Конторщица 5 (СИ) - Фонд А. - Страница 23

— А я тебе говорю! Это Горшкова! — возмущался женский голос, — этой выскочке всё сходит с рук!

— Успокойся, — пытался уговорить её мужской голос.

— Не могу успокоиться! Вот почему одним — всё, а другим — ничего! Пашешь, пашешь и ничего. А эта дрянь только появилась, и уже в кресле зама сидит! Без образования! И квартиры у неё! Говорят, аж четыре!

— Две.

— Да пусть даже две! А мы в двух комнатушках впятером ютимся! Уже который год!

— Успокойся, — повторил мужчина.

— Вот как её без образования на такую должность взяли⁈ А я, между прочим, МГУ закончила! Два курса! Потом, правда, перевелась к нам на заочный, когда Серёжку рожать пришлось. Но тем не менее! И я сижу простой служащей! А она только поступила недавно! У неё же то ли какой-то техникум, то ли вообще ПТУ! И она — зам! С личным кабинетом и секретаршей! Вот как так?

— Значит она сумела понравиться…

— А я, значит, не нравлюсь, да?

— Ну, ты — женщина порядочная, всего добиваешься честным трудом. А оно видишь вон как бывает…

— Ты хочешь сказать, что она…?

— Ну а как бы она ещё стала замом? — проворчал мужской голос с нотками злобной зависти.

— Думаешь, спит с Карягиным? — продолжала докапываться женщина.

— Ну а как бы она такой карьерный рывок сделала?

— Ну он же старый, фу!

— Это тебе фу. А этой мразоте лишь бы повыше вскарабкаться. Вот увидишь, она и его скоро подвинет!

— Не зря даже родная мать на неё жалуется в партком.

— Но ей ничего не было.

— Как не было?

— А вот так! Отпустили её, представляешь? Даже без взыскания. Видимо и Колодному понравиться сумела, — злорадно сказал мужской голос.

Меня этот разговор начал изрядно подбешивать. По голосам я уже почти догадалась, кто это. Поэтому, прихватив вазочку с чуть подтаявшим мороженным, я вышла из-за колонки и подошла к соседнему столику:

— Добрый день, коллеги, — мило проворковала я с лучезарной улыбкой, — слышу, вы тут обо мне говорите…

— Л-Лида…? — просипел товарищ Иванов.

— Просто Лида, — поправила его я с милой улыбкой голодной барракуды. — Сижу такая, никого не трогаю, починяю примус… в смысле, кушаю мороженку. И тут — бац! — обо мне забеспокоились! Так вот она я! Могу подробно ответить на все интересующие вопросы.

— Ты подслушиваешь! — взвизгнула Тоня.

А это была именно она, Тоня Звягинцева, девушка с забавной чёлкой, бывшая лучшая подруга Лидочки Горшковой, которая оказалась вот таким вот… человеком.

— Ну что ты так мелко обо мне думаешь, — поморщилась я, — Я — личность знаменитая, так что оценивай мои действия более масштабно. Не подслушиваю, а целенаправленно шпионю за тобой, Тоня. Разве не понятно? Ведь всем в этом мире, включая и меня, есть дело до того, какой салат Тоня сегодня ела и что Тоня думает о Лиде Горшковой!

Лицо Тони перекосило. В руках я держала вазочку с чуть подтаявшим мороженым. По всем законам жанра я должна была сейчас вывалить содержимое вазочки на голову товарища Иванова или Тони, но было откровенно жаль мороженного. Я не удержалась и торопливо закинула в рот несколько ложечек.

— А мороженное здесь вкусное, — сказала я, ставя полупустую вазочку на столик перед обалдевшими коллегами, — Рекомендую.

Я вышла из кафешки, не слушая возмущенные возгласы за спиной.

На душе было досадно.

Чтобы «смыть» неприятное ощущение, которое не покидало меня остаток рабочего дня, сразу по возвращению домой я потащила Римму Марковну на шопинг.

Вредная старушка сперва упиралась, но я строго сказала:

— Шуба сама себя не купит!

— Но, Лида! — запротестовала Римма Марковна, — сама подумай, зачем мне эта шуба!

— Ничего не знаю. В прошлый раз вы сказали, что мечтаете о шубе.

— Это была минутная слабость.

— Римма Марковна, мы же женщины, слабый пол, поэтому имеем полное моральное право потакать своим слабостям, — не повелась на отмазку я и тут же мстительно добавила, — мне же ещё замуж вас выдавать. А в новой шубе это будет провернуть гораздо легче.

Пока возмущенная Римма Марковна хватала ртом воздух и пыталась найти достойный ответ, я потащила её к машине.

Да, вот такая я мстительная.

И мы поехали в спецмагазин, в который когда-то давал талоны «опиюс» (он и сейчас опять дал), после того, как «демоническая» Олечка разворотила мою квартиру.

Мы вошли в подвальное помещение, похожее на катакомбы, затем долго шли по длинному-длинному коридору и, наконец, попали в огромный склад-бункер.

— Ох ты ж божечки мои! — тихо воскликнула Римма Марковна, увидев все товарно-импортное разнообразие и великолепие, которое ей и во сне не снилось.

Она, словно сомнамбула, с расширенными глазами бродила вокруг огромных стеллажей с куртками, пальто и костюмами, коробок с обувью, тюков с мягкими игрушками, плюшевыми пледами и коврами. Возле полок с мохеровой пряжей она зависла так надолго, так что пришлось её чуть ли не силком тащить в противоположную сторону, где были стойки с шубами.

— Римма Марковна, выбирайте, — сказала я ей, кивнув в сторону шуб. А сама отошла к стойке с детскими пальто. Светке как раз нужно было на зиму новое прикупить. Из того она уже выросла.

Себе я не планировала ничего. Талонов было не так чтобы много. Спасибо, Лев Юрьевич дал. Конечно же, не просто так. За ответную услугу. И я подозревала, что отдавать придется уже скоро.

Я уже выбрала Светке добротное зимнее пальто из верблюжьей шерсти красивого светло-коричневого цвета с ярко-зелеными полосками. Просто прелесть, а не пальто. Венгерское. Будет на фоне остальных детей, которые ходили в одинаковых серо-бордовых пальтишках, которые продавались у нас в «Универмаге», выглядеть как куколка.

— Лида, — ко мне подошла смущенная Римма Марковна.

— Выбрали?

— Да, — тихо сказала она.

— Показывайте, — велела я, — где?

Мы вернулись к шубам, и Римма Марковна несмело сняла с вешалки довольно-таки невзрачный полушубок, то ли из крашенного больного зайца, то ли вообще — из какой-то драной кошки, у которой при жизни, по-моему, явно был стригущий лишай.

— Что это? — удивилась я.

— Шубка, — сказала Римма Марковна и, видя мой скепсис, торопливо добавила, — Я хочу этот!

Но я её слишком хорошо изучила и на примитивную отмазку не повелась:

— Римма Марковна, — я добавила металла в голос, — речь шла о каракулевой шубе. Это — драная кошка! Не каракуль!

— Каракуль дорого! — огрызнулась Римма Марковна. — Это тоже шуба! Я хочу её.

Я смотрела на Римму Марковну и у меня аж комок в горле встал. Вот ведь поколение! Всю жизнь в трудностях, лишениях, нищете, потом война, потом восстановление, тяжкий непосильный труд. Они привыкли жертвовать всем: временем, здоровьем, силами, мечтами. Да, цель их была благородная, по сути они были (и есть) подвижниками. Была бы в это время действующая церковь, она бы могла канонизировать это поколение полностью, ещё при жизни.

Но сейчас уже другое время, время, когда люди живут нормально и государство решает 80% их материальных проблем. И всё равно они не позволяют себе ничего лишнего! Привыкли во всем себе отказывать.

— Римма Марковна, — тихо, но твёрдо, сказала я, — где тут каракулевые шубы?

И, видя, что она собралась до последней капли крови доказывать мне целесообразность душегрейки из больного зайца, я быстро добавила:

— Надо покупать шубу из каракуля! На эти талоны срок годность же есть. И сегодня срок как раз заканчивается. Так что давайте быстрее. А то магазин скоро закроется. Пропадут же и будет жалко. Мы должны их полностью потратить.

Кажется, подействовало. Римма Марковна пристально посмотрела на меня, но, видя, что я не шучу, резво потрусила к каракулевым шубам.

И вот тут она, наконец-то, «отпустила тормоза». Мне пришлось почти час помогать ей выбирать. Она с огромным удовольствием, с почти детской какой-то радостью, перемеряла все шубы, которые там были. Даже мужскую дубленку. Кажется, она оттягивалась за все предыдущие годы лишений. Вошла во вкус, так сказать.