Что непонятно у классиков, или Энциклопедия русского быта XIX века - Федосюк Юрий Александрович - Страница 56

• Предыдущая
• 56/61
• Следующая

ПАЛЬМОВЫМИ СВЕЧАМИ именовались свечи, изготовленные из пальмового масла. Затем появились свечи более совершенные, горящие ровно и почти без копоти, сделанные из различных природных или химических составов — спермацетовые, парафиновые и дошедшие до наших дней стеариновые. КАЛЕТОВСКАЯ СВЕЧА, упоминаемая в рассказе Л. Толстого «Два гусара», — стеариновая свеча высшего качества, по имени свечного фабриканта Калета.

ЛАМПОЙ чаще всего называли одну или несколько свечей на общей подставке, стоячей или подвешенной, снабженной абажуром, обычно зеленым. Вспомним название кружка, в котором состоял молодой Пушкин, — «Зеленая лампа». Комнатная лампа, в которой горючая жидкость стекала вниз к горелке, расположенной ниже резервуара, именовалась КЕНКЕТ. У Дениса Давыдова в «Современной песне» есть строки: «Вот гостиная в лучах; / Свечи да кенкеты». Лампа с особым механизмом для подъема масла называлась КАРСЕЛЬ. Слово это можно встретить у Лескова и Григоровича, причем у последнего о кенкетах говорится так: «в несколько сот рублей за штуку», — стало быть, вещь необычайно дорогая.

Масляные лампы сменились СПИРТОВЫМИ и КЕРОСИНОВЫМИ. Последние широко вошли в обиход с развитием нефтеперерабатывающей промышленности, в 1860-х годах, и дожили до нашего времени. В русской литературе мы встречаемся с керосиновыми лампами в романе Тургенева «Новь» (1877 год). Первое время керосин назывался также ПЕТРОЛЕУМ («каменное масло») или ФОТОГЕН («рождающий свет»).

К середине прошлого века сначала в Петербурге, потом в Москве появилось ГАЗОВОЕ ОСВЕЩЕНИЕ. В частных домах оно почти и не использовалось — газом освещались улицы, клубы, театры и другие крупные общественные здания. Газовый рожок горел у подъезда дома Карениных в «Анне Карениной», но не в самом доме. В том же романе газом освещается ресторан «Англия», в котором встречаются Левин и Стива Облонский. Газовые фонари исчезли с улиц Москвы только в 1932 году.

На смену газу пришло ЭЛЕКТРИЧЕСТВО. Однако излучатель в лампочке накаливания вначале делался не из тугоплавкого металла, как сейчас, а из угля. Уголь довольно быстро сгорал и требовал замены, а при горении издавал неприятное шипение. В рассказе Куприна «В цирке» читаем: «Слышалось только однотонное, жалобное шипение углей в электрических фонарях… Угли в фонарях тянули все ту же жалобную однообразную ноту».

Электричество пришло в дома первоначально не в виде всеохватной электросети и в целях освещения, а в виде гальванических элементов — батарей с весьма ограниченной сферой применения. От батарей приводились в действие звонки входных дверей и звонки вызова прислуги — так называемые «СОНЕТКИ». С той же целью — разумеется, в богатых домах — устраивались домашние телефоны, связывавшие хозяев с кухней, дворницкой, кучером и т.д. В пьесе Горького «Дачники» адвокат Басов говорит: «Глупая дача. Устроены электрические звонки, а везде щели… пол скрипит…»

Только к концу XIX века в крупных городах — сначала в общественных зданиях и на улицах, а затем и в частных квартирах — появилось электрическое освещение, постепенно вытеснившее керосиновое, свечное и газовое.

Заголовок — словно из романа о доисторических временах, между тем еще в столь знакомую нам по литературе пушкинскую эпоху добыть огонь было делом весьма хлопотным. Разумеется, в домах это облегчалось постоянным наличием в топке печи «жара», то есть тлеющих угольков. Погас жар — можно было попросить уголек у соседей. Наконец, негасимый огонь горел в масляной лампадке под иконой.

А как можно было получить огонь в пути, на новом месте? Его добывали ОГНИВОМ (или КРЕСАЛОМ, МУСАТОМ, что одно и то же), то есть стальным брусом, ударяя его о твердый камень — кремень и ловя искру на ТРУТ — высушенный гриб, по названию трутник, или попросту пережженную тряпицу. В Великую Отечественную войну, когда спичек и зажигалок недоставало, этот древний способ на время возродился (его хорошо помнят участники войны), с той разницей, что вместо трута употреблялся жгут — сплетенные хлопчатобумажные волокна.

Но чтобы разжечь костер или печь, зажечь свечу, требовалось превратить тление в горение, что вовсе не легко. Этому служили СЕРНИКИ, или СЕРНЫЕ СПИЧКИ, — лучинки, обмакнутые в расплавленную, а потом затвердевшую серу. Федор Иванович «высекает огонь, зажигает серничек синим огнем, потом свечку», — говорится в «Воспоминаниях» Л. Толстого.

ЗАЖИГАТЕЛЬНЫЕ СПИЧКИ, с помощью которых огонь получали непосредственно, появились в России только в 1830-х годах. Горючая смесь на их головках состояла главным образом из белого фосфора и той же серы, поэтому они по привычке долгое время также назывались серничками или серными спичками. Вероятно, именно такую «серную спичку» засветил Печорин в «Тамани» Лермонтова, встретив слепого мальчика. Даже донские казаки в «Тихом Доне» Шолохова называют обычные, современного типа спички серниками.

ФОСФОРНЫЕ СПИЧКИ зажигались от трения о любую твердую и сухую поверхность. Носили их в металлических — стальных или серебряных — коробках, об которые и терли головки. Спички легко самовозгорались, поэтому деревянные или картонные коробки не годились. Другим их недостатком была ядовитость белого фосфора — попадание его в органы пищеварения грозило смертельным исходом. Любинька в «Господах Головлевых» Салтыкова-Щедрина покончила с собой, глотая головки фосфорных спичек.

В 1855 году в Швеции изобрели бесфосфорные, безопасные спички, которые постепенно вытеснили прежние и долгое время назывались ШВЕДСКИМИ (вспомним рассказ Чехова «Шведская спичка»). Для их зажигания требовалась особая терка, вначале прилагавшаяся отдельно, а затем приклеивавшаяся к коробку. Как мы знаем, эти спички выдержали испытание временем.

Письменные принадлежности сильно отличались от современных. До середины XIX века писали ГУСИНЫМИ ПЕРЬЯМИ, для чего их надо было особым образом оттачивать — «чинить»; отсюда «перочинный ножик». Некоторые чиновники делали это столь искусно, что их только за это и держали на службе, ежели других способностей они не проявляли. Стальные перья внедрялись туго, особенно в учебных заведениях, — считалось, что они портят почерк. В романе Достоевского «Идиот» князю Мышкину, чтобы испытать его почерк, Аглая предлагает: «Вот перо, и еще новое. Ничего, что стальное? Каллиграфы, я слышала, стальными не пишут».

Написанное чернилами высушивали мелким песком, который хранился в особой ПЕСОЧНИЦЕ. «Большой квадратный конверт шумел тогда, как детская погремушка, по причине песка, которым густо посыпалось письмо», — вспоминает П. А. Кропоткин в «Записках революционера». Кстати, конверт в то время часто называли КУВЕРТОМ — так, например, постоянно у Тургенева.

Конверты запечатывались сургучом, к которому прикладывалась специальная именная ПЕЧАТКА с инициалами или гербом, или заклеивались ОБЛАТКАМИ — бумажными кружочками, смазанными клеем. Вот как Татьяна Ларина запечатывает письмо Онегину: «Письмо дрожит в ее руке; / Облатка розовая сохнет/ На воспаленном языке». Мимоходом отмечу здесь тогдашнее значение слова «воспаленный»: не воспалившийся от болезни, а распаленный, разгоряченный от волнения.

Слово «бумажник» в современном его значении вошло в язык поздно: одно время этот предмет называли КНИЖНИК или даже КНИЖКОЙ (по сходству) — так у Гоголя — или ПОРТФЕЛЬ. Поэтому не будем удивляться, читая в «Нови» Тургенева, что Сипягин достал из кармана «портфельчик и вынул оттуда карточку», а в «Бедных людях» Достоевского — о том, что «его превосходительство вынимает книжник и из него сторублевую».

Карманные часы большой точности назывались по выпускавшей их французской фирме БРЕГЕТ. Они напоминали о времени боем: отсюда «пока недремлющий брегет / Не прозвонит ему обед» в «Евгении Онегине». В рассказе «Часы» Тургенева узнаем, что герой «приобрел себе настоящий брегет, с секундной стрелкой, обозначением чисел и репетицией». Числа здесь — дни месяца, РЕПЕТИЦИЯ — механизм для боя.

• Предыдущая
• 56/61
• Следующая