Справедливость (СИ) - Афанасьев Семён - Страница 23

Последним же аргументом вмешаться, как ни смешно, была именно что честь мундира. Если мыслить не со шкурных позиций, а с государственных (как ни убого это прозвучит, скажи кто вслух), то получается грустно: страна дала убежище паре людей. Взяла на себя ответственность. После чего одного из них убила (не будем обольщаться на тему того, что брат девочки жив). Вторую оставила сиротой, ткнись которая в ту же полицию (ну а куда ещё⁈), тут же пожалеет, что на свет родилась.

Некрасиво. Чтоб сказать очень мягко.

Вслух майор бы никому в этом не признался (а скажи кто — первым бы высмеял). Но то, что будут думать о его земле и стране, ему было не безразлично. Даже если это будет думать один лишь неведомый Всевышний, которого никто никогда не видел.

Всё в этом мире возвращается. И если так поступить с сиротами, это тоже вернётся. Всей земле вернёт ся. Ермек откуда-то это знал наверняка. Хотя и отдавал себе отчёт, что никогда вслух об этом не упомянет.

Майор давно оставил мечты переделать мир (как и оставить руки чистыми, сердце горячим, и так далее по тексту). Но если он мог сделать что-то правильное здесь и сейчас, он делал.

А тут, тем более, ни в какую политику лезть не надо. «Скользких» команд, отдаваемых устно и без свидетелей, тоже исполнять не надо.

Надо просто чуть отложить учёбу на заочном в одной Академии Северного Соседа, чуть ужаться по времени и действительно растрясти-таки этот клубок.

Который из вопроса уголовного (и из обычной полицейской задачи) давно уже стал вопросом безопасности. И Безопасности. Потому что там, где Страна не держит слова (пусть и данного всего лишь двум сиротам без свидетелей, в виде статуса беженцев и права проживания и трудоустройства), это уже не вопрос полиции.

Хотя, инициатива всегда потом имеет инициатора, тоскливо подумал Ермек напоследок. Перед тем, как выдохнуть, бросить взгляд на часы и поднять глаза на священника:

— Минут через три-пять будет переводчик. Я так понимаю, вы будете её патронировать дальше?

— Пока не найдётся кто-либо, в чьи руки её судьбу можно вручить, — твёрдо отвечает отец Сергий.

Кстати, какой к чёрту «отец Сергий». Возраст-то один…

— Вы позволите обращаться к вам по имени? — неожиданно спрашивает Ермек. — Мы одного возраста. Обращаться к вам «батюшка», сообразно вашему сану, я не могу, поскольку это не разрешено моей религией.

— Только наедине, — кивает священник. — Если пожелаете. При людях, этикет прошу соблюдать.

— Именно… Я — Ермек… Итак… — Офицер усилием воли выбрасывает из сознания не относящиеся к моменту абстрактные размышления. — Заявление мы у вас примем и зарегистрируем. Что писать, решим окончательно вместе, после того, как все обстоятельства выясним с помощью переводчика. Это первое. Второе: документы можно восстановить через нас. Есть такая возможность…

— Никольский приход в моём лице будет благодарен безмерно, — врезается батюшка, кивая.

— Отставить, — хлопает ладонью по столу Ермек. — Ни о какой благодарности не может быть и речи; Вы не в полиции! В этом здании есть ещё те, кто помнит о долге… Третье: если её брат внёс депозит, и если деньги лежат в банке, то оформление их на неё — вопрос времени и хождения по инстанциям. Это муторно, но деньги ей однозначно вернут. И четвёртое: она имеет представление, в каком банке брат оформлял ипотеку?

— Мне кажется, она не оперирует такими понятиями, — косится священник на девушку. — По крайней мере, у меня не вышло даже обсудить этот момент. «КРЕДИТ» она упоминала, а «БАНК» или «ИПОТЕКА» нет.

— Ну, если вы общались через третий язык. Который оба знаете посредственно… — предполагает вслух майор.

— Английский знаю, как русский, — отрицательно качает головой священник. — В некоторых тематиках даже получше.

Интересно, какие это темы они в семинарии изучают по-английски? Если он русской терминологией не владеет, с любопытством отмечает про себя Ермек.

— Но она далека от знания языка, тут вы правы. — Продолжает священник.

В этот момент дверь кабинета без стука открывается и входит женщина лет сорока, с полностью скрытыми платком волосами, в длинном платье, закрывающем щиколотки, с рукавами, закрывающими запястья.

— О, привет, — поворачивается в её сторону майор. — Спасибо, что быстро. Тут такое дело…

—… ты не против, если я с ней просто поболтаю для начала? — спрашивает женщина Ермека, выслушав все вводные. — Ни о чём, просто наладить контакт. А то она вон зажатая какая-то, ещё и в одной комнате с незнакомыми мужиками… С вами, то есть. Если тебе нужны её здравые соображения, придумай нам чаю. С печеньками. Минут на пятнадцать.

— А ничего, что тебя задержу? — майор с сомнением смотрит на женщину.

Та наклоняет голову к плечу и насмешливо смотрит на майора, ничего не отвечая.

— Понял, пошёл, — спохватывается Ермек и бросает священнику. — Это Сахибджамал, наша сотрудница, говорящая по-таджикски.

— Сохибджомол, — недовольно поправляет его женщина. — О, не А. Сколько можно говорить. — Затем она поворачивается к Шукри (явно воспрявшей духом при появлении ещё одной женщины) и что-то непрерывно говорит той в течение минуты.

Показывая за спиной ладонью Ермеку в сторону двери.

— Отец Сергий, пойдёмте пока за чаем сходим? — сводит брови вместе Ермек, вставая, открывая дверь и пропуская священника вперёд.

По здравому размышлению, решаю, что каждый должен заниматься своим делом. И в случае Шукри, разбираться должен профессионал, имеющий не только необходимые знания и опыт, а ещё и возможности. То есть, реально обличённый полномочиями мирской власти в теме.

Иначе как промыслом Божьим не объяснить того, что именно с этим человеком я только что разговаривал в аптеке. Работает он, кстати, тут неподалёку — пешком семь минут. Работает по профилю, в организации, которая стоит на уровень выше местной полиции. Насколько я понял в их иерархии.

Ещё одним аргументом в пользу такого решения стало отсутствие сколь-нибудь серьёзных грехов у этого Ермека за спиной (опять-таки, в отличие от полиции). Ну и вообще, он не просто казался не равнодушным — он им и был. Как ни странно (после полиции), но в его системе ценностей деньги действительно стояли не в первой тройке приоритетов. Чудны дела твои, Господи…

Находим мы его быстро, именно в том здании, которое я вытащил из его размышлений. Надо отдать ему должное: что-то такое он начинает подозревать в мой адрес, но, надеюсь, мои пояснения выглядели достаточно убедительными (на тему того, как мы его нашли). А у сидевшего на входе охранника (погоны с двумя звёздочками без просветов) он, надеюсь, подробностей спрашивать не будет.

Ермек отводит нас в специальную комнату для таких, как мы (для случайных посетителей), где достаточно быстро принимает решение за дело взяться.

Интересно при этом наблюдать за ходом его мыслей. В отличие от того же муллы (которому, кстати, по должности полагается обратное. Впрочем, что я понимаю в Исламе), ситуацию с сиротой Ермек принял гораздо ближе к сердцу.

Хотя внешне старался этого и не показывать.

На каком-то этапе отчаяние оказалось настолько сильным, что Шукри не имела сил ни сопротивляться событиям, ни куда-либо от них бежать. Ничем иным нельзя было объяснить того факта, что она, во-первых, дала себя увлечь куда-то незнакомому мужчине (ещё и совсем иной веры; правда, чуть позже она вспомнила, кто такие христиане: на родине ими и не пахло, но более образованный брат кое-что рассказывал).

Когда чужой мулла привёл её в здание какой-то местной государственной службы, к ним тут же присоединился ещё один мужчина (!). Этот второй мужчина повёл их в отдельную комнату, где они с чужим муллой (гася все опасения Шукри) усадили её на диван у стены, а сами принялись что-то серьёзно обсуждать друг с другом. Вероятно, касающееся именно её.