Темное время суток (СИ) - Бадевский Ян - Страница 2

Из-за корявого ствола граба вынырнул Кадилов. В руках старик держал обрез, на лбу красовался нарост тепловизора. Спустя мгновение Рамон разглядел державшихся чуть поодаль Дженнингса и Потанина. Оба с револьверами, в спортивных штанах и ветровках. Потанин, как всегда, в кепке с загнутым вверх козырьком.

Рамон жестами указал позиции. Оглянулся. Азарод с Даздрой слегка поодстали, Полины не видно.

— Она с Леа, — бросил Кадилов.

Рамон кивнул.

Рванули в лес.

Дальнейшее врезалось в память обрывками.

Шорох.

Обернуться, выставить руку с «аграмом», нажать спуск. Урод, оседающий на мраморную плиту с утробным ревом. Оживающий погост. Здоровенная рысь, упавшая на плечи Дженнингса. Фонтан крови, бьющий из сонной артерии. Потанин, лежащий на спине, отстреливается от молодых, поджарых волков. Сухие щелчки. Крик…

Рамон посылал одну пулю за другой. Какая-то тварь вынырнула из темноты, он отшвырнул ее прикладом — под неумолимую секиру Азарода. Сверкнул заговоренный стилет Ефимыча, чьи-то зубы клацнули над ухом… Бежать. Прочь, иначе не уцелеть никому.

Рамон прижался спиной к стволу дерева. Разворотил грудную клетку неопытному вермедведю, тупо попершему напролом.

В «аграме» закончились патроны.

Именно в тот момент все узнали, кто такой Азарод. И валившаяся с ног от усталости Даздра, и тактический гений Кадилов, и отчаявшийся предводитель отряда Рамон. Все, кому не суждено было дойти до Форта. Кто, вероятно, остался бы на еврейском кладбище, глядя мертвыми зрачками в слепое небо.

Кажется, у Рамона пронеслась мысль, что зря не прихватил вторую обойму к пистолету. И что зря оставил тачку на той стороне погоста.

Затем расклад изменился.

Метель августа. Арктический холод явился из глубин пространства и вогнал дерущихся в ступор. Рамон запомнил скрежет сдвигаемых плит. Запомнил полуразложившиеся трупы и кособоких скелетообразных созданий в истлевших лохмотьях, бывших некогда одеждой. Запомнил гальванизирующие тела убитых тварей, атакующих своих недавних собратьев. Кладбище отторгало незваных гостей. Тогда именно это пришло Рамону на ум. Он никогда не слышал о некромантах, об их странной власти над мертвечиной. Представление такого рода ему довелось лицезреть впервые. Мертвецы двигались. Работали. И ущерб, наносимый ими, был велик.

Переверты оказались застигнутыми врасплох. Их собственные собратья восставали против них, сбрасывая оковы смерти. Несколько секунд творилась полная неразбериха, затем оборотни перегруппировались. Вперед выдвинулось несколько вермедведей. Их могучие удары крушили хрупкие кости скелетов, ошметки гнилой плоти разлетались по бокам. Жуткие сцены происходили в гробовой тишине, прерываемой лишь всхлипами, чавканьем, хрустом и шелестом листвы. Кое-кто из воскрешенных был вооружен куском арматуры, прочие — камнями и зубами. Они падали и вновь поднимались. Их нельзя было убить. И крайне сложно — остановить. Волколаки с развороченными черепами, окровавленные рыси, зубры, кабаны… Все смешалось. Передний край обороны перевертов смяли. Среди могил шевелился невообразимый ком самоистребления. Круговорот мяса в природе.

Первым опомнился Кадилов. Толкнул в плечо Рамона: отходим.

Между тем, силы Азарода таяли. Некромант тяжело дышал, лоб покрылся испариной. Рамон подхватил его под руку и потащил через лес. Даздра растворилась среди деревьев, особого приглашения ей не потребовалось.

Бежали, не разбирая дороги.

За спиной постепенно стихали звуки эпического побоища. Наконец, впереди забрезжили огоньки включенных фар.

— Идти сможешь? — выдохнул Рамон.

Азарода шатало, но он не отставал.

— Смогу.

Надо же, заговорил…

Даздра уже оседлала свою «хонду». Полина газанула с места, ее «вепрь», смонтированный неведомо из чего очумельцами Ржавчины, вгрызся в летнюю мглу. Азарод и Ефимыч влезли на заднее сиденье «чероки», Рамон сел за руль. «Ладу» повел Хрон — он водил в любом состоянии.

Перед глазами Рамона стояли Дженнингс и Потанин. У одного был переломан позвоночник, у второго на горле зияла страшная рана. Но они двигались в толпе ходячего гнилья — к цели, заданной гребаным реаниматором. Азарод спас отряд, но этой картины Рамон не мог ему простить. Не мог забыть приятелей, обращенных в расходный материал.

По проселочной дороге выехали на сороковую автостраду.

Свет фар выхватил надпись «RODEVINIUM», перечеркнутую красной линией.

Рамон плюнул в костер. Слюна зашипела на тлеющих головешках. Это даже не костер, подумал Рамон. Это полутруп. Пепелище.

— Зря.

Рамон не обернулся. Он почувствовал Азарода задолго до его приближения. Гнетущее давление, нечто тяжелое, мертвящее опережало своего хозяина.

— Доброе утро.

Никита по прозвищу Рамон занимался своим обычным делом — чистил пистолет. Детали были аккуратно разложены у его ног на промасленной газете.

— Огонь. Опаснейшая из четырех стихий.

Рамон хмыкнул.

— Брось свои заморочки.

В спину повеяло холодом.

— Как знаешь.

Рамон не ответил. Он любовно осматривал свое хозяйство. Затвор, казенник, магазин на тридцать два патрона девятого калибра… Не самое убойное, но самое быстрое оружие из его арсенала. Модификация «аграма». Или прототип. Никита не разбирался в таких тонкостях. Ему нравились три вещи: удобство, скорость, универсальность. Рукоять идеально ложится в ладонь. Не привлекает внимания под одеждой, что особенно важно в городах. Скорость… А как же, ведь это пистолет-пулемет. Хочешь — очередь, хочешь — одиночный режим. Еще — пули. Ты их переделываешь, и они подходят.

Собрать — дело нескольких секунд. Щелчок.

Азарод неспешно обогнул пепелище и присел на гладкий, вросший в землю валун. Перед Рамоном был рослый, крепкого сложения мужик. Длинноволосый, но гладко выбритый. Совершенно седой, хоть и не старик. Вытянутое, заостренное лицо. Он носил высокие, до колен, сапоги и кожаный доспех, обильно проклепанный и наверняка заговоренный. Бледные пальцы покоились на рукояти того, что сам некромант называл рунным топором. Тяжелая двуручная секира, весьма необычная по форме. Полумесяц лезвия плавно переходит в шип, отчасти исполняющий роль гарды и берегущий руки хозяина; три острых шипа вместо второго лезвия; пирамидальный набалдашник, в глубине которого проскакивали порой искры дремлющих сил; сталь обильно усеяна черными, словно из запекшейся крови, письменами. Рунами.

Некромант присоединился к группе у заброшенного еврейского кладбища близ Родевиниума. Там был особенно жестокий бой, Рамон потерял двоих. Так что умения новичка оказались решающими. Он был могучим колдуном, этот аристократичный выродок и любитель мертвечины. Рамон относился к Азароду настороженно, но понимал, что без него до Форта не дойти. Переверты сожрут.

— Ты спишь в доспехах? — Никита на секунду отвлекся от трудов.

— Стараюсь.

Даже глазом не моргнул.

— Думаешь, поможет?

— Помогало.

Рамон усмехнулся. Взяв очередной патрон с серебряной головкой, вставил его в магазин. Предпоследний. На газете ждали своего часа раскуроченные братья-близнецы патрона, напильник и необработанные кусочки серебра. Рамон вздохнул и потянулся к напильнику.

— А заговор не пробовал?

Рамон вновь отвлекся.

— Шутишь?

Нет. Азарод говорил вполне серьезно. Он вообще шутил редко и как-то черновато. Издержки профессии, что ли.

— Заговоренные болты, стрелы, дротики, — продолжал некромант. — Пули. Гораздо эффективнее аргента.

Серебро, если верить таблице Менделеева — аргентум. Азарод окрестил сей полезный металл по-своему. Аргент. Так это называется в его мире. Странном мире, не менее странном, чем тот, что вокруг.

— Никогда не пользовался. Знаешь, Азарод, я привык доверять… старым методам. Проверенным.

— Проверь этот.

Рамон покосился на газету. В обойме не хватало одного патрона. Работать не хотелось.