидки, жилеты, куртки. Рядом стоял закрытый сундук. Приглядевшись, я различила красивую гравировку на замке – два скрещенных топора – и подумала, что здесь хозяева, должно быть, хранили оружие первостепенной важности. Над сундуком висели два огромных лука с замысловатой резьбой. Каждая вещь была начищена до блеска и содержалась в строгом порядке.

Тут я увидела его. Большой круглый щит из темного дерева, наполовину скрытый снаряжением для стрельбы. С замиранием сердца я протянула руку, медленно подвинула лук Николаса и застыла, стоило могучему оружию предстать передо мной во всей красе.

Широкую пластину огибала металлическая кайма, а в самом центре, переливаясь в редких лучах солнца, сверкала искусно выплавленная голова волчицы. Почему-то я не сомневалась, что создатель этого оружия изобразил именно самку. Каждая деталь была исполнена в мельчайших подробностях: по всей поверхности щита серебрилась волчья шерсть, глаза сияли, точно живые, а из приоткрытой пасти выглядывали острые клыки.

Дыхание с шумом вырывалось из груди, а в уголках глаз застыли слезы, когда я кончиками трясущихся пальцев прошлась по всему изображению. Я почувствовала странное грызущее чувство причастности к этому оружию, непонятную энергетическую связь с ним. В этом крылось нечто уникальное – тайна, не готовая пока явиться мне.

Я заставила себя оторвать пальцы от прохладной поверхности и продолжить следовать за ароматами, пока не приблизилась к проему, что вел на кухню. С низких потолочных балок свисали полоски мяса, тушка кролика, связка рыжих луковиц и пучки сухих душистых трав, от которых распространялись волны запахов, как на цветочном лугу. Половину помещения занимал стол у стены, с лавочками по обе стороны от него. Прямо за ним размещался большой очаг, где кипело какое-то варево, а к большому окну был приставлен длинный разделочный столик, над которым, мурлыкая какую-то песенку, оживленно порхала миниатюрная женщина.

Я тихо кашлянула.

Женщина резко развернулась. Ее доброе открытое лицо, тронутое кое-где морщинами, оказалось очень миловидным. Черные, лоснящиеся волосы с редкой сединой доходили ей до поясницы. В глазах цвета меда горело искреннее участие и мягкость.

– О, милая. Рада видеть тебя в сознании.

Сердце у меня замерло.

Голос. Этот нежный голос из сна, так сильно напомнивший мне маму. Словно ее душа скрылась в теле этой женщины и теперь призывала меня нырнуть в родные объятия.

Я отвернулась и незаметно зажмурилась.

Она не была моей мамой. Моей матери больше нет.

– Это вы, – едва слышно произнесла я, вновь посмотрев на женщину. – Вы помогли мне справиться с лихорадкой и промыли раны в тот день.

Она с улыбкой кивнула.

– Ты очень сильная, раз смогла вынести это. – В ее глазах промелькнула грусть, и я вдруг подумала, что она имела в виду не только лихорадку. – Садись, – она приглашающим жестом указала на скамью. – И, пожалуйста, зови меня Делией.

Я молча протянула ей миску и присела на край.

Делия осмотрела мою одежду. Ее брови поползли вверх, но на лице не было осуждения или недовольства, лишь веселое удивление.

– Хотелось бы мне быть рядом, когда Ник увидит тебя.

Я мгновенно ощетинилась и вздернула подбородок.

– Мы с ним договорились, что я могу ходить в том, что выберу сама.

– Да-да, знаю, – отозвалась женщина и вернулась к готовке. – Он рассказал мне о вашей сделке. Ходил по дому хмурый, словно леший, и ворчал, где ему достать для тебя брюки.

– Это вы нашли мне одежду?

– Нет. Я хотела помочь, но Николас сказал, что ты его головная боль, – по-доброму усмехнулась Делия. – Вечно он отказывается от помощи, не желая кого-либо обременять. Зато на себя взваливает проблемы каждого.

В ее напускном упреке таилось столько теплоты, что у меня сжалось сердце. Я догадалась о их родстве сразу, как только рассмотрела эту удивительную женщину получше. И хотя внешне Николас больше походил на отца, черты Делии тоже проскальзывали на его лице.

– Он уже видел меня в штанах. – Я повела здоровым плечом, наблюдая, как она ловко нарезает морковь.

– Пусть так, но для нашего клана это в диковинку, – усмехнулась Делия. Заметив, что я нахмурилась, она отложила нож. – Поверь, милая, здесь ты в безопасности. Наши мужчины уважают женщин и не позволяют себе лишнего, – серьезно проговорила она, удерживая мой взгляд.

В голове всплыли воспоминания вчерашнего дня. Ладонь Николаса, крепко сомкнутая на моем запястье, кровь, боль, удушающий страх неизвестности.

Я резко отвернулась, чтобы Делия не прочитала это в моих глазах, но от этой женщины трудно было что-то скрыть. Она присела рядом и взяла мои ладони в свои прохладные, нежные руки. Одним своим прикосновением ей удалось каким-то немыслимым образом утихомирить боль от ссадин.

– Я знаю, о чем ты сейчас думаешь. – Она тяжело вздохнула, и тон ее стал суровым: – Он признался мне, что натворил. Поначалу я даже не поверила, потому что не ожидала такого от своего сына. Да и он сам, кажется, тоже. Я накричала на него. – Я ошеломленно уставилась на Делию. Эта хрупкая светлая женщина накричала? – О да. Сказала, что это было низко, что достойному мужчине не пристало так обходиться с девушками. Он и спорить-то не пытался. Я знаю своего сына, Фрейя. Если он причинил кому-то боль, ему от этого будет гораздо больнее. Вчера он поступил с тобой мерзко, и ему нет оправдания. Но все же… я хочу, чтобы ты знала. Он в самом деле сожалеет о содеянном и раскаивается, – сказала она. – Я видела, как он сидел на полу по ту сторону двери и смотрел в пустоту, слушая твои страдания. Думаю, он наказал себя сильнее, чем кто-либо мог это сделать.

Я не отрывала взгляда от наших переплетенных рук, чувствуя, что могу верить этой женщине. Ее словам, которые поразили меня до глубины души.

– Я простила его еще вчера. – Признание стало неожиданным даже для меня. Я заглянула в честные глаза Делии. – Он извинился, а я простила.

– Не все бы смогли, – заметила она и провела пальцами по пожелтевшим синякам на моем лице, оставшимся после стычки с Кезро. Ее мягкие прикосновения напоминали материнские. Она не спрашивала разрешения, а я не отстранялась, позволяя ей осматривать повреждения. Некоторым людям не нужно было ничего доказывать, чтобы завоевать доверие.

– Как твоя рука? Надеюсь, Николас сделал вчера перевязку? – Она кивнула на мое неподвижное плечо.

– Да.

Делия, видимо, почувствовала мое нежелание вдаваться в подробности и не стала давить. Просто ободряюще сжала мои ладони и встала, чтобы продолжить готовку.