Боярин Осетровский (СИ) - Костин Константин Александрович - Страница 16

А, ну да. Если новое Повеление, полученное от того же, кто дал старое, входит с ним в противоречие — старое Повеление отменяется. А если новое Повеление получено от другого человека, не того, кто дал старое — новое будет проигнорировано.

Так. Так-так-так.

Клава тоже тихонько постучала пальчиками по столу — мы с ней сидели за столом, как два следователя, типа добрый и злой, а повариха Юлия сидела на лавке перед нами.

Наконец, Клава что-то придумала и подняла взгляд. Даже меня пробрало. У моей Клавочки, с ее милыми пухлыми щечками и сияющими круглыми глазками, лицо приобрело выражение, которое без всяких слов и грамот говорило, что передо мной не просто девчонка, а КНЯЖНА. Та, чьи отцы, деды, прадеды веками повелевали людьми и знали, что их слов послушаются беспрекословно. Эх, надеюсь у меня в крови тоже есть умение так себя вести. У меня отец тоже был боярином. И дед. А прадед был каким-то авантюристом, бродящим по сибирским лесам, но то, что он смог добыть себе Источник и выгрызть боярство, говорит о том, что и у него в жилах текла кровь нужной крепости.

— Ты подливала отраву в еду Викентия Георгиевича?

— Нет, что вы, Клавдия Георгиевна…

Клава, вообще-то, Васильевна, но отец от нее отрекся, а я взял в сестры, так что повариха, можно сказать, и не ошиблась.

—…я никогда никому отравы не подливала…

Мое Повеление успокоиться еще действовало, так что свое оправдания Юлия произносила спокойным, даже чуть скучающим голосом. Всё лучше, чем истерика…

— Ты подливала что-нибудь в еду Викентия Геогиевича?

— Нет, Клавдия Георгиевна, да и зачем? Вот приправы — да, сыпала, соль, опять же…

— Ты подливала что-нибудь в питье Викентия Георгиевича?

— Нет.

— Ты подсыпала что-нибудь в питье Викентия Георгиевича?

— Нет, да и что туда можно подсыпать? Морс же, в него приправ никто ж не сыпет и не солят…

Клава резко повернулась ко мне.

— Заметил? — азартно спросила она.

Заметил — чт… а, ну да. Не сразу, но я сообразил. На все вопросы повариха отвечала в своем стиле, подробно и многословно. А на один вопрос — короткое «нет».

— Что ты подливала в питье?

— Ничего.

Снова короткий ответ.

— Врет? — повернулся я к Клаве.

— Не врет. Ей повелели так отвечать.

— Почему тогда она про отраву не так ответила?

Невразумительно, но Клава поняла:

— Потому что отравой она это не считает. Ей дали яд и сказали, что это — что-то безобидное. Под Повелением она и не засомневалась.

— Почему ей просто не повелели подлить отраву и обо всем забыть?

— Потому что, — лекторским тоном произнесла Клава, — в этом случае она и вправду бы забыла ВСЁ. Согласись, слишком подозрительно, когда после смерти хозяина его повар теряет память. Тут любой догадается, что дело нечисто.

— А приказать, чтобы она забыла только момент с подливанием? Или вообще — забыла о том, что ей что-то велели?

Клава хихикнула:

— Я один раз подслушала разговор отца. Он говорил, что вот это, повелеть забыть про Повеление — самая частая ошибка молодых бояричей. Если она забудет про Повеление — то забудет и то, что ей повелели забыть…

Понятно. Или впадет в рекурсию или просто продолжит все помнить. Блин, казалось бы — у тебя есть Повеление, просто скажи, чего хочешь, тебе подчиняться — и никаких проблем. А тут выясняется, что Повеление чем-то сродни программированию… ну, насколько я себе это представляю. Потому что, если честно, все, что я знаю о программировании — некоторые программисты любят носить полосатые чулки.

— Так что, — Клава азартно потерла ладони, — это точно она! А вот кто ей это повелел — вот это мы сейчас с тобой и узнаем!

— Клавочка! — я, на эмоциях, приобнял свою названную сестренку, — Ты молодец! Назначаю тебя главой моей личной контрразведки!

— Кем⁈ Что такое — «конт-разведка»? Что она разведывает?

— Не разведывает, а ловит тех, кто разведывает против тебя. «Контрразведка» — значит «против разведки».

— Это на каком языке?

— Э… На русско-латинском.

— Ты, Викешенька, после того, как с поляками столкнулся, на какой-то смеси языков заговорил.

Это да. Надо следить за речью. Так-то обычно я стараюсь не использовать слова из будущего, но последнее время я немного на нервах. Меня тут, вообще-то убить пытаются!

Но Клава, как не крути, молодец. Допрашивая повариху, ловя ее на неестественных ответах, недоговорках и обмолвках, она вытянула из нее почти все, что нам было нужно.

Кто-то, оставшийся неизвестным — его внешность, похоже, просто повелели забыть — остановил ее на рынке и завел в какое-то помещение. Кажется, просто-напросто пригрозив. А вот в том помещении уже находился человек, опять-таки с неизвестной внешностью, который одними словами успокоил ее, объяснил, что здесь ей не причинят никакого вреда, напротив — здесь друзья ее нового хозяина, которые хотят ему помочь. А для этого нужно сделать одно просто действие — вылить лекарство из вот этого пузырька в еду хозяину. И никому об этом не говорить, а то не подействует. Особенно самому хозяину.

Вот так-то вот.

И, что самое интересное — внешность тех, с кем она общалась, поварихе повелели забыть. Поэтому Клава, как не ходила своими вопросами вокруг да около, так и не смогла ее выяснит. Зато вытащила из поварихи, что одного из этих людей, того, что остановил ее на рынке, она видела раньше. Знаете, где? Нет? Никаких догадок? У ворот боярского терема, принадлежащего… Романовым! Та-дам!

И все-таки — что, блин, я такого им сделал? Кстати, и приглашение им на свой пир я тоже прислал. Неужели им до такой степени не хочется ко мне приходить? А отказаться почему-то не хотят. Хотя никто, даже Морозов и Телятевский, не отказывались, пусть и смотрели на меня волками… О! Кстати! Самых важных гостей на пир хозяин приглашает самолично, отчего мне и пришлось ехать к Морозовым и Телятевским лично. Но к Дашову я еще не ездил. А он, между прочим, мой бывший начальник. То есть — глава Разбойного Приказа. И это его дело — ловить всяких убийц. Ну, не лично, конечно, но суть вы уловили. Так что — завтра же, не откладывая в долгой ящик, еду к Дашкову, приглашаю его на пир и заодно пишу заяву на то, что меня пытались убить. Пусть Романовы, вместо того, чтобы на меня нападать, от Разбойного Приказа попробуют отбиться. Они с Дашковым в каких-то контрах были, если мне память не изменяет, так что он не упустит случая им палок в колеса понавставлять. Да еще и меня в возможные должники загнать.

Да, кому-то мое желание «написать заяву ментам» покажется западлом, мол, правильный пацан должен сам разбираться, а не стучать, но мне на АУЕшные понятия параллельно. «Стучать» можно только на своих, а те, кто пытается меня убить — мне однозначно не свои.

Кстати, знаете, откуда пошло выражение «убрать в долгий ящик»? У меня по истории четверка была, но я слышал, на одном из уроков, что, вроде бы, у царя Алексея Михайловича на воротах дворца был прибит ящик, в который складывали жалобы и челобитные. И, мол, был этот ящик длинный, а рассматривали эти челобитные долго, отчего и пошло выражение «положить в долгий ящик». Не знаю, мне еще на уроке эта версия странной казалась — во-первых, говорят все же не «положить», а «отложить в долгий ящик», а во-вторых — это выражение означает, что кто-то откладывает принесенное ЕМУ дело на неопределенный срок, а в истории с ящиком на воротах дворца получалось, что дело откладывает ТОТ, кто принес. В общем, я сейчас примерно в том же временном периоде, и нет здесь ни Алексея Михайловича, ни ящика на воротах. А выражение — есть. И пошло оно от нас, от приказных. Приносят к нам дела разные, одни из них — либо хорошо проплаченные, либо легкие, они стопочками на столе лежат, а другие — либо заковыристые, либо заплатили за них мало. Чтоб такие «глухари» место на столе не занимали — их откладывают в ящик, который в углу палаты стоит. Типа сундука, только без крышки. Занимаются ими только тогда, когда есть свободное время, желание или нужно новичка на чем-то поднатаскать. Сами понимаете — руки до таких дел доходят нескоро, отчего этот ящик у нас в Приказе в шутку и называют «долгим». Вовсе не потому, что он там какой-то особо длинный.