Снежное видение. Большая книга рассказов и повестей о снежном человеке (СИ) - Фоменко Михаил - Страница 29

Прошло часа два. Мы пообедали вместе с гостями, и дружба их стала простираться так далеко, что вскоре один из них даже полез целоваться с Клинком.

— Я вижу, что у тебя налаживаются с ними вполне родственные отношения, — заметил Бондарев, жуя колбасу.

— Во-первых, я жертвую собой во имя науки, а, во-вторых, — ответил Клинк, — стоит мне сейчас молвить словечко и кое-кому не сдобровать…

— Нет, нет, тезка, — взмолился штурман, — я сказал это, движимый только чувством юмора и уважением… к науке.

Тут другой йети, как бы желая не обидеть и штурмана, дружески обнял его за плечи, и я явственно услышал хруст чьих-то костей. Впрочем, секунду спустя Кузнечик отвлек йети горстью шахматных фигур, и Бондарев был спасен.

Йети, ответив Кузнечику благодарным взглядом, принялся пищать от радости и издавать гортанные звуки.

Часом позже мы вышли из самолета, и йети пошли к горам, оборачиваясь и точно приглашая нас следовать за ними. Любопытство, старина, великая сила и не каждый совладает с ней! Мы пошли за ними.

Менее чем в трех километрах от места нашей вынужденной посадки йети стали спускаться вниз по хорошо протоптанной тропинке. Она круто сворачивала за острый выступ скалы, и когда мы обогнули ее, то увидели… Я не могу передать тебе наше изумление. Картина казалась совершенно фантастической. Между скал был прочно зажат корабль, точнее его останки. Не самолет, а именно корабль, космический корабль.

Мы провели в ракете несколько часов. Призвав на помощь всю свою сообразительность, сопоставляя фотографии, которые были в фотоальбомах, схемы и чертежи, мы попытались представить, что же произошло с этим космическим кораблем. Было очевидно, что ракета разбилась при посадке, и люди, обитатели другой планеты, погибли. Сохранился только грузовой отсек, в котором и жили наши йети. Но откуда они взялись? Судя по фотографиям, это были потомки обезьян, которых космонавты взяли вместе с собой с намерением выпустить сначала их на поверхность той планеты, которую отыщут в космосе. Чудом спасшиеся, они прижились и дали потомство.

Теперь ты понимаешь, что такое снежный человек?! Мы были у истоков тайны, которая беспокоит умы миллионов людей!

Нам пришлось покинуть корабль, когда Кузнечик, выбегавший послушать, не летит ли самолет, крикнул:

— Командир! Летят, за нами летят..

Мы вышли, щурясь от яркого дневного света. Слева высилась километровая стена хребта с миллионами тонн снега на вершине, а справа, за останками межпланетного корабля — почти отвесно вниз уходил бездонный обрыв — пропасть.

Добежав до своего самолета, мы увидели вдали три блуждающие точки вертолетов — нас искали в ущелье. Клинк притащил ракетницу и принялся палить: в небо одна за одной взвивались разноцветные ракеты.

Вскоре нас заметили, и вертолеты гуськом направились к нам, наполняя ущелье грохотом. Снежная вершина хребта заколебалась, наклонилась и гигантской Ниагарой покатилась вниз.

Рев лавины покрыл шум вертолетов. На наших глазах скалы, служившие опорой межпланетному кораблю, рухнули, и все, что осталось от неведомых пришельцев из космоса, вместе с «шахматистами», посыпалось в бездну, ударяясь и разламываясь на мелкие куски. Более получаса сверху неслись глыбы льда, камни и потоки снега, погребая все в непроходимой глубине сужающейся пропасти…

В ущелье закрутились вихри, и нашим вертолетчикам пришлось немало потрудиться, прежде чем им удалось пробиться к нам.

Вот и все, старина!

А потом… До сих пор все над нами подсмеиваются, а эти чертовы эскулапы (далее опять следуют «термины», которые я не решаюсь воспроизвести), эти чертовы эскулапы, сочувственно кивая головами, направили нас лечиться. Ведь единственное доказательство у нас — это… нехватка шахматных фигур, то есть сплошная «минус-материя»!

Вот почему мы сейчас в Кисловодске.

Черкни откровенно, старина, веришь ли ты мне. Если да, то я на обратном пути загляну к тебе и как-нибудь вечерком подробно расскажу о том, что мы увидели в космическом корабле.

Мне не терпится узнать, как ты отнесешься к моему письму.

Ну, пока! Привет всем твоим домашним и нашим авиаторам.

Твой Василий.

…Интересно, поверишь ли ты мне? По крайности, найди мне такого ученого мужа, который взялся бы всерьез доказать, что рассказанное мной — невозможно…»

Товарищ редактор!

Со своей стороны я присоединяюсь к просьбе моего друга, хотя лично я ему верю.

С приветом пилот Аэрофлота

П. АМАТУНИ.

ВЫСОТА 4100^{24}

Вид, что открывался отсюда, захватывал дух. Горы прорвали ярко-синее небо. Величественные вершины, казалось, спали, укрывшись облаком. На белоснежные склоны было больно смотреть.

Негнущимися пальцами я затолкал в бутылку записку:

«9.08.72 г., 8 часов вечера. Здесь были студенты ТПИ геологи С. П. Богуславский и В. В. Николенко. Замерзаем, бежим назад…»

Занесла нас на вершину Каратегинского хребта безрассудная молодость.

Сегодня утром у нас и мысли не было о восхождении. Впервые за месяц не нужно вставать, идти в очередной изнурительный маршрут, и мы настроились не вылезать из спальников по крайней мере до обеда. Отряд базировался на высоте 2000 метров, а маршруты поднимались до 3000, поэтому были крайне тяжелы. Как назло, весь месяц стояла прекрасная, рабочая погода, и как мы ни молили о дожде, его не было. Люди выдохлись, и вот, наконец, начальник отряда Сергей Генсюровский объявил долгожданный выходной день.

Но странно устроен человек: перед каждым маршрутом нас приходилось поднимать чуть ли не подъемным краном (роль которого попеременно исполняли Генсюровский и старший геолог Владимир Шибаев), а тут мы сами поднялись и совершенно не знали, куда себя деть. Лениво побросали мяч, пока он не улетел в ущелье, позабавлялись, спуская в то же ущелье камни. С интересом наблюдали, как прыгали, словно мячики, огромные глыбы, летели вниз, стремительно уменьшаясь в размерах и разбиваясь вдребезги далеко внизу.

- Обвала захотелось? — Генсюровский выглянул на шум из рабочей палатки, где он корпел над геологической картой. — Лучше идите очистите от югана тропу к перевалу!

Юган — жгучая папоротниковидная трава в пояс высотой — доставляла нам немало хлопот. При соприкосновении с телом она не жгла, как крапива, но через некоторое время появлялись огромные болезненные волдыри.

Истребив коварную траву, мы опять оказались не у дел, но на всякий случай решили держаться подальше от начальства. К обеду план созрел. Очень, прямо скажем, легкомысленный план. Мы знали, что там, наверху, температура по крайней мере должна соответствовать вечному снегу. Но снежник начинался и от наших палаток, почти не таял даже в жаркие дни, только покрывался красными проплешинами. И мы пошли на штурм высоты 4100 налегке. Предстояло преодолеть чуть более двух километров, но мы, несмотря на маршрутный опыт, трудность этих километров явно недооценили, ничего с собой не взяв, не считая двух фляжек чая и геологических молотков.

Справедливо полагая, что начальству о нашем плане лучше узнать попозже, когда мы будем уже в недосягаемой зоне, я подозвал самого медлительного горнорабочего — местного жителя таджика Турсуна — и попросил сообщить Сергею Алексеевичу, что «идем на 4100». Турсун достал из кармана стеганого халата небольшой пузырек, вытряхнул на ладонь щепотку зеленого насвая, кинул под язык и лишь после этого неторопливо пошел к Генсюровскому. Мы скорым шагом уходили к перевалу. Поднявшись по склону, увидели раскинувшийся на террасе лагерь, бредущего к нему Турсуна. Когда тот раздвигал полог палатки, мы уже перевалили через гребень скалы.