Штабс-ротмистр (СИ) - Матвиенко Анатолий Евгеньевич - Страница 7

К концу июля пан Бже, как его величали американцы, окончательно пал духом. В измученную голову лезли самые мрачные мысли, что, выжав его досуха, местные Одарённые просто вышвырнут беднягу на улицу как ненужную вещь. Или ликвидируют, чтоб знания не расходились по иным каналам.

Но в одночасье всё переменилось. Джил, человек довольно-таки робкого нрава, с ужасом сообщил, что скоро прибывает русская яхта, доставившая в Нью-Йорк нового вице-губернатора, с ним — целая свита, едва ли не половина её — Одарённые. Наверняка это результат ажиотажа, поднявшегося вокруг института.

Вопрос с регистрацией на имя покойника решился моментально. Пан Бже превратился в мистера Ковальски, что любопытно, тоже польского происхождения.

И больше не пришлось летать.

Линк, проводивший его и Джила на Центральный вокзал Нью-Йорка, был на редкость предупредителен. Извинялся за «некоторую» брутальность методов. Желал всяческих успехов, а главное — спрятаться получше. Похоже, он сам не знал, до какой станции куплены билеты, а в голову шотландцу не полез.

— Как же я его ненавижу… Хуже, чем русских!

За месяцы заточения, сначала в Абердине, потом в Нью-Йорке, поляк исхудал. Пальцы рук сотрясал мелкий тремор. О’Нил, устроившийся на подушках напротив, выглядел на его фоне как образец благополучия. Словно родственник, везущий неизлечимо больного члена семьи полюбоваться перед смертью красотами Большого Каньона.

— Не переживайте, мистер Ковальски. На месте нас ждут прекрасный целитель, уютное жильё, относительная свобода и отдых. Больше никаких мозгокопаний! Не все американцы такие как Линк.

— И не все русские такие как… Хотя… Местные русские мне не сделали пока ничего. Ни плохого, ни хорошего. Вот только Польшу захватили двести пятьдесят лет тому.

— В этом мире, как и в вашем, надо выбрать правильную сторону, — философски заметил шотландец. — Я всегда был на стороне законной власти. У нас говорили: пусть лучше русские и Торжок, чем англичане и Лондон. Но вот, рискнул пойти поперёк течения. И вас увлёк. Но пути назад нет, так пройдём его до конца. У меня есть отличный шотландский виски. Отметим начало пути?

х х х

Княжна Анастасия Львова выделялась на борту среди пассажиров яхты своей загадочностью, типичной для Одарённых-связистов. Конечно, выходя из транса, позволяющего ей устанавливать контакт с любыми коллегами в любой точке Земли, на её низкой орбите и даже около Луны, она возвращалась в обычный мир. Но словно какая-то её часть оставалась в медитации, в каком-то отрешённо-полупогруженном состоянии.

В глазах застыла печаль. Глубокое разочарование. В восемнадцать или двадцать так бывает, когда барышня узнаёт о неверности любимого. Здесь же произошло нечто иное. Возможно, узнанное во время службы поразило девичью душу, расстроив иллюзии молодости, а то вовсе сгубив веру в человечество.

Она была несчастна. Как и все девушки Восьмого (связного) Отделения.

Связистов боялись.

Через их сознание проходила бездна информации. Порой — совершенно конфиденциальной и даже постыдной. Не исключено, Львова впитала нечто убийственное в отношении каждого высокородного в каютах быстроходного судна. Соответственно — знала истинную цену этим людям.

Вытащить из неё эти сведения невозможно. При посвящении в связисты проводится ритуал. Лучшие мастера Троицкой Лавры Торжка накладывают столь заковыристое плетение, запрещающее выдавать сведения кому-либо, кроме адресата, что при попытке взломать произойдёт катастрофа — душу владеющего Дарованием разорвёт на куски изнутри. Даже всемогущее Третье Отделение да сама Троицкая Лавра не в состоянии преодолеть плетение, оно — как мина, не позволяющая снять себя с боевого взвода.

Львова несла предписанные четырёхчасовые вахты без скидки на великокняжеское происхождение: получив звание корнета К. Г. Б., служила на общих началах. А когда появлялась на палубе или в салоне, немедленно становилась объектом внимания офицеров. А также яблоком раздора между ними.

Один инцидент произошёл в первые же сутки после отплытия, когда яхта миновала Рижский залив и вонзилась форштевнем с серые волны Балтийского моря. Штабс-ротмистр Тышкевич, с одобрения вице-губернатора Горчакова организовавший охрану его персоны и супруги так, как это полагается сделать на североамериканской земле, шёл впереди и зорко смотрел, будто за комингсом каждого люка притаился наёмный убийца. На полшага сзади следовал Искров, теперь уже корнет К. Г. Б., пусть недворянского происхождения, но настоящий самородок, распознающий враждебные плетения по мельчайшим их признакам. Далее — сама охраняемая пара и два прапорщика в арьергарде.

У входа в салон моряк из числа команды с поклоном отворил дверь. А вот внутри всё сложилось не очень.

Командир отряда спецназа штурм-ротмистр Буранов стоял спиной ко входу и с надрывом горланил «Марш бессмертных». За полтора столетия практически без войн в боевых столкновениях участвовали только «кувалда спецназа», штурмовые роты, да императорские казаки. Иногда личная гвардия Великих Князей. Русская Императорская армия сократилась до парадных частей — в отсутствие противника. Флот усох до береговой охраны и нескольких быстроходных крейсеров, выходивших в море разве что на борьбу с пиратами. Потому штурмовики выглядели героями. Они истребляли шайки бандитов, освобождали похищенных ради выкупа, пресекали схватки между княжескими и боярскими домами, если те шли не по правилам. Соответственно, подчёркивали разность между «настоящими» вояками и парадными. В том числе — своим особо расхристанным видом. Мол, штурмовые роты для боя, а не балетных фигур строем на плацу. Гибли, надо сказать, они несколько чаще, чем другие государёвы служащие при погонах. Поэтому и разыгрывали бесшабашную лихость, замешанную на презрении к смерти.

К подволоку салона взлетел очередной куплет марша, неофициального гимна штурмовых отрядов:

Нас Дьявол покинет

И Бог отвернется,

Сломается хрупко бессильная сталь,

И время застынет,

И кто-то вернется,

Затем, чтоб найти на пороге Грааль.

Сомнительные вокальные возможности Буранова получили допинг в виде долгого взгляда прозрачных глаз княжны Львовой. Быть может, она сравнивала переданные или принятые ей депеши о выходках штурм-ротмистра с показной бравадой. Связисты умели хранить непроницаемо-печальное выражение лица, что делало без того весьма привлекательную барышню неотразимо-загадочной.

Вице-губернатор остановился с супругой под руку и терпеливо ждал. Когда пауза затянулась до неприличности, Тышкевич кашлянул.

Тщетно. Штурмовик по-прежнему сотрясал помещение воплями. В правой руке он сжимал бокал, размахивая им, отчего рубиновые капли вина брызгали на дощатый настил. Кто-то жестом подсказал офицеру, что у него за спиной начальство. Буян не отреагировал, запустив «Нас Дьявол покинет» по второму кругу. Или по третьему — неизвестно, как давно он развлекал почтенную публику своим а капелла.

Возможно, стоило ещё обождать. Но на каком-то торжественном приёме заминка в движении вице-губернатора, прямого ставленника Государя, будет воспринята как слабость и унижение. Поскольку этот выход был тренировочный, Горчаков непременно хотел бы знать, как поведёт себя начальник смены его охраны, ранее нёсший службу только в глубинке на коронных землях Империи. Нельзя оконфузиться.

Штабс-ротмистр тронул штурмовика за рукав. Тот оборвал вой, ошибочно принимаемый им за пение, и резко обернулся.

— Кто посмел⁈

— Виноват, ваше высокоблагородие. Не позволите ли пройти его сиятельству с супругой?

Боец, конечно, отступил назад и отдал честь князю, бросив пару пальцев к чёрному берету. Но глаза налились кровью.

— Думаешь, одним только «виноват» отделаешься?

Бузотёр бросил косой взгляд в сторону Львовой, убедившись: зритель, ради которого затеян спектакль, смотрит на них.