XVII. Де Брас (СИ) - Шенгальц Игорь Александрович - Страница 43

Я оббежал карету и чуть было не споткнулся о мертвое тело. Не Ребекка. Мужчина — один из людей Рошфора, судя по одежде. Убит ударом тонкого стилета в шею под подбородок. Стилет все еще торчал в ране, и я машинально вытащил его. Выступила кровь. Этот человек умер буквально несколько минут назад, скорее всего, прямо перед взрывом. С той части поляны, где происходило основное действие, было невозможно увидеть, что случилось тут за каретой.

Очевидно, он охранял Ребекку, но кто убил его? Сама де Ландри? Если так, то она могла спастись, укрывшись за ближайшими деревьями.

Медленно, не торопясь, я пошел к краю поляны, всматриваясь в осенний, почти голый лес.

Навстречу из-за могучего дуба шагнула девушка. Ее светлое платье было порвано и перепачкано грязью и кровью, прическа давно потеряла свою форму, светлые длинные волосы растрепались и спутались, но Ребекка улыбалась, приближаясь ко мне. Она была цела и невредима.

Мы остановились в трех шагах друг от друга.

Ее глаза чуть насмешливо прошлись по моему ошарашенному лицу, по забрызганной грязью одежде, по сжатым до хруста кулакам.

— Я ждала вас, шевалье! Благодарю, что нашли время спасти меня! — сказала Ребекка.

Светлая, просторная комната, украшенная тканевой драпировкой небесно-голубого цвета, резными амурами под потолком и толстым персидским ковром под ногами. По центру же, окруженная со всех сторон пуфиками, креслами и диванчиками, стояла массивная кровать, с балдахином, ангелочками над головами, звездами и ликами святых.

Мой парижский новоприобретенный дом оказался куда лучше, чем я предполагал. Особенно учитывая историю с замком.

Здесь же все было спокойно и надежно. Слуги уже убрали балдахины, закрывающие мебель, протерли пыль и паутину, распахнули окна, хорошо проветрив все комнаты, а после растопили камины, и внутри стало уютно, тем более что из кухни на первом этаже уже тянулись запахи жареного мяса, тушеных овощей, пареной рыбы, коптящихся кровяных колбас и прочего, что всегда найдет отклик в голодном желудке.

Ребекка потянулась во сне. Простыня сползла по ее юному телу чуть вниз, приоткрыв высокую грудь с задорно торчащими сосками, изящный изгиб бедра, длинные стройные ноги и плоский живот.

С самого момента встречи в лесу мы с Ребеккой не расставались. Многие дела пошли побоку, но мне было плевать. Я словно сошел с ума, получив ту, о которой мечтал долгие годы. Кардинал, король, двор, интриги — все это отошло на второй план. Во главе же моих помыслов была исключительно Ребекка.

То, что она выжила в бойне на поляне, явилось для меня знаком. Я мог потерять ее, так и не обретя, но Ребекка осталась цела и невредима, и теперь, когда она лежала в постели, такая нежная и беззащитная, расслабленная и спокойная, верящая в меня, я смотрел на нее, сидя в кресле и потягивая вино, насыщенное ароматами полей, цветущим виноградом, песнями крестьян, дубовыми бочками, и не мог наглядеться.

Осталась лишь Ребекка, и ее желания.

При этом я прекрасно осознавал, как это должно выглядеть со стороны, но ничего не мог и не хотел с этим поделать. Просто в один момент все прочее потеряло для меня смысл и интерес.

Так бывает. Когда влюблен.

— Франсуа? — девушка потянулась, пробуждаясь ото сна. И во мне вновь проснулось желание. Я хотел обладать ей постоянно, это чувство было превыше меня. Она впервые в жизни пробудила во мне настолько низменные, животные инстинкты, которых не могла при всем желании добиться ни одна из элитных дорогих шлюх.

Вот и сейчас, я отставил бокал в сторону и подошел к кровати, склонившись над девушкой. Она подалась ко мне, простыня окончательно соскользнула с тела, а дальше я потерял над собой всяческий контроль. Мне даже где-то в душе было немного стыдно за то, что мы вытворяли, но Ребекка не только не протестовала против некоторых нововведений для этого темного времени, но активно поддерживала и совершенно не стеснялась.

Она досталась мне невинной. Девственницей. Так тоже бывает.

В первую же нашу ночь Ребекка негромко вскрикнула, и кровь запачкала простыню.

Признаться, я к такому был не готов. Еще ни одна из моих женщин, с которыми я имел дело здесь, во Франции не могла похвастаться целомудрием. Напротив, все словно с цепи срывались, сношаясь направо и налево, и хвастаясь подругам о новых любовниках.

Времена пуритан давно остались позади, в моде царила страсть и разврат. Впрочем, основной пик случится позже, и при ином короле…

Но теперь, понимая, что Ребекка столь легко и непринужденно отдала мне то, что берегла всю жизнь, поверив и решившись, приняв полностью и забрав в свое сердце навсегда, я сам начал меняться.

Никогда и никому я не хранил верность, считая ее если и не пережитком прошлого, то некое лишней частью отношений, сдерживающим фактором, ведущим к неизменному краху. Человек не может всю свою жизнь желать кого-то одного. Рано или поздно у него появится выбор. И обычно мало кто в силах сопротивляться нарастающей похоти и пороку, падая в пучину разврата и фальшивой страсти. Потом приходит раскаяние и разочарование, но обычно уже после того, как все рушится.

Я предпочитал всегда быть сам по себе. Это было мое кредо. Но теперь все изменилось.

Отодвинувшись от Ребекки, я попытался успокоить дыхание. Сердце билось в груди, как бешенное. Будь у меня под рукой сигарета, я бы закурил. Надо написать аббату де Бриенну и спросить, не начал ли он крутить первые папироски, было бы весьма кстати…

— Сударь, а когда вы изволите на мне жениться? — голос Ребекки вывел меня из положения нирваны. Я вздрогнул и повернулся к ней.

Она смотрела на меня всерьез, широко распахнув глаза, но потом не выдержала и рассмеялась своим серебристым, легким смехом.

— Да хоть прямо сейчас! — искренне и честно ответил я, и вовсе не соврал при этом.

— Готовы хранить верность?

— Готов!

— Готовы любить до конца наших дней?

— Готов!

— Уверены, что после не передумаете?

— Уверен!

— Франсуа, я объявляю нас мужем и женой! Именем любви, и да благословят нас небеса!..

— Клянусь перед Господом и Небом, что всю свою жизнь, пока я мыслю и дышу, буду любить и почитать мою супругу, заботиться о ней в горе и радости, при свете звезд и солнца, защищать ее от угроз, помогать в насущных заботах, ценить и боготворить ее! Клянусь, что не будет у меня никого и ничего важнее и значимее! Клянусь, что все мои чаяния и мечты я буду посвящать только ей! Клянусь!

Ребекка выслушала все до конца, а потом негромко сказала в ответ:

— Клянусь, что муж мой станет жизнью моей! Клянусь!..

В дверь спальни постучались. Я поднялся на ноги, накинув на плечи простыню, и выглянул в коридор. Молодой слуга, имени которого я еще не запомнил, поклонился и доложил:

— К вам посетитель, господин барон! Изволите принять?

Я задумался. Почти никто не знал, что я вернулся в Париж. И еще меньшее число людей было в курсе, где именно я остановился. Перпонше только начал приводить мой новый дом в порядок, и еще далеко не закончил с обустройством. Хотя, с моей точки зрения, жить тут уже было можно. Но слуги так не считали, и с утра до вечера чистили, драили, вымывали, скребли, прибирались, отчищали все вокруг.

Неведомый гость, кем бы он не был, входил в узкий круг осведомленных о моем местоположении.

— Приму! Пусть ожидает в фиолетовой комнате, я скоро спущусь.

Да, внезапно у меня образовалась фиолетовая комната, а так же желтая и белая. Дом был большой, и я пока больше довольствовался синей спальней, чем прочими помещениями.

К тому моменту, когда я спустился вниз, гость уже расположился на стуле и смирно ожидал, пока о нем вспомнят.

Это был молодой человек, лет восемнадцати на вид, кудрявый и живой лицом, с большим носом и любопытным взглядом.

— Сударь! — сходу резко начал я. Молодой человек напомнил мне обычного просителя, коих видеть я не желал. — В двух словах скажите, чего вы желаете?