Целитель 11 (СИ) - Большаков Валерий Петрович - Страница 1

Понедельник, 10 сентября. День

США, Вайоминг, ранчо Джексон

Хребет Гранд-Тетон вставал за высокорослыми елями, дыбился величественной скалистой громадой, подступая к синему небу. И лес, и горы хранили тишину, лишь река шумливо выгибалась излучиной, пронося чистые воды, прозрачные до самого дна.

Нетронутая, не загаженная цивилизацией земля Америки…

«Последний клочок!» — усмехнулся Дэвид.

— Редко здесь бываю, джентльмены, — проворчал он вслух. — А жаль! Здесь всё, как при деде… Такое впечатление, что фургон только-только остановился, и переселенец — такой, знаете, продубленный солью! — вкапывает в землю колесо…

—…А в тенте конестоги трепыхается пара индейских стрел! — с ехидцей подхватил Генри.

— Да нет, — миролюбиво улыбнулся Дэвид, — краснокожие деда не трогали. Говорят, тут даже семья шайенов прижилась — вон там их типи стояли, за речкой…

Внимательно следивший за ним Джейкоб кивнул понимающе.

— Припадаете к истокам? Мне это знакомо…

— Время — деньги, джентльмены! — нетерпеливо буркнул Генри. — Простите за грубость, но из нас троих серьезно пострадал один я, потому и нервничаю. Мой банк просел оч-чень основательно, год уйдет лишь на то, чтобы сгладить потери!

— Вот потому мы и здесь! — весомо сказал хозяин ранчо, шлепнув ладонью по старой столешнице, выскобленной дожелта. — То, что случилось с вами, Генри, может произойти с каждым из нас! «Координатор» обнаглел до крайней степени! Раньше его рекомендации касались только бизнеса, и мы им следовали…

—…Потому что нам это было выгодно, — вставил Джейкоб.

— Именно! — разгорячился Дэвид. — Но какое ему дело до наших политических взглядов? Проплатим ли мы президенство Ронни Рейгана, или Джимми Картера — это наш выбор! Да с какой стати мы вообще должны кому-то подчиняться⁈ Что за бред? Зачем мне терпеть кого-то над собой?

— О! — Генри вскинул палец, указуя в низкий потолок. — Сто лет назад была свобода, Дейви! Гарриман, Вандербильт, Карнеги — вот настоящие короли!

— Вот и давайте вернем нашу свободу! — перехватил инициативу Дэвид. — Свергнем «координатора» — и заживем! Так, как хотим мы, а не самозваный властелин мира!

Генри сразу поскучнел, а Джейкоб поинтересовался с цепкой осторожностью:

— Вы предлагаете стать на тропу войны, Дэвид?

На какие-то считаные мгновенья застыла тишина. Почудилось даже, что донесся клекочущий, тоскливый крик грифа-стервятника, вившего круги над долиной Джексон-Хоул.

— Да! — резко вытолкнул Дэвид. — Что-то мы потеряем, но, когда одержим победу…

— Если одержим! — фыркнул Генри.

—…Когда мы победим, — упрямо договорил хозяин, — то с лихвой возместим утраты. И править будем сами! Что скажете?

Джейкоб, задумчиво глядевший за окно на далекие горы Тетон, ответил, не поворачивая головы:

— Я согласен.

Генри оскалился.

— Знаете, джентльмены, что было ненавистнее всего? Вовсе не миллиардный ущерб, а унижение! Меня, как щенка, ткнули в дерьмо, повозили мордой… — задохнувшись, он смолк, а затем сказал с неожиданным спокойствием:

— Согласен!

Вторник, 11 сентября. Полдень

Гданьск, аллея Ленинградская

Новенький внедорожник всё больше и больше нравился Зенкову — широкая, квадратная машина имела брутальный вид и такой же норов. Выкрашенный в защитный болотный цвет «ГАЗик» размалевали черными полосами «под тигра» — еще не бронетранспортер, но уже не «козлик». И весит тонны две, от силы, для десанта — самое то.

Мощный дизель носил «суперкозлика» и по шоссе, и по полям. Не танк, конечно, но легкая броня спасала от осколков или пуль на излете. Главное, что стекла не пробьешь — прямо «членовоз»!

За рулем сидел худущий «Кузя»; в верхний люк высунулся гибкий и верткий «Змей», держась за рукоятки ДШК; огромный «Квадрат» развалился сзади, баюкая «Стрелу-3», а сам Жека устроился рядом с водилой.

После чумазых китайских фанз и монгольских юрт, пропахших кизяком, он чувствовал себя непривычно и странно, проезжая по улицам Гданьска. Но именно обычность, окружившая Зенкова, напрягала и взводила нервы.

Правильно сказал бывалый комбат: «Тут не Азия, прапор, тут народ подлее!»

За окнами проплывала Ленинградская аллея, по левую сторону застроенная «фаловцами», в приблизительном переводе — «зданиями-волнами». С виду обычные десятиэтажные «дома-корабли», только выставленные не по линеечке, а плавным зигзагом — и сразу целыми караванами. Растягиваются на полкилометра…

— Не спеши, мон шер, — буркнул Зенков недовольно. — Разогнался… Мы патруль или где?

— Виноват-с, ваше благородие, — бодро отозвался Кузьмин. — Исправлюсь!

— А по сопатке?

Сзади хихикнули. Бравый водила оскалился, а Жека, цепко обшарив глазами пустой проспект, снова уткнулся в боковое стекло, заляпанное капельками грязи.

Нет, прав майор… «Лучше перебдеть, чем недобдеть!» Нет-нет, не о том он думал… Чертов «Кузя», сбил… Во! «Пора, пора поступать!» Ну, прав же комбат?

Можно, конечно, всю жизнь в прапорах проходить, а лет через -дцать выйти в отставку с ответственного поста завсклада военчасти… Нет уж!

Навоевался он вдосталь, и опыту нахватался — будь здоров. Африка, Йемен, Ирак, Афган… Керулен можно и не считать, они там почти не воевали, так только, постреляли чуток. Зато целых две недели — отпуск!

Прапорщик мягко улыбнулся. Неясно даже, кто из девчонок больше ему обрадовался — Маша или Юлька! Была у него одна болтушка, а теперь вдвоем как насядут…

— Тащ командир! — хищно пригнулся Кобрин. — Непорядок какой-то, кричат… Вон, у того подъезда, где киоск!

Зенков углядел «тот подъезд» — и впрямь, толпа. Руками машут, орут… Команду отдавать «Кузе» не понадобилось, тот сам свернул.

— «Квадрат», «Змей» — за мной!

— Есть!

Блиндированные дверцы у «газона» широкие, тискаться не нужно — выпрыгиваешь в полном боевом. При виде советских десантников толпа притихла, но тут же зароптала снова.

— Чо ше стало? — громко поинтересовался Кобрин, чье знакомство с польским языком выходило за пределы военного разговорника.

Тетки сразу завопили вразнобой, но «Змей» умудрился-таки вычленить из ора ценную информацию.

— Мародеры! — обронил он, кидаясь к подъезду. — На третьем!

Зенков метнулся за ним, следом затопал «Квадрат».

Все квартиры в «фаловце» выходили на длиннущую общую галерею, что тянулась снаружи. Справа открывался проспект, слева пестрели десятки дверей, окрашенных в разные цвета, отделанных деревом или оббитых дерматином.

— Номер… Да вон!

Тонкий визг донесся из распахнутой двери, тут же обрываясь жалобным дребезгом битой посуды.

— Курва маць! — рявкнул голос погрубее.

Перехватив «калаш», Зенков ворвался в квартиру. Везде валялась одежда, газеты, осколки фаянса. Маленькая перепуганная женщина жалась в углу, подобрав ноги и запахивая рваный халат, а рядом с опрокинутым столом раскинул руки здоровенный мужик с выкаченными глазами, блестевшими, как стекляшки. Его клетчатая рубаха мокла кровью.

— Яцек, Яцек… — шепелявила хозяйка, рассеянно оглаживая синячище на всю щеку. Узнав русских, она пала на коленки с костяным стуком, причитая и воя: — Забили Яцка! То они забили!

Из комнаты вырвался небритый громила, габаритов не меньших, чем убиенный. В моряцком кителе, в солдатских шароварах и новеньких кедах он выглядел бродягой или дезертиром — на вторую версию указывал пистолет-пулемет «РАК», казавшийся игрушечным в огромных, мозолистых ручищах.

Наверное, первым желанием громилы было заткнуть женщину — и ствол метнулся к ней. Тут до убийцы дошло, что ненависть вторична, а первична опасность в образе русских солдат. Дезертир ощерился, разворачиваясь к дверям, но доли секунды Женьке хватило вполне.