Сказка - Кинг Стивен - Страница 37

— Что это было? Что там?

— Я расскажу тебе, — сказал он, — но не сегодня. Беспокоиться больше не о чем. Возьми это, — он дал мне свою связку ключей, — и положи вон на ту полку. Дай мне две таблетки оксиконтина, а потом я пойду спать.

Я принес ему таблетки. Мне не нравилось, что он принимал такие сильные таблетки после виски, но после всего это было не так уж страшно.

— Не ходи туда, — сказал он. — Возможно, позже, но сейчас даже не думай об этом.

— Это то место, откуда берется золото?

— Все не так однозначно, как говорят в мыльных операх. Я не могу рассказать об этом сейчас, Чарли, и ты не должен говорить об этом никому. Вообще никому. Последствия… Я их даже представить не могу. Обещай мне.

— Обещаю.

— Вот и хорошо. А теперь иди и дай старику поспать.

Обычно Радар с удовольствием спускалась со мной с холма, но в ту субботу она не отходила от мистера Боудича. Я отправился домой один и приготовил себе сэндвич с ветчиной на «Чудо — хлебе» — закуску чемпионов. Мой отец оставил записку, в которой сообщал, что уехал к девяти на встречу «Анонимных Алкоголиков», а потом останется поиграть в боулинг с Линди и парой других коллег по трезвости. Я был рад. Я в любом случае сдержал бы обещание мистеру Боудичу — «последствия я даже представить не могу», сказал он, — но почти уверен, что папа все равно увидел бы что-то по моему лицу. Теперь, в состоянии трезвости, он стал очень чувствителен к подобным вещам. Обычно это хорошо, но в тот день это было плохо.

Когда я вернулся в дом 1, мистер Боудич все еще спал. Он выглядел немного лучше, но его дыхание было хриплым. Такое же дыхание я услышал, когда нашел его на крыльце со сломанной ногой. Мне оно не понравилось.

К вечеру хрип улетучился из его дыхания. Я приготовил попкорн, разогрев его по старинке на плите «Хотпойнт», и мы съели его, пока смотрели «Худа»[113] на моем ноутбуке. Этот фильм выбрал мистер Боудича, я никогда о нем не слышал, но он оказался довольно хорошим. Я даже не возражал, что он нецветной. В какой-то момент мистер Боудич попросил меня остановить фильм на крупном плане Пола Ньюмена.

— Разве он не самый красивый мужчина на свете, Чарли? Как ты думаешь?

Я сказал, что он, может быть, прав.

Ночевать я остался там. В воскресенье мистеру Боудичу стало еще лучше, и мы с отцом отправились рыбачить к Южной Элджинской плотине. Мы ничего не поймали, но было приятно побыть с ним под мягким сентябрьским солнцем.

— Ты какой-то тихий, Чарли, — сказал он на обратном пути. — О чем задумался?

— О нашей старой собаке, — сказал я. Это было правдой — но далеко не всей.

— Приводи ее сегодня к нам, — сказал папа, и я пытался, но Радар по-прежнему не желала отходить от мистера Боудича.

— Иди ночевать домой, — сказал мистер Боудич. — Со мной и старушкой все будет в порядке.

— У вас хриплый голос. Надеюсь, вы не заболеете чем-нибудь.

— Да нет. Просто проболтал почти весь чертов день.

— С кем?

— Сам с собой. Можешь идти, Чарли.

— Хорошо, но позвоните, если я вам понадоблюсь.

— Да, да.

— Пообещайте.

— Обещаю, ради всего святого. А теперь сунь яйцо в свой ботинок и раздави[114].

Утром в воскресенье Радар снова не смогла подняться по ступенькам после прогулки и съела только половину своей порции. Вечером она не съела вообще ничего.

— Наверно, ей просто нужно отдохнуть, — сказал мистер Боудич, но в его голосе звучало сомнение. — Удвой дозу этих новых таблеток.

— Вы уверены? — спросил я.

Он одарил меня мрачной улыбкой:

— Чем это ей повредит в такой ситуации?

В ту ночь я спал дома, а в понедельник Радар стало немного лучше. Но мистер Боудич тоже заплатил за то, что случилось в субботу. Чтобы ходить в туалет и обратно, ему снова пришлось использовать костыли. Я хотел не пойти в школу и остаться с ним, но он запретил. Вечером он тоже выглядел лучше и сказал, что приходит в норму. Я поверил.

Он обманул меня.

Во вторник утром, в десять часов, я сидел на уроке углубленного изучения химии. Нас разделили на группы по четыре человека, дали резиновые фартуки с перчатками и заставили определять температуру кипения ацетона. В комнате стояла тишина, все говорили шепотом, поэтому звук моего мобильника, зазвонившего в заднем кармане, был очень громким. Мистер Экерли посмотрел на меня с неодобрением.

— Сколько раз я говорил вам, дети, чтобы вы выключали…

Достав телефон из кармана, я увидел слово БОУДИЧ. Торопливо скинув перчатки, я принял вызов и выскочил из кабинета, игнорируя мистера Экерли. Голос мистера Боудича звучал напряженно, но спокойно.

— Кажется, у меня сердечный приступ, Чарли. По правде говоря, я в этом уверен.

— Вы звонили…

— Я звоню тебе, так что молчи и слушай. У меня есть адвокат, Леон Брэддок в Элджине. Там есть бумажник. Под кроватью. Все остальное, что тебе нужно, тоже под кроватью. Ты понял меня? Под кроватью. Позаботься о Радар, и когда все узнаешь, реши…, — он ахнул. — Черт, как больно! Давит, как чугун. Когда узнаешь, реши, что с ней делать.

Он отключился.

Пока я звонил в 911, дверь химического кабинета открылась, мистер Экерли вышел и спросил, какого черта я делаю. Я просто отмахнулся от него. Оператор службы спросила, в чем проблема. Пока мистер Экерли стоял рядом с открытым ртом, я объяснил ей все и назвал адрес. Потом развязал фартук, уронив его на пол, и побежал к выходу.

Это была, наверное, самая быстрая поездка на велосипеде в моей жизни — я ехал, привстав на педалях и почти не глядя на дорогу. Сзади раздался гудок, завизжали шины, и кто-то завопил:

— Смотри, куда едешь, тупой кусок дерьма!

Но каким бы быстрым я ни был, парни из «скорой» опередили меня. Когда я остановился на углу Пайн и Сикамор, тормозя велик ногой, чтобы не врезаться в бордюр, машина с мигающими огнями и воющей сиреной уже отъехала. Я обошел дом сзади. Прежде чем я успел открыть кухонную дверь, Радар вылетела через собачью дверцу и бросилась ко мне. Я опустился на колени, чтобы она не прыгала на меня, напрягая больные лапы. Она скулила, тявкала и лизала меня в лицо, видимо, не подозревая, что случилось что-то плохое.

Мы вошли внутрь. На кухонном столе среди лужи разлитого кофе валялась чашка, а стул, на котором мистер Боудич всегда сидел (забавно, как люди держатся за свои привычки), был опрокинут. Плита все еще работала, старомодный перколятор[115] раскалился так, что нельзя дотронуться, пахло горелым — можно сказать, химическим экспериментом. Я выключил газ и с помощью прихватки переставил перколятор на холодную конфорку. Все это время Радар не отходила от меня ни на шаг, прислоняясь к моей ноге и тыкаясь мордой в коленку.

На полу у входа в гостиную лежал календарь. Нетрудно было представить, что произошло. Мистер Боудич пьет кофе за кухонным столом, оставив кофеварку на плите для второй чашки. Тут чугунный молот ударяет его в грудь, и он разливает кофе. Его стационарный телефон находится в гостиной. Опрокинув стул, он встает и идет туда, а по пути, чтобы не упасть, цепляется за стену и срывает с нее календарь.

Ретро-телефон стоял на кровати. Еще там валялась обертка с надписью «Папаверин»[116]; это лекарство, как я предположил, ему ввели перед тем, как увезти. Я сидел на смятом раскладном диване, гладя Радар и почесывая ее за ушами, что, как я знал, всегда ее успокаивало.

— С ним все будет в порядке, девочка. Подожди и увидишь, с ним все будет в порядке.

Но на всякий случай я заглянул под кровать, где, по словам мистера Боудича, должен был найти все, что нужно. Там лежали кобура с пистолетом на поясе, украшенном ракушками, его связка ключей и бумажник, которого я никогда раньше не видел. Еще там был старомодный кассетный магнитофон, который я уже видел стоящим на одном из пластиковых ящиков в кладовой на третьем этаже. Я заглянул в окошко магнитофона и увидел, что в него вставлена кассета с надписью «Radio Shack»[117]. Он либо что-то слушал, либо записывал, и запись казалась мне более вероятной.