Выбери любимый жанр

Разговор на берегу - Адамов Аркадий Григорьевич - Страница 2


Изменить размер шрифта:

2

Вот всеми этими важными обстоятельствами и вызвана настоятельная необходимость разобраться в природе в специфике, истории жанра, в путях развития советского детективного романа, в проблемах, которые на этих путях перед нами встают. Как видим, эта задача, ради которой стоит потрудиться. Не одному мне, кстати.

Так, можно ответить на последний из предварительных вопросов: во имя чего я взялся за этот непростой труд.

Замечу, что мне и самому до крайности интересно во всем этом разобраться, кое-что себе уяснить в этом сложном и загадочном жанре и своими размышлениями поделиться с неравнодушным читателем, ибо равнодушный и нелюбопытный книгу эту вряд ли откроет.

А теперь еще один вопрос, на котором тоже предварительно стоит остановиться прежде, чем двинуться в дальний путь.

Коротко, хотя на первый взгляд и весьма парадоксально, его можно сформулировать так: «А что же такое детектив?»

Да, на первый взгляд вопрос может показаться странным. Кто же не знает, что такое детектив? Но человек, внимательно следящий за выступлениями в печати по этому поводу, подтвердит, что, пожалуй, трудно так запутать вопрос, как это получилось у нас с детективом. Между тем четкий и ясный ответ, точная формула здесь совершенно необходима не только теоретикам, но и практикам, последним даже прежде всего.

Вот и сейчас надо об этом тоже «договориться на берегу», а потом уже отправляться в плавание по бурному океану детектива.

Классический детектив, то есть произведения Эдгара По, Конан Дойля, Честертона, указывает нам весьма четкую и строгую формулу: детективный роман — это такой роман, жизненным материалом которого является тайна некоего опасного и запутанного преступления и весь сюжет, все события развиваются в направлении ее разгадки.

Как видите, здесь не упомянут, казалось бы, непременный положительный герой — сыщик. Это не случайно. Героем может быть, оказывается, кто угодно, его даже вообще может не быть.

Итак, мы видим, что предложенная формула включает как весьма определенный жизненный материал, так и не менее определенное, специфическое построение сюжета.

Я сейчас не буду останавливаться на мнении, мелькнувшем у нас в одной из статей, что такого жанра (или жанровой разновидности), как детектив, вообще не существует и никогда не существовало, а, к примеру, рассказы и романы Конан Дойля или Агаты Кристи не что иное, как самая обычная проза. С такой же завидной легкостью можно, очевидно, отказать в жанровых особенностях, допустим, историческому роману, научно-фантастическому или сатирическому, что может изрядно потрясти основы литературоведческой науки, если, конечно, принять всерьез подобные рассуждения.

Да и мелькавшие на страницах «Литературной газеты» в дискуссиях о жанре запальчивые пожелания поскорее избавиться от «буржуазного» термина «детектив» тоже выглядят достаточно наивно, как и открещивание в этих же дискуссиях некоторых наших писателей от всякого родства с жанром, в котором они тем не менее работают. Все это объясняется, видимо, еще недавней его дискредитированностью, а также теоретической неразберихой в головах многих из нас.

Толкование самого понятия детективного романа, даже определение его тематических границ претерпело у нас немалые и весьма примечательные изменения.

Родоначальники и классики жанра были весьма строги в своих требованиях и пристрастиях. Жизненным материалом детективного романа должно быть некое сложное, запутанное преступление, однако далеко не всякое. Еще Честертон с восхищением писал о детективном романе одного своего современника, некоего Мастермана: «Он не портит чистых и прекрасных линий классического убийства или ограбления пестрыми, грязными нитями международной дипломатии. Он не снижает наших возвышенных идей о преступлении до уровня политики». При всей лукавой ироничности, свойственной Честертону, здесь явственно проступает концепция.

С течением времени допустимые границы буржуазного детектива, весьма, кстати, ревниво и бдительно охраняемые, стали еще четче. Известные правила Ван-Дайна, как и ряд других «инструкций» и «наставлений», опубликованных на Западе, формулировали это примерно так: преступление, всегда лежащее в основе сюжета детективного романа, должно носить сугубо частный, личный характер. Убийство из-за наследства? Пожалуйста. Из ревности или честолюбия? Сколько угодно. Можно и с целью ограбления какой-нибудь конторы или богатого особняка, даже банка. Главное — никаких покушений на общество в целом, на его социальные и экономические основы, никаких политических заговоров с этой целью или бичевания, даже критики идей.

В противоположность буржуазным теоретикам мы вначале пытались трактовать проблему жизненного материала детектива необычайно широко. Лет пятнадцать тому назад автор многих приключенческих книг, Николай Томан, в статье «Что такое детективный роман», например, писал: «Под детективным произведением понимается такое повествование, в котором методом логического анализа последовательно раскрывается какая-нибудь сложная, запутанная тайна. Тайна уголовного или политического преступления… труднообъяснимые явления природы, поиски утерянных секретов изобретений или открытий, расшифровка рукописей или исторических документов, загадки космоса и многое другое».[6]

В то время почти все разделяли эту точку зрения, абсолютизируя лишь вторую часть предложенного выше определения, указывающую на специфику сюжета детектива — борьба за раскрытие тайны, конечно же важной, нужной людям и весьма сложной.

Тогда я лишь сделал следующую оговорку в статье «„Тайна“ детектива», опубликованной в «Комсомольской правде»: «Что до меня, то мне привлекательней схватка не со слепыми и стихийными силами и тайнами природы, а с разумной, жестокой и хитрой силой другого человека — врага. Ведь когда герой сквозь шторм или снежный буран все же достиг желанной цели, читатель, понятно, восхищается его мужеством и силой, всей душой радуется и гордится его победой, но при этом целая гамма чувств остается не затронутой в его душе, ибо снежный буран и океанский шторм или неведомый до того закон природы нельзя возненавидеть, нельзя страстно желать им возмездия».[7] Нельзя, добавлю, и проникнуться к ним состраданием, нельзя помочь, защитить, спасти от опасности.

Но если в прошлом сторонники такой чрезмерно широкой трактовки темы детектива, однако, свято блюли вторую часть приведенной формулы, то есть полагали непременным, чтобы сюжет детективного романа строился как сложный путь раскрытия тайны, то сегодня многие наши авторы и критики не очень связывают себя этим требованием. «Ах, книга о милиции? — говорят они. — Значит, это детектив. А уж как построен ее сюжет, это дело десятое и вовсе не существенное».

Такой точки зрения придерживается и известный болгарский писатель Богомил Райнов в своем исследовании «Черный роман». Он пишет: «Детективный роман сумел низвергнуть и разрушить почти все каноны, пытавшиеся определить и ограничить его специфику… Жанр сохранил лишь одну существенную тематическую черту: литературное повествование в нем неизменно связано с преступлением».[8]

Вот потому-то, столь расширенно толкуя специфику сюжета детективного романа, а по существу, отрицая здесь вообще всякую специфику и даже не задумываясь над этой проблемой, у нас еще недавно зачисляли в разряд детективов романы Диккенса и Бальзака, а в нашей литературе — известные повести Павла Нилина, и роман Евгения Воробьева «Земля, до востребования», и «Деревенский детектив» Виля Липатова, и «Майор Вихрь» Юлиана Семенова, да, впрочем, и некоторые другие его «политические романы», как он сам их определяет.

Дело, однако, тут не в том, чтобы наложить еще одно ограничение, обставить жанр дополнительными рогатками, блюдя, так сказать, «чистоту его рядов». И вообще дело тут куда серьезнее, чем просто формальные сюжетные поиски.

вернуться

6

Цит. по кн.: «О фантастике и приключениях», вып. 5. Л., Детгиз, 1960, с. 278.

вернуться

7

«Комсомольская правда», 10 июня 1964 г., № 135.

вернуться

8

Богомил Райнов. Черный роман. М., «Прогресс», 1975, с. 19–20.

2
Перейти на страницу:
Мир литературы