Боярин Осетровский (СИ) - Костин Константин Александрович - Страница 23

Десятина, насколько я помню, это примерно гектар… Шестьдесят квадратных километров⁈ Нехилый кусочек… Ощущение, что меня хотят обмануть, только усилилось. В чем, интересно, подвох?

— Люди, деревни?

— Есть и люди, и деревни.

Ну да, откуда б взяться безлюдному куску земли в… Тааак…

Я мысленно представил карту. Рядом со Смоленском, говоришь…

— В какую сторону от Смоленска?

— На западе.

На западе… По географии у меня была четверка, но я отчетливо помню, что к западу от Смоленска — Белоруссия. Это в наше время, в двадцать первом веке. А в мое нынешнее время, в семнадцатом веке, там проходит граница с Польшей. Большим и совершенно не мирным государством. То есть мне предлагают приграничные земли, которые в любой момент могут оказаться за границей. Если эта сама граница вдруг переползет восточнее. Или окажутся зоной военных действий.

— А не окажется ли так, что МОИ земли перейдут под Польшу? — хмыкнул я, намекая, что просек подвох.

Князь улыбнулся:

— В таких случаях ты можешь или в польское подданство перейти…

Сразу нет.

—…или прийти к царю государю, он выделяет новые земли под вотчину тем, кто от поляков своих земель лишился.

Хреновый вариант. Сейчас я хоть выбирать могу, а там — что царь даст, то и бери. Получу какие-нибудь неудобья на Чукотке и буду пасти оленей за тридевять земель… С другой стороны — глупо харчами перебирать. Так у меня будет вотчина, подтвержденный статус боярина, а откажись — нужно что-то самому искать. И царь тут как раз не поможет и от щедрот земельки не выделит.

— Село Дубровно рядом, можешь там себе терем выстроить, — продолжал соблазнять меня Дашков, — Можешь — терем, можешь — завод какой-нибудь. Часовой, например, будут ремесленники часы делать, как вон те, что у тебя есть. Откуда такие?

— Мой часовщик сделал, — машинально ответил я.

— Амулетчик.

— Нет, просто часовщик.

Даже не знаю, как я умудрился сохранить такой же спокойный и скучающий тон, как и в первой фразе. Только после нарочито безразличного «Амулетчик?» до меня дошло, что Дашков, как и Морозовы, подозревает меня в том, что я укрывают Тувалкаина. И этим вопросиком он меня осторожно прощупал.

Чтобы скрыть легкую дрожь пальцев и показать, что я ничего не скрываю, я достал часы и щелкнул крышкой.

На самом деле — это не часы. Нет, на вид, конечно, они как настоящие — круглые, с циферблатом и стрелкой, даже тикают. Но в часах, как вы понимаете, стрелки и тиктаканье — не главное. Главное, чтобы стрелка двигалась по кругу и указывала на нужные цифры и при этом, что характерно, в нужное время. То есть, в два часа дня она должна указывать на двойку. А не тройку или там семерку. И вот это, как раз, у моего старика-часовщика и не получилось. Он все же привык работать с большими механизмами и добиться надежной точности от маленьких колесиков… Нет, рано или поздно добился бы, но время поджимало. Поэтому я, если честно, попросту сжульничал и перед пиром подвел свои тиктакалки на нужное время.

А так — да, как настоящие.

Князь с откровенным любопытством осмотрел их, приложил к уху — благо я успел цепочку отстегнуть — одобрительно покивал головой. Я уж думал, попросит себе такие же, но не угадал.

— Так что, боярин Викентий, мы договорились? Я тебе — Осиновские земли, ты мне — Венец. По рукам?

Я посмотрел на широченную ладонь, протянутую мне. Мозоли, надо признать, знатные. С саблей князь тренируется, не шутя.

— Нет, не договорились.

— Против слова своего идешь, боярин, — голос Дашкова понизился чуть ли не до шипения, — Ты обещал, что отдашь Венец, если я тебе земли найду под вотчину…

— Нет, не обещал.

Верно, не обещал. Слово боярина — тверже гороху, так что я, в разговоре с Дашковым, тщательно следил за своим языком, чтобы и вправду не пообещать лишнего.

По скулам князя прокатились тяжелые желваки.

— Значит, не договорились…

— Тоже неверно.

На секунду мне показалось, что князь сейчас плюнет на все и прибьет меня.

— Я, — примиряющее поднял я ладонь, — время на раздумье беру. Если сам найду что-то подходящее — тогда твои земли мне, князь, не надо. А если не найду — тогда уж к тебе приду.

— Если ты мои земли себе берешь — Венец мой. А если ты сам себе земли найдешь…

— Венец тоже твой.

Не нужна мне эта игрушка. Честно. Свой Источник я уже нашел, а за чужими охотиться не собираюсь. Сейчас мне Венец только и нужен для того, чтобы за него что-то выгадать. Земли под вотчину — как вариант.

Князь непонятно хмыкнул и протянул руку еще раз:

— Уговор.

— Уговор.

Он подкинул на ладони левой руки амулет, вырезанный из розового турмалина — а вы думали, мы так просто болтаем о серьезных вещах, чтобы любой мог подслушать? — и отправился на свое место, явно собираясь плотно подзакусить.

Ох-хо-хо…

Чувствую себя питоном. Питоном, который съел слона… кстати, моего фальшивого слона умяли целиком, только бивни из березы оставили. Всем было интересно, что ж это за слон такой. Но и другим блюдам бояре тоже воздали должное. А так как хозяин пира отставать от гостей никак не мог — мне приходилось мести со стола все, что на нем находилось, на равных. Иначе получалось, что я не вместе со всеми остальными боярами участвую в пиру, а как бы кормлю их. А так как кормит их царь, то… то мне вести себя по-царски не полагается. Иначе царь государь может решить, что я мечу на его место — и всё. Был боярин Осетровский и… где боярин Осетровский? Кто такой боярин Осетровский? Никто не знает, никто не слышал, никто не помнит. Если следующим оказаться не хочет.

Сколько ж я съел-то? Кстати, странно, но я чувствую себя объевшимся, но не переевшим. Нет такого, знаете, болезненного ощущения, что живот сейчас лопнет или меня просто стошнит. Особенности боярской физиологии, что ли?

— Будь здоров, боярин Викентий.

— Будь здоров, князь Василий.

Телятевский. Подошел ко мне, вроде как поздороваться, но смотрит что-то недобро, как собака на блоху.

— Что это ты на шапку нацепил?

— Знак моего рода.

— Что-то не похож он на осетра. На крокодила похож. Только без лап.

Дался вам этот несчастный рыб! Я и сам знаю, что он на осетра не похож!

— Я хотел сказать тебе, боярин Викентий, — сразу же взял быка за рога Телятевский, — что от дочери отрекся. Нет у меня больше дочери Клавдии.

— Я знаю.

Клава что-то такое упоминала.

— Поэтому, если на Москве заговорят, что моя Клавдия в твоем тереме живет…

— Не живет.

Брови Телятевского взлетели.

— Нет в моем тереме твоей дочери.

— Как нет?

— Так ведь и дочери Клавдии у тебя, князь Василий, нет. Сам только что сказал. А что до той Клавдии, что у меня живет, так то не дочь твоя, а сестра моя, Клавочка.

— Сестра? — ошарашено переспросил князь.

— Сестра.

Вдаваться в подробности я не стал. Умный, сам догадается, что к чему. Ну а не догадается — я не виноват.

Телятевский, глубоко о чем-то задумавшийся, отошел в сторону. Я же вернулся на свой стул и вздохнул. Вон, уже разгонные пряники разносят, и сыту разливают, воду с медом, чтобы на ход ноги размочить набитое в желудки.

Пир заканчивается.

— Будь здоров, боярин Викентий.

— Будь здоров, царевич Иван.

Мы оба подняли бокалы с медом. Я посмотрел на развеселившихся к концу пира бояр, некоторые из них поглядывали на меня вполне дружелюбно. Даже глава Приказа тайных дел, хотя лично меня дружелюбие спецслужбиста, скорее, напрягало. Интересно, что бояре обо мне думают? Кто б мне сказал… Хотя…

— Царевич Иван, не знаешь ли ты, что обо мне на Москве говорят?

Царевич посмотрел на меня своим фирменным взглядом каменнолицего василиска:

— Говорят, что тебя какой-то боярский род двадцать лет скрывал, а сейчас на свет выпустил, чтобы…

— Чтобы? — спросил я, не дождавшись продолжения.

— А вот для чего — этого никто не знает. И даже предположений ни у кого нет. Но все сходятся на том, что ты, боярин Викентий, человек непонятный и опасный. Уж в очень многие важные дела ты влез. И не просто влез, а еще и с прибытком из них вышел.