Червь - Фаулз Джон Роберт - Страница 68
- Предыдущая
- 68/101
- Следующая
О: Это до тебя не касается.
В: Извольте отвечать. Можно ли было заключить по поступкам Его Милости, что его при этом зрелище разобрала похоть?
О: Нет.
В: Хорошо. А Дик?
О: Что Дик?
В: Будет вам, мистрис Ли. С вашей-то опытностью в таких делах. Все ли он исполнил настоящим образом? Что молчите?
О: Все исполнил.
В: Настоящим образом?
О: Сдается мне, что он никогда до той поры женщины не знал.
В: Не жаловался ли Его Милость при последующих оказиях, что вы его плохо сдерживаете?
О: Жаловался.
В: Что же вы на это?
О: Что он зелен как трава. Не успеет взлезть, как уж и слазит – вот тебе еще одна бордельная прибаутка.
В: Однако после вы вновь возымели охоту с ним порезвиться, разве не так?
О: Это я из жалости.
В: Ваши спутники показывали другое.
О: Пусть их. Велика беда, что я обласкала горемыку, который так маялся от своих природных изъянов. Все равно я была тогда блудницей. Грехом больше, грехом меньше.
В: Он знал про ваше занятие?
О: Я от него видела не такое обращение.
В: Какое же?
О: Другие смотрели на меня больше как на плоть, для их утехи купленную, а этот почитал своей подругой, своей любезной.
В: Из чего вы это вывели? Он ведь не говорил и не слышал.
О: Не все же люди словами изъясняются. Он, к примеру, не переносил, когда я беседовала с Джонсом. А как он на меня глядел: женщины такие взгляды очень хорошо понимают. И угождал мне как только мог.
В: И на глазах Его Милости тоже угождал? Не изъявил ли он тем свое к вам презрение? Разве истинно любящие не погнушались бы обращать свои любовные услады к такой низости?
О: Я же говорю: он был не такой, как все. Он так мало знал свет, точно прежде жил на Луне, а в этом мире не умеет шагу ступить без водительства Его Милости. Не сказывала ли я тебе, что меж ними была такая близость, что они обходились без слов? Мне почти воображалось, что хоть Его Милость и бежит моего прикосновения, а все же услаждается моими ласками: ему передается наслаждение Дика.
В: В то утро, когда вы отбыли из Чизика, были вы предуведомлены, что в путешествии вас будут сопровождать еще спутники?
О: Его Милость накануне вечером сказывал, что назавтра к нам присоединятся еще двое, мистер Браун и его человек. Мистер Браун станет выдавать себя за негоцианта из Сити, а по правде он тот самый врач. Но Его Милость велел мне и вида не показывать, что мне это известно. Я и не показывала. А на самом деле я видала его в театре два месяца назад, лицо и голос запомнила, вот только имя запамятовала. В тот же день в пути ко мне подъехал Джонс, и я по его нехитрым обинякам догадалась, что он подозревает меня в притворстве. Я перепугалась и при первом удобном случае рассказала Его Милости, что меня, кажется, разоблачили.
В: Что же он?
О: Велел таиться и дальше, а пристанут – огрызаться.
В: Он не растерялся, не встревожился, не показал еще каких-либо чувств?
О: Бровью не повел. Сказал, что все мы не то, чем кажемся. И что если Джонс вновь станет мне докучать, чтобы я ему донесла.
В: Не открыли вы ему, что также узнали мистера Брауна?
О: Нет. Потому что, правду сказать, чем дальше мы были от Лондона, тем отраднее делалось у меня на сердце. Точно я покинула Содом и Бристоль был мне Сионом. Я вот как рассуждала: раз Его Милость меня обманывает, тем легче будет и мне, выждав удобного часа, его обмануть. А до той поры благоразумнее помалкивать.
В: Хорошо. Теперь о ночлеге в Бейзингстоке. Его Милость заставил вас исполнить то же, что и прежде?
О: Да.
В: Где это происходило?
О: В его покое.
В: А сам наблюдал?
О: Он нашел, что все совершилось чересчур скоро. И винил меня.
В: Он выговаривал вам при Дике?
О: Нет, Дика он отослал.
В: Его Милость был разгневан?
О: Он имел такой вид, словно мнил себя одураченным.
В: Ваша хваленая сноровка его разочаровала?
О: Не знай я его, подумала бы, что судит искушенный распутник.
В: Вы пробовали оправдаться?
О: Только так, как я сказывала: что Дик еще зелен и удержу не знает.
В: Что же отвечал Его Милость?
О: Что теперь я в его власти и, если не отработаю сполна, он меня так приструнит – куда Клейборнихе.
В: Точно ли он такое сказал?
О: Точно.
В: И что вы на это?
О: Я ничего. Приняла на себя смиренный вид, но в душе не смирилась. Мне подумалось, что он ко мне очень переменился. Сам же видел, что вытворяет Дик: наскочил на меня, как животина неразумная, будто ни о чем другом и думать не может – как такого удержишь? Так что напрасно Его Милость меня виноватит. Но это мне тогда так казалось, нынче я знаю, что на самом деле он желал мне добра. А прежде я этого не понимала.
В: Что значит «желал добра»?
О: В свое время объясню.
В: Я хочу услышать теперь же.
О: Нет. Все в свой черед – как в Библии. Как у нас говорят, «одним махом все снопы не вымолотишь». Дослушай до конца – вот и узнаешь, как обернулось дело.
В: Ночью Дик втихомолку прокрался к вам?
О: Да.
В: И вы ему не отказали?
О: Не отказала.
В: При том, что он был ничем не лучше неразумного животного?
О: Потому и не отказала. У него все же достало разумения понять, что просить о таком он не вправе. Знал бы ты, мистер Аскью, сколько лордов и герцогов у меня перебывало. Да что герцоги – принц крови захаживал. Но ни один не приступал ко мне так, как Дик: опустился перед кроватью на колени, склонил голову на покрывало, будто дитя, и ждет, какова будет моя воля, а не норовит приневолить, как другие. Ты, верно, скажешь, раз меня купили, то у меня и воли своей нету, что блуднице не положено.
В: Я скажу, что ты изрядно искусилась в проклятом суемудрии.
О: Вот уж нет. Просто ты выучен одной грамоте, а я другой – только и всего. И я должна читать по своей. Сказать ли, почему я сжалилась над Диком? В этом не было ни любви, ни похоти.
В: Всю ту ночь вы провели вместе?
О: Так и заснули. А когда я пробудилась, его уже рядом не было.
В: То же и на другую ночь?
О: На другую – нет. Лишь на третью.
В: Расскажите о той другой ночи, в Эймсбери. Были вы предуведомлены о том, что должно там произойти?
О: Только по приезде. Или нет, позже: в восемь часов или в начале девятого. Мы уже отужинали, и я дожидалась у себя в комнате. И тут явился Дик с приказанием идти к Его Милости и захватить с собой епанчу. Я не знала, какая тому могла быть причина, и встревожилась. А когда вошла к Его Милости, он объявил, что ночью мы в великой тайне отъедем с постоялого двора. И тогда я встревожилась еще пуще и спросила, для какой надобности, но он вместо ответа, как и в прошлую ночь, отрезал, что я нанята исполнять его приказы.
В: Во весь тот день он к вам не обращался?
О: Ни разу. Это прежде все выходило, что он мне обязан. Тогда он держался со мной довольно обходительно, благодарил за соучастие в его затее. А теперь отчитывал, как господин нерадивую служанку – хоть по грехам моим я это и заслужила. Потом дозволил поспать у него на кровати, пока не разбудят. Я прилегла, да только от страха сон все не шел. С горем пополам вздремнула, а там и разбудили.
В: Чем был занят все это время Его Милость?
О: Сидел у камина, доставал из сундука бумаги и читал.
В: А Дик?
О: Он удалился, не знаю куда. Потом воротился. Он-то меня и разбудил.
В: Когда вас разбудили?
О: В полночь. На постоялом дворе было тихо, все спали.
В: Что дальше?
Ребекка Ли не отвечает. И впервые за время допроса опускает глаза.
Стряпчий повторяет:
– Что же было дальше?
– Сделай милость, вели подать мне воды. Голос не слушается.
Аскью смотрит на нее долгим взглядом и, не отрывая от нее глаз, приказывает писцу, сидящему в конце стола:
– Воды.
Писец откладывает карандаш (сейчас он вопреки обыкновению пишет карандашом, а не пером) и тихо выходит. Коротышка-стряпчий в задумчивости разглядывает Ребекку, все так же по-птичьи склонив голову. За его спиной тянется внушительный ряд высоких окон, а Ребекка сидит лицом к свету. Она поднимает глаза и смотрит на него в упор:
- Предыдущая
- 68/101
- Следующая
