XVII. Де Брас (СИ) - Шенгальц Игорь Александрович - Страница 45

Шаг за шагом, дело за делом, день за днем. Мы сами строим свою судьбу, но ровно до той поры, пока в дело не вмешивается случай.

В комнату заглянул слуга.

— Тот господин, художник, он снова явился. На этот раз с инструментом!

— Пусть занимает фиолетовую комнату!

Я поднялся в спальню, распахнул дверь и замер, пораженный открывшимся мне зрелищем.

Ребекка стояла перед старым венецианским зеркалом и любовалась собой. На ней было надето золотисто-голубое платье, стянутое поясом на узкой талии. На лице ни грамма косметики, но лицо чистое и нежное — о таком мечтают дамы постарше, храня его в своих воспоминаниях о молодости.

Девушка стремительно обернулась ко мне и тут же расслабленно выдохнула, правильно оценив мою реакцию.

— Вам нравится, мой господин?

— Очень! — я был искренен, как никогда. Платье было то самое, что я видел на картине спустя почти триста лет.

Но кое-чего не хватало.

Я подошел к секретеру, отпер секретный ящик с двойным дном и кое-что достал из тайника. Да, признаюсь, я прихватил несколько предметов из сокровищницы катаров с целью узнать их примерную стоимость, и, возможно, найти покупателей на другие предметы. Но сейчас я придумал им иное применение.

— Это вам!

Ребекка недоверчиво приняла из моих рук шикарную диадему в виде роз, каждая из которых была украшена множеством голубых бриллиантов, а так же весьма увесистый золотой кулон с небесного цвета сапфиром на длинной цепочке.

— Но… это слишком…

— Вы достойны! Нет никого, достойнее вас!..

Я помог застегнуть кулон на шее сзади и приладить диадему.

Девушка обернулась к зеркалу и охнула от изумления. В отражении на нас смотрела истинная королева.

Мы спустились в фиолетовую комнату, Миньяр уже ждал нас, разложив мольберт и приготовив кисти и краски. При виде Ребекки он торжественно поклонился и произнес:

— Для меня будет огромной честью написать ваш портрет, светлая госпожа! Прошу, сядьте вот на этот пуфик!..

Я немного понаблюдал за началом действия, но потом вышел из комнаты, дабы не мешать мэтру. Пьер знал свое дело. Его рука лихо сновала над полотном, делая первоначальные наброски, глаза мастера блестели, он был полностью поглощен процессом.

Один из слуг подал мне бокал вина. Я встал у окна, ведущее на пешеходную улицу, и некоторое время стоял, попивая напиток и просто разглядывая случайных прохожих.

Сегодня погода не гневалась на жителей города, ветер был умеренный, дождь ушел в сторону, унеся с собой грозовые облака, но видно было, что еще немного, и на каменные мостовые выпадет первый снег, ознаменовывая приближение католического Рождества — главного праздника всех честных христиан. А потом наступит новый 1631 год, второй год моего пребывания в этом времени.

За первый год я добился многого. Главное — меня не убили, хотя пытались, а все остальное лишь приложение к этому успеху. Кажется, я вполне надежно стал на ноги в этом времени, нашел друзей и союзников, обрел могущественного покровителя, отыскал любовь… и даже вскоре должен был обзавестись потомством, причем сразу с нескольких сторон. Нашел я и врагов, и даже больше, чем хотел бы. Но в целом, я был доволен и даже, наверное, счастлив.

Я не помнил прошлую жизнь, но почему-то был уверен, что этот год — лучший год в моей жизни. Стоило попасть в далекое прошлое, чтобы обрести настоящего себя.

Весь день так и прошел в ничего не делании, и мне было непривычно. В последнее время вокруг меня царили постоянные суета и движение, и было даже интересно недолго побыть в роли Обломова[19] — лениться и предаваться неге.

К сожалению, все хорошее быстро кончается.

Требовательный стук в дверь донесся со стороны центрального входа. Двое слуг метнулись проверять, кто явился, а потом распахнули двери, и нижний холл заполнили гвардейцы Его Высокопреосвященства.

Я наблюдал за этим действием, стоя на лестнице, и при желании мог бы отступить и бежать через другие выходы, но вместо этого я вернулся в спальню, накинул на плечи плащ, взял шляпу и перчатки, а рапиру оставил лежать на столе — все равно гвардейцы отнимут.

После чего спокойно спустился вниз, встретив по дороге встревоженную Ребекку, выглянувшую из фиолетовой комнаты, и успел шепнуть ей:

— Ни в коем случае не покидайте дом! Заприте все двери и запретите слугам впускать посторонних. Художника отправьте прочь, не до него…

Она кивнула в знак того, что все поняла. Я же легко сбежал по ступеням вниз и поклонился гвардейскому офицеру, который был мне незнаком.

— Я арестован?

Офицер покачал головой.

— Пока что нет… вас лишь просили доставить для беседы.

— К нему?

— К нему.

Мы оба прекрасно поняли, о ком именно идет речь. Имя великого кардинала не нуждалось в уточнениях.

— Что же, я готов, оружия с собой у меня нет.

Офицер кивнул и предложил следовать к карете, остановившейся прямо перед домом.

Городские зеваки уже собирались небольшими группами, обсуждая явление гвардейцев и мою личность тоже. Дом долгое время стоял пустым, и когда Перпонше отправил сюда слуг приводить жилище в порядок, пошли всевозможные слухи о личности хозяина. И вот теперь все желающие могли воочию убедиться, что хозяин сей — вор и преступник! За иными не присылают гвардейский конвой.

На слухи мне было плевать, я спокойно прошел к карете и забрался внутрь. Офицер устроился рядом. Был он собран и молчалив, и за всю дорогу не произнес ни слова.

Шторка кареты с моей стороны была прикрыта не совсем плотно, и я видел, куда мы едем. К моему удивлению, двигались мы не в сторону Лувра, и через некоторое время прибыли на Королевскую площадь, остановившись перед домом Ришелье.

Значит, все не так уж и плохо. Кардинал принимал у себя дома исключительно преданных ему людей, и никогда еще на моей памяти тут не арестовывали. Беседы, исключительно беседы…

Все те же четыре гвардейца внизу, в качестве охраны, и секретарь, уже ожидавший меня, чтобы сопроводить в кабинет.

Внутри ничего не изменилось с момента моего прошлого визита. Все устроено по-деловому. Ришелье и дома работал до изнеможения, понимая, что сил и здоровья у него осталось не так уж много, и пытаясь выжать из себя максимум пользы для Франции.

Кардинал, как обычно, изучал бумаги, сидя за своим массивным столом. Увидев меня, он коротко кивнул на стул. Это был хороший знак, и я аккуратно присел на самый краешек, застыв в ожидании, пока этот человек не обратит на меня своего внимания.

Ришелье дочитал письмо, размашисто расписался внизу, отложил бумагу в сторону и поднял взгляд на меня.

— Что же вы, господин барон, испытываете мое терпение?

— Ваше Высоко…

— Где тот предмет, который вы обещались мне доставить?

И вовсе я не обещался, но не говорить же об этом вслух.

— Я пока не сумел добыть его…

— Но вы приютили преступника, похитившего данный предмет? И даже поселили его в своем новом замке? А куда, расскажите мне, вы дели графа Рошфора и графиню Карлайл? В последний раз их видели живыми, когда они ехали на встречу с вами!..

Н-да, агенты кардинала, как обычно, были на высоте. Они знали все, и Ришелье знал все. Или почти все.

— Где господин де Рошфор, я понятия не имею. А графиня уехала рожать в мой замок, она, понимаете ли, в положении…

— Даже так? — Ришелье слегка привстал в кресле, но потом опустился обратно. Силы почти оставили его. — Что же, может, это к лучшему. Послушайте меня, барон, и слушайте очень внимательно. Этот предмет, к поискам которого вы отнеслись столь небрежно, важен настолько, что может изменить нынешний облик церкви. Понимаете теперь, насколько серьезно дело, порученное вам?

Никогда еще Ришелье не говорил со мной столь откровенно, и я это оценил.

Оценил и принял решение.

— Клянусь, я доставлю его вам… чего бы мне это ни стоило…

Кардинал довольно кивнул.

— Так бы сразу. Впрочем, я сам виноват, что рассказал вам недостаточно для того, чтобы вы оценили всю значимость этого задания. Впрочем, есть еще одно дело, о котором я хотел с вами поговорить…