Между Вороном и Ястребом. Том 1 - Арнаутова Дана "Твиллайт" - Страница 13

– Вы лошадок-то пошлите забрать, милорд, – продолжал беспокоиться кучер. – Их стражники нашли да в конюшню свели. Может, и вернут, но разве они способны наших красавиц обиходить? За лошадками уход нужен, а эти не накормят их как положено, не почистят…

– Отпускаю тебя, Тимоти Томсон, – устало и разочарованно сказал Грегор. А потом, спохватившись, что этот болван отказался идти с Провожатым, посчитав лошадей своим незаконченным делом, добавил: – И лошадей велю забрать, не беспокойся.

– Премного благодарен, милорд! – просиял кучер, и по лаборатории повеяло холодом, как всегда бывает, если открывается путь к Садам.

Дух Тимоти Томсона растаял, а Грегор обновил свечи и положил в середину звезды белокурую прядь. Надо же, у сударыни Эванс были красивые волосы, а он и не замечал. Правда, с чего ему замечать ее внешность? Жаль бедняжку, за нее похитители тоже ответят. После первой неудачи на показания Эванс Грегор не особо рассчитывал, но была слабая надежда, что магесса окажется более внимательной и сообразительной, чем простолюдин.

Эванс явилась так легко и охотно, словно ждала призыва, и Грегор, все еще разраженный на болвана кучера, сначала подумал, что его подводит зрение. Или что вместо Эванс явился кто-то другой – что, несомненно, было еще большей нелепицей.

Как ни странно, призрак выглядел совсем юной девицей – лет пятнадцати, не больше. Со свежим румяным лицом, с пушистыми светлыми волосами, убранными в затейливую прическу из жгутов, локонов и лент – кажется, нечто подобное носили адептки Академии, когда сам Грегор учился на младших курсах – и с ясными карими глазами, глядящими на него почему-то с тем же восторгом, что Грегору случалось видеть в глазках Демуазель. Даже одета Эванс была в мантию адептки Зеленого факультета, черную, с широкой зеленой оторочкой по полу и рукавам. Странно, с чего бы душе Эванс выглядеть именно так, если вспомнить, сколько лет назад она училась в Академии? Какая, впрочем, разница?

– Сударыня, вы видели, что случилось с моей женой? – резко спросил Грегор, и на лице призрака проступила явная растерянность.

– Нет, милорд, – прошелестел негромкий голос, и Грегор досадливо поморщился.

– Может быть, вы что-то слышали или можете, по крайней мере, предположить, куда она исчезла?

– Нет, милорд, – повторил призрак и прикусил губу, словно желая что-то сказать, но в последний момент спохватившись.

– Говорите, – резко приказал Грегор.

– Вы совсем меня не помните? – тихо и бесконечно печально спросил призрак.

Грегор недоуменно вскинул брови. Нет, конечно, судя по возрасту сударыни Эванс, они учились в Академии примерно в одно время, но неужели она в самом деле полагает, что Грегор помнит каждую адептку, к тому же простолюдинку и с чужого факультета? Да он даже не знал, что племянница их дворецкого одарена искрой! Делами тогда занимался дед, наверняка он и оплатил девице учебу, с такими расходами в доме Бастельеро не принято было считаться… Но какое это имеет отношение к тому, что он желает узнать?!

Призрак женщины словно потускнел, опустил плечи, и даже ее лицо словно бы разом постарело.

– Турнир поцелуев, – прошептала она едва слышно. – Я устроила его ради вас, милорд, только ради вас… Я надеялась, так надеялась, что вы посмотрите на меня и увидите, наконец, а вы… вы даже меня не помните! Какая же я дура!..

Турнир поцелуев?! То есть эта рано поблекшая женщина и есть та молоденькая целительница, милая и нежная, за губки которой соперничали… Неласково же обошлась с ней Всеблагая! Бездетная вдова, потерявшая даже тень былой красоты, разве что волосы… И чего она хочет от него теперь?! Что это за намеки?!

Осознав смысл услышанного в полной мере, Грегор нахмурился. Неужели эта… женщина всерьез на что-то рассчитывала?! Может, она и на службу к нему устроилась, чтобы… осуществить свои глупые надежды?! Впрочем, нет, Эванс всегда была очень почтительна и безупречно добродетельна… Если ей просто хотелось быть рядом, это можно понять… Несчастное существо, живущее прошлым и памятью о кратком миге своего триумфа… Но причем это сейчас?!

– Эванс, послушайте, – сделал он последнюю попытку договориться с убитой. – Если вы и в самом деле… испытывали ко мне чувства… Прошу, помогите мне! Помогите отыскать жену, и я… я буду всегда благодарен вам!

– Жену?! – выдохнул призрак, вдруг обретая неприятное сходство с живой женщиной, причем разгневанной. – Эту мерзавку, которая не ценила своего счастья?! Она могла быть с вами всю жизнь, каждую минуту, когда бы только пожелала! Вы ее обожали, исполняли все ее желания, а что взамен?! Как я надеялась, что вы увидите ее непокорность и все поймете! Поймете, что она вас не любит и никогда не хотела брака с вами! Я надеялась, вы разуверитесь в этой особе, которая никогда не хотела соблюдать правила и беречь свою репутацию! Почему все любили ее за это? Даже вы! Вы! Я любила вас всю жизнь, милорд! Я готова была поклоняться вам как божеству, но даже взгляд не смела бросить издали, ведь кто вы – и кто я?! И что я получила за свою любовь? Забвение и презрение! Ну так если бы даже я что-то знала – ни за что не сказала бы вам! Ничего! Ни слова! Надеюсь, она пропадет навсегда. Живая или мертвая, она разобьет вам сердце так же, как вы разбивали сердца, не думая об этом!..

– Прочь, – сухо велел Грегор, уловив главное – Эванс и вправду ничего не знает. – Отпускаю тебя, Эмма Эванс, убирайся в Сады или к Барготу, как тебе определит милость Госпожи.

Рыдающий и визжащий призрак растворился в пространстве, а Грегор почувствовал себя так, словно испачкался в чем-то отвратительном. Эта дрянь посмела клеветать на Айлин?! Да в одном мизинце его жены больше благородства, чем в этой наглой дуре! Очень жаль, что он когда-то с ней целовался! Дед был прав, мужчине должно соблюдать воздержание и не поддаваться неприличным желаниям, невзирая на возраст и чужие подначки!

Он опять заменил свечи, чувствуя, что сойдет с ума, если немедленно не узнает правду. Кого ему искать, живую Айлин или ее тело?! Волос Айлин у него нет, горничные знают свое дело, и в ее комнате убирают со всей тщательностью, не пропуская ни соринки, ни шерстинки с проклятого умертвия, ни волоса хозяйки. Впервые Грегор об этом пожалел. Как он мог проявить подобную неосторожность и не запастись хотя бы прядью?! Но силы на призыв по имени у него еще хватит…

– Айлин Мелисса Элоиза Игрейна Бастельеро, урожденная Ревенгар, приди!

Он повторил призыв, потом опять – уже в третий раз.

И снова – никакого ответа. Даже намека на ответ! Что ж, значит, она жива – если только не думать о том, что ее душа просто не желает явиться!

Далекое рассеянное: «Не хочу!» – всплыло в памяти так ясно, словно Грегор услышал его только вчера. Проклятье! Трижды проклятье! Ну почему с этой девчонкой всегда было так сложно?!

Он взмахнул рукой, намереваясь стереть бесполезную звезду, и невольно вздрогнул: в комнате повеяло ледяным ветром и пронзительно запахло сырой землей, прелой листвой, осенними цветами…

– Не стоит искать того, кто не желает быть найденным, – прозвучал голос, похожий на звон хрустального колокольчика, и Грегор медленно поднял голову.

Зеркало на стене лаборатории затуманилось, а потом стекло прояснилось, наполнилось бездонной далью, из которой выступила изящная фигура, затянутая в лиловый шелк. Платье в сумраке лаборатории казалось траурно-темным, лицо нежно белело, а волосы были убраны в строгую высокую прическу…

«Хорошо, что я стою перед зеркалом, – мелькнула поразительно неуместная мысль. – Не хватало только встретить Госпожу… спиной».

Женщина в зеркале, словно услышав его мысли, улыбнулась – без гнева, но и без веселья.

– Простите, Госпожа, – тихо промолвил Грегор, опустив глаза. – Я плохо заботился о… вашем подарке.

– Ты так ничего и не понял, мальчик, – снова прозвенел голос, от которого у Грегора по спине пробежал холодок. – Я не дарила тебе жену, ведь не меня вы зовете Всеблагой Матерью. Но ты, мой Избранный, просил забрать память о несбывшемся, чтобы вдохнуть полной грудью. И я сделала тебе подарок, драгоценный подарок – я указала тебе путь, которым надлежит следовать! Указала так, чтобы ты не мог ошибиться. Ты мог найти свое счастье в Академии, как это случилось со многими. Стать любимым наставником, найти свое счастье и гордость в учениках и оставить о себе память как о великом ученом.