Фрилансер. Повелитель ареала (СИ) - Кусков Сергей Анатольевич - Страница 19

Современные композиты способны выдержать такую нагрузку при значительно меньшем размере, но при всём пилота от спекания заживо внутри жестянки ограждают всё те же двадцать минут, не более получаса если с ожогами. Больше не получается — нагрев беспощаден; передать тепло от более холодного тела к нагретому физика не запрещает, но как-то оно само так не выходит, не передаётся. Не хочет! Для охлаждения скафа используется специальный индивидуальный мобильный тепловой насос, греющий теплоноситель до трёх тысяч, которые, три тысячи, уже могут самопроизвольно отдать энергию внешней пятисотградусной среде. Но для его работы требуется переносной ядерный реактор, который тоже греется… И в итоге скафы для долговременной работы в атмосфере напоминают марсианских мехов. Мне такой не нужен, мне для пробежки от конвертоплана до палубы и обратно достаточно миниатюрного, который и проще, и дешевле, и его можно найти в спас-наборе на любой палубе любого причала планеты.

Они надёжны! Многократно проверены временем! Особенно что касается дворцовых — у Веласкесов есть деньги, чтоб не экономить на проверках оборудования. И всё же, зная всё, что описал выше, я менжевал. Ибо пока ещё никогда не выходил в атмосферу. Венерианский крот я, впервые выходящий из зоны комфорта. А вдруг в скафе, где-то в труднодоступном месте, ма-аленькая микротрещенка, которая не даст о себе знать при нагнетании в шлюзе, но которая резко порвёт композит снаружи, под большой нагрузкой? Я могу тупо не добежать до конвертоплана! Новостные ленты на Венере постоянно передают о несчастных случаях с разными ремонтниками. Не так часто, как когда-то, на заре колонизации, но всё равно некрологи и обещания расследования со стороны технадзора встречаются регулярно.

Помогали одеться мне девочки Сюзанны. Потратили около пяти минут, как раз пока мы летели. А летели мы недалеко, присев на крышу одного из самых выдающихся ввысь куполов Альфы — стадиона «Насиональ». Вместимость в полмиллиона не так много для Земли, но в колониях в принципе это самое большое сооружение, построенное человечеством для массовых мероприятий, больше только Центральный Парк. Партнёры приземлились рядом не сразу, спустя минуты три. В общем, это ни о чём, парни старались, и у них получилось быть точными, и я был бы благодарен, опоздай они больше. Ибо провёл это дополнительное время в шлюзе, обкатывая скаф, постепенно увеличивая давление, проверяя на трещины. Наконец, пилот отчитался о готовности другой стороны принять меня и открыл внешний створ шлюза на полную. И хоть я уже стоял под давлением в шестьдесят килограмм, ворвавшиеся дополнительные тридцать как будто придавили плечи к поверхности. Это как нырнуть на дно бассейна — ощущаешь всю мощь воды над тобой, пусть также слышишь звуки, какие доступны при простом окунании головы под воду. Только тут наваливались не пять метров, а километр, если пересчитать на воду. Ощущения непередаваемые!

Вышел, спустился по боковой мини-аппарели. Потопал на месте, ощущая под ногами композит материала, на который такая махинища (наша адова атмосфера) давит 24/7/365, из года в год. Нет, и близко не металл — что-то кремниевое, с какими-то волокнами. Их много видов, разные купола сделаны из разных материалов, там целая наука. Хотя в состав волокон металлы входят — например золото. И внутри, под верхним слоем композита точно знаю, есть золотая промежуточная стенка. Венера не просто так называется Золотой планетой — первые купола, на заре освоения, люди, вообще не заморачиваясь, золотили, и всё. Ибо золото хорошо химию держит, а у нас тут слабоконцентрированная, но очень едкая серная кислота. Как ни парадоксально, применяемый ныне композит дороже золота, но люди пошли на это, ибо уж больно свойства его хороши — жёлтый металл не может держать теплоизоляцию, как многослойная кремнийорганика, и прочность его существенно ниже.

Поймав кайф от ощущения стояния на дне огромного, размером с высоту атмосферы, тёмного колодца, насладившись видом сияющих вдали над Сьерра-де-Рояль облаков… Точнее, в той стороне всё небо было светлее, как будто светилось изнутри, роняя капли отражённого света сюда, на вечно сумрачную землю. Это было величественно и красиво, и ради такой картинки стоило выходить наружу, и вообще затевать всё, что я затеял. В общем, словив кайф, я двинулся к громадине севшего в ста пятидесяти метрах севернее конвертоплана с имперским гербом и лазорево-золотым флагом на бортах.

Конвертоплан — птица немаленькая. Кажется, с одной стороны у нас очень плотная атмосфера, и даже лёгкие моторы способны поднять огромную нагрузку. Но с другой, при давлении, температуре и кислотности окружающей среды, с учётом, что в оной нужно не просто стоять на поле, но лететь с высоким лобовым сопротивлением, материал, из которого нужно сделать машину, отнюдь не похож на лебединый пух. Стенки некоторых особо защищённых аппаратов достигают полуметра. Плюс, шлюзовые камеры (часто их делают две, с левого и правого борта). Плюс, если уж ты перевозишь что-то в атмосфере, то это вряд ли небольшая почтовая коробочка — экономичнее везти несколько десятков тонн. Вот и получается, что махина ещё та. Снова обманываю — есть и совсем небольшие машинки. Например, без аппарелей и шлюзов, не предназначенные для высадки и посадки в атмосфере. Но чем меньше машина, тем меньше надёжность, а мы говорим об имперском посольском конвертоплане, который не может быть надёжным менее, чем максимально.

Стоящая передо мной Птица была небольшой, но только в сравнении, в своём классе. Ибо пассажирская, не грузовая. Пусть не расслабляет слово «пассажирская», это означает, что предназначена для перемещения взвода десанта в атмосферной броне, но это всё равно меньше, чем монстры, на которых мы везли танки и мехи к дому Ортега. Я шёл к ней медленно, преодолевая тягучее сопротивление воздуха. Сервы сочленений помогали, делали всё за меня, но всё равно в высокоплотной текучей среде движения напоминали попытки перемещаться по дну бассейна. При моём приближении с правого борта имперского конвертоплана спустилась мини-аппарель, ведущая к шлюзовой створке, а когда я на неё вступил, раскрылась и сама створка. Вошёл. Внешка закрылась, выступы и пазы встали на место, и ведомая мощными приводами кремальера сама собой начала закручиваться. Ногами ощущалась вибрация насоса, откачивающего воздух до технического вакуума. Не очень глубокого, но вакуума — проще высосать тут всё и заполнить помещение охлаждённым воздухом из салона, чем потом потеть от невыпущенного наружу тепла и кашлять, если хоть что-то кислое попадёт внутрь.

Внутрь из салона вошло два человека. Оба в лёгких скафах имперского десанта — такие охраняют посольство Владычицы Южных Морей в Альфе и консульства в Омеге, Дельте, Санта-Марии и Самаре. Взяли под руки, ввели в салон. Салон был просторным — всё же отсек для размещения десанта без противоперегрузочных кресел. Посреди него стоял стол, правда без ничего, ни напитков, ни закусок, а за этим столом уверенно восседал, сверля меня глазами, мой старый знакомый Карлос Хименес.

Парни помогли стащить скаф, на это ушли те же пять минут, только в обратном порядке. Выбравшись из мешанины металла и композитов, я ощутил, что вспотел — рубаха прилипла к спина, как и штанины к брюкам, и лицо тоже влажное. Причём пока шёл, жарко не было. Нервное, наверное. Ну, а после помощники сеньора кивнули шефу, тот взглядом отпустил их, и ушли в кабину. Шлюз (правда без кремальеры) за ними закрылся, воздух переходной камеры засвистел, и мы остались наедине.

Я присел перед сеньором на второе имеющееся в салоне пилотское кресло, и тот, более не пытаясь скрыть веселья в глазах, произнёс только одно слово:

— Рассказывай.

Я всё же вывел его из себя. К концу моего совсем недолгого монолога старикан поднялся и нервно заходил из угла десантного отсека в угол. Ходил так минуты три. После чего вернулся, навис надо мной и уточняюще произнёс:

— То есть всё это, — окинул рукой вокруг, — все понты и меры секретности, имеют целью всего-навсего вопрос о пролёте ваших войск над контролируемой нами Африкой? Сейчас, в момент, когда дворец осаждён и вот-вот ваши военные начнут его штурм? Я тебя правильно понял, Хуан?