Первый Романов (СИ) - Володин Григорий - Страница 4

Пробежав метр, рыбкой сигаю в распахнутое окно дома. Всего один кульбит, и я внутри. Легкотня.

Прижимаюсь к бревнам стены, вслушиваюсь.

— Обычным топором! — гомонит один из вторженцев. — Взорвал черепную кость обычным деревенским топором! Из говняного железа! На расстоянии! Это точно маг! Без подкрепления нельзя его брать!

— Закрой рот! Если бы это был маг, засранец бы уже пульнул в нас чем-нибудь! Молнией или шаром Ярилы! — обрывает его главный. — Прочесать всё! Бить на поражение!

Я беззвучно усмехаюсь. Эх, забыли свои корни люди русские. Про богатырей былины до сих пор почитывают, а ведать не ведают, откуда же бралась силушка богатырская. Слом лимитера, ребят. Вот так всё просто. Но в случае с огневиком сработала не только моя силушка, конечно. Я настолько резко увеличил биокинетику топора, что им можно дробить камни.

Моржовы топают мимо. Эй, так не пойдет! Куда же вы! Я громко хлопаю ставней окна, и отскакиваю обратно от тут же разразившегося града пуль.

Подбегаю к распахнутой двери в прихожую. Хватаю тонкую ручку и наполняю ее зарядом биокинетики. Трачу энергии намного больше, чем на топорик, после чего закрываю дверь. Затем бегом в смежную комнату с окном, выходящим на другую узкую улицу. Дергаю ставни на себя и, оттолкнувшись, ныряю наружу. Толчок от земли, новый кульбит, и спустя два кувырка влетаю в закрытое окно избы напротив. Звон разбитого стекла глушат незатихающие выстрелы в прошлом доме.

Оттряхивая осколки с плеч и головы, встаю сбоку и тайком наблюдаю, как после обстрела Моржовы врываются в дом напротив. Я вижу через окно смежной комнаты, как самый первый боевик открывает дверь прихожей. Бах! Ручка взрывается.

— А-а-а-а-а! — лишившийся руки боец с ором носится по комнате. — Мать твою, мать твою! Она взорвалась!

— Кто⁈ — кричат ворвавшиеся следом трое Моржовых. Они водят стволами автоматов по комнате, но никого не находят. — Здесь никого нет!

Я бросаюсь к гостиному серванту и хватаю четыре спицы для вязания. Заряжаю их биокинетикой. Времени требуется намного меньше, потому что предметы маленькие.

— Ручка!!! — орет безрукий. — Ручка!! К ней была привязана граната!

Один из бойцов осматривает опаленную дыру в двери.

— Шеф, здесь нигде нет следов растяжки!

— Чем же он ее привязал…А-а-а! — пролетевшая улицу и смежную комнату спица вонзается «шефу» в щеку. — Фто за дерьмо ф моей…

Бах! Спица взрывается, и ошметки лица «шефа» брызгают на его подчиненных. Но они этого не замечают, потому что в каждого тоже воткнулось по спице. Бах. Бах. Бах. Взрыв. Взрыв. Взрыв. Всего четыре трупа устилают комнату.

Легкая спица бы никогда не пролетела такое большое расстояние. Но я ее утяжелил, да еще насытил взрывообразующей энергий. Вот и пролетела.

Прикидываю, сколько осталось противников. Всего их было семеро. Минус огневик, минус еще четверо. Оставшиеся двое, наверняка, охраняют фургон с рабынями. Надо поторопиться к ним, пока с испугу не уехали. Но чем же их встретить?

Снова подхожу к серванту и задумчиво оглядываю различный хлам в нем. Нитки, иконы, вазы, фотографии…Оу, а это уже интересно. Рука сама собой тянется к игральным картам. Быстро пересчитываю колоду. Пятьдесят две. Больше чем нужно.

Я усмехаюсь.

Будут запасными.

— Их осталось всего двое! Убейте их! — тихо говорит староста мужчинам с вилами, граблям, лопатами и топорами.- Нападите все скопом! Ну же! Мужики вы или кто⁈

Крестьяне крепче сжимают свое 'оружие, но все равно не смеют подойти к автоматчикам, охраняющим фургон.

— У них «калаши», — тихо говорит комбайнер Вася, самый здоровый мужик в деревне. — Не выйдет, Ерник.

Староста в бессилии опускает голову и бьет кулаком по земле. Если бы он мог хотя бы встать, то уже бы кинулся на иродов. Но голова до сих пор кружится, в ушах звенит, в глазах всё пляшет хороводом. Бедные внучки! Даже сейчас они испуганно глядят на него из нутра фургона, и скорее всего их увезут, и тот одинокий герой, так смело выступивший против Моржовых, лишь зря положит голову. Уже, наверное, положил.

— Убирайтесь, — вдруг раздается властный голос.

Старик вскидывает голову. Толпа за его спиной ропщет пораженно. Моржовы тут же вскидывают автоматы.

Из-за покошенного забора выходит тот самый парень. Лицо спокойное, глаза не выражают ничего, кроме равнодушия. Этот человек идет безоружным на смертоносные дула, но ему будто все равно.

— Стой на месте! — рявкает Моржов, одной рукой целясь, а другой поднося рацию к лицу. — Иначе пристрелю! — парень послушно останавливается и спокойно ждет. — Казан, это Орех. Он вышел! Диверсант этот…Что делать? Прием!

Но из рации доносятся лишь тишина.

— Да пристрелить его, чего думать! — второй Моржов спускает курок…Нет, не успевает.

Неизвестный парень резко выбрасывает обе руки вперед. А потом и еще раз. Очень быстро. Глазом не уследить.

В стволы «калашей» вонзаются игральные карты. Бумага врезается в вороненое железо, как топор в дерево. Сразу же карты взрываются, и боевики с криками отбрасывают искореженные автоматы. Но только это их не спасает. Каждый из Моржовых уже словил еще по одной карте — прямо в переносицу. Новые взрывы — и два обезглавленных тела падают.

Парень подходит к фургону и распахивает дверь. Женщины, замерев, смотрят округлившимися глазами на своего героя. Многие плачут, не веря увиденному.

— Сударыни, вы свободны. Навсегда.

И в ту же секунду узницы покидают место плена. Кто-то из молодых бежит к бросившимся навстречу своим братья, отцам и мужьям. Другие же падают на колени вокруг своего героя и в один ревущий голос благодарят его. Ерник качает головой. Бабы, что с них взять. Им всё лишь бы повод пореветь.

Парень усмехается, глядя на преклонившихся женщин. Затем оборачивается к толпе мужиков.

— Кто у вас главный?

Все тут же указывают на лежащего Ерника. Парень, шире усмехнувшись, подходит к нему. Вблизи он выглядит совсем молодым. Не старше восемнадцати. Откуда же такая сила? Он маг?

— А теперь, старик, — снисходительно говорит герой. — Раз я здесь, принеси мне клятву верности на крови и душе.

—…на крови и душе, — с ленивыми нотками в голосе произношу я.

Толпа мужчин растерянно переглядываются. Староста в шоке замирает, нерешительно жуя губами, но всё-таки высказывает крамольную мысль:

— Клятву? Я…я узнал тебя, наш спаситель. Ты юный Михаил Федорович, воспитанник Лазаревых. Но как тебе известно, барин, я уже служу Лазаревыми, я…все мы их крепостные…

— Возымей уже гордость, дед, — резко обрываю старика и указываю на освобожденных красавиц, что рядом топчутся. — Не ради себя, хотя бы ради детей. До чего довело тебя рабство? Твоих внучек чуть не изнасиловали. Хватит покорно жрать с лопаты говно! Куй свою судьбу сам. Будь свободен.

— Свободен? Но ты же сам сказал принести клятву, — озадаченно брякает старик.

— Я требую от своих людей верности, но никогда — рабского служения, — хмыкаю. — Более того, если мой человек начнет ползать передо мной раболепно, словно дворовый пес, я вышвырну его взашей. Гордость — это не ваше право, это ваша обязанность.

Я смотрю на сидящего старика с презрительной усмешкой, и он, пристыженно сглотнув, оборачивается к своим:

— Еремей, живо подними меня! Не дело валяться перед своим господином!

— Деда, деда! — внучки тоже помогают старику встать на ноги. Я с интересом разглядываю старшенькую. Ладная фигурка, пышная грудь…Не переродились еще русские женщины. Славно, славно.

— Староста Ерник, какой еще господин⁈ — ропщут мужики. — А как же Лазаревы⁈

— А где сегодня были эти Лазаревы? — хрипит старик, качая головой. — Где прятались их дозоры? Где их чертовая господская защита? Полгода уже Моржовы забредают к нам на поля и в фруктовые сады, хватают девок, обчищают виноградники! А Лазаревы всё спускали! Сегодня же вообще…! — он яростно взмахивает рукой, показывая, что разговор закончен. — Господин, что нужно делать? Как поклясться?