Выбери любимый жанр

Оракул петербургский. Книга 2 - Федоров Алексей Григорьевич - Страница 2


Изменить размер шрифта:

2

Нет в наших генетических откровениях даже отдаленного отзвука антисемитизма (но обвинители, конечно, найдутся). Однако и в фотографическом облике прародителя и в профессии (банкир), и в тяге к воспитательному фанатизму, и в размноженческом темпераменте звучат особые, специфические нотки голоса крови. Поморщась, отрыгнем чеховскую казуистику, заявляющую о том, что надо сторониться "кровавых разговоров". Ученых и писателей и, тем более, ученых-писателей, должны интересовать корни событий, психологии земных страдальцев. Левушка Гумилев, настрадавшись от скитаний по непионерским лагерям, ввел в оборот забавный термин "блуждающий суперэтнос". То сказано с пафосом об евреях. При переводе с латинского формулы такого блуждания – Ubi bene ibi patria – все моментально становится на свои места: оказывается – "Где хорошо, там и отечество".

Сдается, что Господь Бог вменил великому этносу некую заурядную миссию, а не печать "величества". Но какой еврей удержится от банальной пошлости: закончив, скажем, церковно-приходскую школу, он обязательно заявит, что имеет диплом Московского университета, а кандидат наук будет рекламировать себя и представляться всем не меньше, чем академиком. Что-то очень сомнительное проглядывает из-за заверений о миллионном состоянии банкира, когда удостоверяешься в том, что дочь его мыкалась под конец жизни в отчаянной нищете, а внук долго отыгрывал роль голодранца.

Тем не менее, не стоит отвергать версию о присутствии в мешанине кровей знатного рода писателя и капелек свойств ашкеназских евреев. Именно тех, о которых имеются документальные подтверждения из Кельна (еще от III века, при римском господстве). Те представители "блуждающего суперэтноса" застряли и обособились на землях, по которым протекают реки Рейн и Сена. То есть речь идет о, так называемой, Эрец Ашкеназ (Земле Ашкеназской), что охватывает Юго-Запад Германии и Север Франции. Родство земель потом породит и родство душ: в браке отца и матери писателя спаяются близкие территории, начнется местное родословие. Сомневаемся, что было возможно полное сближение двух родов, окажись предки по матери писателя не ашкеназским еврейством, а сефардами – еврейским микроэтносом, обособившимся в Испании еще в UII веке до эры Христа. Эти осколки Богом избранного народа пользовались даже иным, чем ашкеназы, языком – "ладино". Эти две компании откровенно враждовали и запрещалось их дочерям и сыновьям породниться в браке.

Теперь, без промедления, заглянем в произведение будущего великого писателя, исследованием творчества которого пробуем заняться, дабы насытить читателя аллегориями. Что же выплывает на поверхность: "Он встал, снял халат, ермолку, туфли. Снял полотняные штаны и рубашку. Снял, как парик, голову, снял ключицы, как ремни, снял грудную клетку, как кольчугу. Снял бедра, снял ноги, снял и бросил руки, как рукавицы, в угол. То, что осталось от него, постепенно рассеялось, едва окрасив воздух. Цинциннат сперва просто наслаждался прохладой; затем, окунувшись совсем в свою тайную среду,.. Грянул железный гром засова, и Цинциннат мгновенно оброс всем тем, что сбросил, вплоть до ермолки…" Тут же появляется поэтический помощник, сильно смахивающий на одного из гувернеров: "Цинциннат, тебя освежило преступное твое упражнение". Сдается, что кроме психологии, как таковой, здесь мастерски нарисован и генетический пейзаж, особенности которого не вызывают сомнения.

Замечательный пример полета творческой мысли и эпистолярной эстетики. Наш поднадзорный впоследствии оказался неповторимым мастером творческой казуистики. Он просто сорил, вытряхивал, как мелкий сор из карманов старых штанов, разномастную технику, писательские приемы, словесные абракадабры, разукрашивая и путая тем самым свои литературные полотна. На тех же крыльях он смело залетал и в науку (энтомологию), в шахматное искусство, ну а в художественно-литературном жанре по этим затеям ему не было равных. И если в науке, как известно, требуется четкость и доказательность мысли, но прощается размытость слова, то в литературе отмечается обратное – четкость слова и туманность или полное отсутствие мысли и логики. "Пробежали шаги. Пробежали шаги. Пробежали, вернулись". Хотя и в литературе возможен синтез методов науки и практики. Хотя бы такой: "Поцелуи ваши, которые больше всего походили на какое-то питание, сосредоточенное, неопрятное и шумное". Или вот еще благозвучное – ярчайший пример особенностей материнской логики и красноречия: "Диомедон, оставь моментально кошку, – сказала Марфинька, – позавчера ты уже одну задушил, нельзя же каждый день".

Среди предков по материнской линии у писателя числился композитор (ну, скажем, по имени Карл Генрих Граун (за точность имени не отвечаем). Сам писатель в зрелые годы характеризовал своего предка весьма примечательно: "талантливый карьерист". Было за что, видимо. Он написал ораторию "Смерть Иисуса", утопавшую в восторгах в свое время; он же был помощником Фридриха Великого в написании опер. Чем не ашкеназский еврей – расторопный, талантливый, предприимчивый и ироничный? Но разговор о другом: что-то похожее на нотную грамоту, прыжки значков по нотной бумаге, ее линиям видится в технике будущего писателя. Эхо родства и здесь достает посвященного: моментально оставь кошку, ты уже задушил одну!

На взлете психологических ассоциаций, умиляясь искренне мастерству будущего великого писателя, нелишне заметить, что самое главное, скорее всего, не в поведении (оно всегда вторично), а в Божьем промысле, который, как известно, реализуется трагедиями последующих поколений – нищетой, мукой одиночества, а то и загадочной смертью. Однако в то время, когда будущий великий писатель еще только осмыслял свое бытие, извещая об этом окружающих криками новорожденного и мелкими, но уже с душком, деяниями всегда преступного детства, юности и отрочества, род его процветал, преуспевал – "цвел и пахнул" (или лучше – пах!).

Родной брат Елены, видимо, тоже не забыл отцовских выволочек и, оставшись владельцем богатейшего наследства, ударился в гомосексуализм. Надо же было как-то компенсироваться от потрясений детства – от садизма любимого отца. Конечно, первичным в том было своеобразное сочетание женских и мужских гормонов, то есть некая анатомическая и физиологическая предрасположенность, а потом уж крутые психологические травмы. Время безгранично-бездельное он проводил за границей, где держал особняки, под стать императорским дворцам, но любезничал с порочными лицами из народа. Дома же, в Петербурге или в богатом загородном поместье, он тешился безобидными, но приторными ласками, адресованными своему племяннику, каждый раз вызывавшими опасения родителей БВП – безотчетно игривого и скорого на шальные забавы. Именно его (племянника) любезный дядя формально сделал наследником своего обширного имущества. Но царский подарок не скрасил годы нищего существования племянника. Даже Кембридж – престижное учебное заведение – ему пришлось заканчивать на деньги, вырученные от продажи массивной нити материнского жемчуга.

Божья кара и в этот темный закуток дотянулась цепкой рукой, лишив в одночасье некоронованного принца не праведного наследства. К тому времени, естественно, "святой" дядя закончил игры с любовью трагической гибелью – очевидно, что гром грянул довольно рано. Как бы предвидя будущее, дядя на семейных фотографиях выглядел персоной, утопившей в своем взгляде тьму переживаний беспокойно-грустного смысла. Опять взгляд таксы! Вещее в вещем!

Но стоит ли говорить только о женщинах и им подобным? Папа благополучного отрока на фотографиях тоже напоминает таксу – решительным взглядом, лицом скуластым, да и всей фигурой – фигурой человека, занимающегося посильным и приятно-эффектным спортом, скажем, фехтованием, легким боксом, прогулками, азартными речами и прочим житейским и супружеским усердием, но никогда не знавшего по-настоящему тяжелого физического труда. Примечательна последняя фотография отца от 17 февраля 1913 года, всего за месяц до трагической кончины: печаль, отрешенность, усталость, разочарование – скорее, тоска – выплывают изнутри, из сознания человека успевшего – нет слов! – многое из содеянного переосмыслить.

2
Перейти на страницу:
Мир литературы