Темное наследие (ЛП) - Лоррейн Трейси - Страница 10

Я стою спиной к двери, но сижу на стуле задом наперед, расставив ноги и обхватив руками спинку.

Это больно, и мне действительно неудобно сейчас, когда я нахожусь в таком положении… Я понятия не имею, как долго.

Я не могу видеть, что он делает, когда перемещается позади меня, и я отказываюсь даже пытаться посмотреть, несмотря на потребность знать, быть готовым, которая сжигает меня насквозь.

— Ты произвел на меня впечатление сегодня, парень, — рычит он после долгого молчания.

Для многих — это может звучать как похвала. Я предполагаю, что в некотором смысле так оно и есть. Но я знаю, что не стоит воспринимать это, как любой ребенок должен воспринимать это от своего дедушки. Я знаю, что он еще не закончил.

У него есть я один, и это означает только одно.

Боль.

Много боли.

Резкий треск кожи рассекает воздух за секунду до того, как она соприкасается с моей спиной.

На мне толстовка, но она мало защищает мою кожу, и боль пронзает мои лопатки. Мои глаза слезятся, а крик боли застревает в горле. Я борюсь с этим всем, что у меня есть, потому что я не могу выпустить это наружу.

Если я это сделаю, будет только хуже.

Треск.

***

В следующий раз, когда я просыпаюсь, я весь в холодном поту, и мое тело дрожит, затянувшиеся образы моего кошмара отказываются покидать мой мозг, боль от них смешивается с очень реальной агонией, которая все еще прожигает каждый дюйм моего тела.

Я понятия не имею, что случилось со мной за то время, пока я был без сознания, но более чем очевидно, что кто-то или несколько человек немного повеселились.

У меня есть хорошая подсказка относительно того, кто бы это мог быть. Но, честно говоря, за эти годы я применил свой безмолвный метод пыток к более чем нескольким достойным людям, так что на самом деле это могло быть несколько человек.

На этот раз в комнате воцаряется тишина, и я рискую открыть оба глаза в попытке оценить ситуацию.

Мне еще предстоит оказаться в месте, из которого я не смог сбежать. Но я не идиот, я знаю, что я не гребаный Гудини. В какой-то момент моей удаче придет конец, и как бы мне ни хотелось верить в то, что я сейчас жив, а не похоронен под этим зданием, как, я уверен, многие другие, это означает, что мне повезло, хотя я сомневаюсь, что мои пленители позволят мне долго так думать.

У меня кружится голова, когда я открываю глаза, от слепящего света они сразу же слезятся, так что все вокруг меня расплывается. Мой желудок переворачивается, желчь поднимается к горлу, делая мой рот еще более отвратительным, чем он уже был после того, как я так долго был без сознания.

Делая глубокий вдох, я снова на мгновение закрываю глаза, умоляя свое тело подчиниться. Мне это нужно, черт возьми, если мы собираемся найти выход из этого.

Калли.

Образ ее, сидящей на пляже в бикини, легкий ветерок развевает ее темные волосы, а ее кожа сверкает под теплым солнцем, всплывает в моем воображении.

Нужда переполняет мои вены.

Черт. Мне нужно убираться отсюда и вернуться к моей девочке.

Мои глаза снова открываются, во мне горит решимость сделать то, что мне нужно.

Я осматриваю грязные стены. Их покрывают темные пятна, которые я узнаю, потому что я наносил подобные много-много раз за последние несколько лет. Зловоние тоже знакомое. Только обычно я не тот, кто гноится в запахе смерти, обычно я тот, кто ее вызывает.

О, как изменились обстоятельства, Николас Деймос.

Уничижительный тон моего дедушки наполняет мои уши, и дрожь страха пробегает по позвоночнику. Но я никогда не поддавался этому тогда, и, конечно, не собираюсь делать этого и сейчас.

Комнату освещает один-единственный прожектор, но он направлен не на меня. Вместо этого меня, к счастью, оставили в темном углу, пока все внимание сосредоточено на ком-то другом.

Мои мышцы ноют, когда я поднимаю голову с твердой поверхности, к которой меня привязали, чтобы выяснить, с кем я здесь нахожусь.

Мое сердце учащенно бьется, яд и необходимость сделать что-нибудь, чтобы защитить моих парней, переполняют меня, когда мои глаза сужаются при виде открывшегося передо мной зрелища.

С крюка в потолке свисает мужское тело, веревочные крепления врезаются в запястья, из-за чего по рукам стекает кровь.

Его тело покрыто рубцами, порезами и ушибами. Кто бы это ни был, они действительно устроили ему настоящий ад.

Тем не менее, он жив.

Его поверхностное дыхание заполняет тишину, и, если я действительно сосредоточусь на нем, я могу видеть, как поднимаются и опускаются его плечи, которые, как я могу только предположить, невыносимо болят из-за его травм.

Внезапно откуда-то позади меня раздается жужжание, и порыв ледяного воздуха обдувает мое скользкое от пота тело.

Сильная дрожь пробегает по моему позвоночнику, и когда я смотрю на себя, я обнаруживаю, что на мне только мои боксеры. Мое тело, хотя и лучше, чем у парня, висящего на потолке, знавало лучшие дни. Неудивительно, что все так чертовски болит.

Хотя нет ничего такого, с чем я не мог бы справиться. Я бы прошел через ад, если бы это вернуло меня к моей девушке. И что-то подсказывает мне, что выбраться из этого места будет сродни этому.

Боль в шее от того, что я держу голову высоко, в конце концов берет надо мной верх, и у меня нет выбора, кроме как откинуться назад, когда холод от вентилятора проникает сквозь мою кожу.

Через несколько минут запускается другой, но я не чувствую его.

Мой приятель по камере, конечно, знает, и я вздрагиваю, когда он внезапно кричит: «Вы, ублюдки. Вы умрете за это».

Его голос знаком, достаточно, чтобы понять, что он не принадлежит никому из моих парней, и я вздыхаю с облегчением, что это не один из них. Но этого недостаточно, чтобы мой переполненный наркотиками мозг осознал, кому он принадлежит.

— Эй, — шиплю я, одно невнятное слово разрывает мое пересохшее горло в клочья.

Но он не отвечает. Я понятия не имею, потому ли это, что он игнорирует меня, или он просто отключился. Судя по его состоянию, это вполне может быть и то, и другое.

6

КАЛЛИ

Несмотря на желание Алекса, чтобы на следующий день все наладилось, неудивительно, что, когда я открываю глаза, боль не уменьшается, и мир не кажется ярче, несмотря на утреннее солнце, льющееся через окно на другой стороне комнаты.

Вытягивая ноги, я обнаруживаю, что все еще очень сильно привязана к Алексу, и жар приливает к моим щекам от того, как интимно мы лжем.

Мы уже несколько раз спали вместе. Я не раз просыпалась в его объятиях. Но не так. Не с ним, цепляющимся за меня, как будто я единственное, что не дает ему утонуть, как будто я единственный луч света в его темной жизни.

Поднимая голову, я отрываю щеку от его груди, моя кожа влажная, надеюсь, от пота, а не от слюней, но после того, как я так крепко выспалась, я не могу исключить последнее.

Отпуская его талию, я подношу руку ко рту, молясь, чтобы не обнаружить маленькую струйку слюны, текущую из уголка моих губ.

К счастью, я этого не делаю, и я вздыхаю с небольшим облегчением.

Поднимая глаза, я не нахожу Алекса спящим, как я думала, а вместо этого он смотрит на меня сверху вниз, глубоко задумавшись.

Одна сторона его рта приподнимается в улыбке, когда наши взгляды встречаются, и я не могу не одарить его грустной улыбкой в ответ.

— Привет, — выдыхает он хриплым со сна голосом.

— Прости, я тебя разбудила?

— Нет, я уже некоторое время не сплю.

— Ты смотрел, как я сплю, как подонок?

У него вырывается грустный смех. — Виновен. Ты что-то говорила.

— Я разговаривала во сне? — Мой румянец с момента первого пробуждения усиливается.

— Да. Ты звала его по имени.

Я судорожно сглатываю, когда реальность обрушивается на меня в полную силу.