Темные ангелы нашей природы. Опровержение пинкерской теории истории и насилия - Dwyer Philip - Страница 5

Ирония судьбы заключается в том, что Пинкер не обращает внимания на краткосрочный и долгосрочный психологический ущерб, наносимый жертвам различными индустриями торговли людьми, и такое упущение одного из самых выдающихся профессоров психологии в мире представляется несколько проблематичным. В якобы всеобъемлющем исследовании Пинкера о насилии в наше время отсутствует понятие психологического насилия, т.е. травмы, нанесенной в военное или гражданское время. На самом деле представление Пинкера о насилии довольно узкое и сводится к реальному физическому, преднамеренному насилию. Именно поэтому Марк Микале в другом месте подчеркнул многое из того, что осталось за кадром - колониальное насилие и насилие в отношении коренных народов, а также насилие экологического, биологического или технологического характера. И, конечно, миллиарды животных, которых убивают каждый год, часто в нечеловеческих условиях (без иронии), чтобы удовлетворить потребительский спрос на дешевое мясо и индустрию быстрого питания. Подобные цифры неуютно сочетаются с мыслью о том, что мы живем в самую мирную эпоху в истории человечества. Именно такая связь между насилием над природой и насилием над людьми, настойчиво подчеркиваемая Кори Россом в этом сборнике, когда планета сталкивается с всплеском "экологического насилия", помогает нам увидеть насилие в другом свете.

Приведенные нами ранее примеры подчеркивают то, что специалисты, работающие в области изучения насилия, считают фундаментальной проблемой подхода Пинкера в целом. Он рассматривает насилие как статичную вещь, которую всегда можно измерить. С другой стороны, ученые рассматривают насилие как процесс, который изменяется во времени по мере того, как меняются общественные установки, как то, что было приемлемо раньше, становится неприемлемым, как насилие, используемое в качестве инструмента, адаптируется и формируется для достижения различных целей в различных обстоятельствах. Формы и практика насилия меняются, а новые технологии часто усиливают его интенсивность, что хорошо видно на примере истории современных войн.

Параллельно с этим Интернет стал местом сексуальной эксплуатации детей в таких масштабах, которые мало кто из нас осознает, и уж точно в таких, которые не существовали даже десять лет назад. За последние двадцать лет резко возросли масштабы онлайн-торговли и обмена изображениями и видеороликами, на которых дети подвергаются сексуальному насилию и пыткам. Действительно, проблема резко возросла с 2014 года, когда считалось, что количество изображений достигло миллионной отметки. По состоянию на 2018 год технологические компании выявили в Интернете более 45 млн изображений и видеороликов, на которых дети подвергаются сексуальному насилию, причем некоторые из них - в возрасте трех-четырех лет, а некоторые - еще младше. Начиная примерно с 2000 года скандалы с сексуальным насилием будоражат религиозные, образовательные, спортивные организации, а в последние годы громкие скандалы на национальном уровне разразились в Ирландии, Австралии, США и многих других странах. Эти преступные практики злоупотреблений ранее были невидимы, не освещались и не документировались, поэтому к ним пренебрежительно относятся в "благодушной" истории Пинкера о снижении уровня насилия в современном мире.

Означает ли лавина новых материалов по этой теме в наше время, что в мире стало больше педофилов, или что такие люди теперь могут легче получить доступ к материалам, или что больше таких преступных действий доводится до сведения властей? Значит ли это, что больше детей подвергаются насилию и жестокому обращению, чем когда-либо прежде? Это трудно определить. Однако Пинкер снова считает, что знает наверняка; он утверждает, что правозащитники просто больше и тщательнее следят за нарушениями. «Мы можем быть введены в заблуждение, думая, что можно обнаружить больше нарушений», и он уверяет нас, что исторический уровень сексуального и физического насилия над детьми снижается. Это еще один пример проявления насилия, ужасные масштабы которого были обнаружены и задокументированы лишь недавно. Что можно сказать с определенной долей уверенности, так это то, что преступные элементы, в том числе распространяющие язык вражды и террористическую пропаганду, получили возможность использовать Интернет в геометрической прогрессии таким образом, что в основном избегают большинства форм преследования. Однако его нельзя исключить из всеобъемлющего учета насилия в наше время.

Интерпретация истории и насилия

Еще одно возражение против истории Пинкера заключается в том, что он одинаково относится ко всем злодеяниям прошлого, как будто единственное, что имеет значение, - это количество погибших. Эти злодеяния, во всем их огромном разнообразии, вырваны из определяющего их исторического контекста, и ни период, в который они происходили, ни окружающие культурные условия не принимаются во внимание. Мэтью Ресталл в своей главе о насилии коренного населения Америки в этом сборнике указывает, что слишком известное утверждение о том, что ацтеки приносили в жертву по сорок человек в день в ходе кровавых публичных ритуалов, является нелепостью, а давнее религиозное значение человеческих жертвоприношений в мезоамериканских обществах полностью игнорируется. Пинкер даже анализирует в столь же упрощенных терминах исторические события, с которыми читатель, как правило, знаком гораздо лучше. В пропорциональном отношении Вторая мировая война, по мнению Пинкера, была девятым самым смертоносным конфликтом всех времен, в то время как арабская работорговля и атлантическая работорговля занимают 3-е место в его хит-листе всемирно-исторических злодеяний.

Сравнение далеких и очень разных временных периодов не только проблематично в целом - вспомним отказ Пинкера рассматривать современное рабство именно на этом основании, - но и не учитывает важнейшие исторические условия и обстоятельства, окружавшие эти два совершенно разных события. Вторая мировая война пришлась на концентрированный шестилетний период второй четверти ХХ века в Европе и на Дальнем Востоке, в течение которого разворачивались катаклизмические события, ставшие Освенцимом, Дрезденом и Хиросимой. Атлантическая работорговля триангулировала Западную Европу, Африку к югу от Сахары, Северную и Южную Америку и прибрежные районы Карибского моря. Она продолжалась сотни лет, и ее главным мотивом была экономическая выгода. Никакие два исторических события не могут быть равноценными, но Вторая мировая война и атлантическая работорговля - это, безусловно, яблоки и апельсины. Если мы хотим оценить глубину и значимость того или иного события, связанного с массовым насилием, то простое сравнение количества погибших противоречит логике. Неприятно также обнаружить, что некоторые события, например гибель людей в мировых войнах ХХ века, оцениваются относительно мирового населения, в то время как уровень смертности в ходе военных действий в негосударственных и государственных обществах не оценивается.

Безусловно, уровень убийств в прошлом, насколько он известен, является одним, но только одним из показателей интенсивности и ужаса того или иного события. Холокост служит ярким примером. Поразительно, но Пинкер не считает нацистский геноцид центральным или даже значимым событием в развитии долгосрочного человеческого насилия, скрывая это злодеяние в цифрах мирового населения. Десять или одиннадцать миллионов человек, убитых в нацистских концлагерях в течение всего нескольких лет, могут показаться не такой уж большой долей населения Земли. Холокост приобретает совершенно иной смысл, если рассматривать его в пропорции к населению Центральной и Восточной Европы. Хуже того, Пинкер утверждает, что "гемоклизм" - странный термин, который Пинкер позаимствовал у самопровозглашенного "атроцитолога" Мэтью Уайта для обозначения мировых войн середины ХХ века, - был "случайностью". Да, случайностью, частью случайного распределения войн, которые каким-то образом были исключением из правил. Помимо того, что такая точка зрения крайне оскорбительна, ученые из разных областей знаний могут с ней не согласиться. Вот, например, социолог Синиша Малешевич: