Лесник поневоле 2.0 (СИ) - "Мархуз" - Страница 11

Слава богу, отделение жандармов не наткнулось на растяжки и спокойно вылезло на луг из леса, чтобы посмотреть на свои машины и выгоревшие постройки. Поэтому и наткнулись на обстрел из собственного МГ-34 (ставшего трофейным) и трёх снайперок. Сколько врагов останется в живых после первого залпа, если их всего двенадцать? Хотя бы ползком ползли и долго-долго из-за деревьев приглядывались. Но фриц до сих пор непуганый, вышел на охоту на людей, как если бы за бессловесными лесными тварями — вот и срабатывает инерция мышления и поведения. Двое, правда, уцелели, залегли и… поползли обратно. Одному удалось уйти, а второму не повезло — наткнулся-таки на гранаты с проволокой.

Погоню за последним Межов отменил, как бессмысленную — немец явно добежит до своих, чтобы доложиться. Геройствовать, следя за диверсантами, он не станет, наверняка жить хочет больше, чем славы и посмертных речей. За фюрера погибают «на миру», а не в чаще, где всё равно свидетелей подвига не имеется. Лучше уж ещё раз проверить минирование и унести трофеи на базу. Большего всё равно не совершить, разве что предупредить жителей Щедричей о возможных санкциях? Деревенских обязательно накажут, причём смертью, но и прекратить боевые действия тоже неразумно. Либеральность по отношению к покорённым обернётся спокойной жизнью завоевателей и развяжет фашистам руки. Гуманизм хорош в мирное время, когда торжествует закон, а не право сильного.

В деревню отправили Рыбакова, как самого мобильного, а сами пошли за трофеями — их ещё таскать не перетаскать, к схрону. Артём долго матерился про себя, разглядев деревенскую жизнь — несколько человек уже щеголяли в повязках полицейских. Вступать с ними в перестрелку рискованно, а ходить и объяснять жителям что бы то ни было не представлялось возможности. Так и не вступив в контакт, он вернулся с миссии голодным и разговорчивым.

— Да, блин, уже и полицаи там из местных. Кроме того, насчитал трёх фрицев. Правда, такое впечатление, что не во всех избах люди есть, может сбежали?

Старшина переживал за деревенских, поэтому готов был переодеться в гражданку, чтобы сходить в Щедричи.

— Платоныч, пока ты будешь ходить, прихрамывая, каратели вернутся и тебя тоже грохнут. Запомни, или ты защищаешь тех, кто на оккупированных территориях, то бишь в новой Германии, или тех, кто в СССР.

— Геннадий Алексеевич, — неожиданно проклюнулся Локтев, — может часть оружия перетаскаем в наш «погреб», а то эту точку немцы скоро вычислят?

— Правильно мыслишь, старлей. Так и сделаем, но завтра с утра, а то скоро стемнеет.

За болотом тоже приближался закат и следовало решить с выбором: возвращаться, преследовать или пока заночевать. Выбор пришёл, а точнее прибежал, вместе со спасшимся от засады унтерофицером. Его доклад о партизанах, обосновавшихся рядом с хутором и уничтожившим целое отделение доблестных солдат, вынудил всех вернуться. Многие вздохнули с облегчением, несмотря на «русскую угрозу». Обер-лейтенант абвера Отто Гильт, примкнувший в качестве добровольца к ягдкоманде, потихоньку наматывал на ус поступающую информацию. В этой экспедиции он считал себя не охотником, а наблюдателем и готовил соответствующий рапорт наверх. Кто знает, может ему поручат создать настоящее подразделение охотников за партизанскими головами? Да ещё и соответствующим образом экипируют отряд возмездия, заодно повысив в звании лично его.

Солнце уже ушло за горизонт, когда каратели добрались до своего транспорта и начали рассаживаться по машинам. Время позднее, всем не терпелось добраться до ближайшей деревни, поэтому времени старались не терять. Конечно, жаль украденного оружия, но не устраивать же в полутьме прочёсывание леса. Да ещё и сразу во всех направлениях. А зря — за ними наблюдала пара глаз некоего Межова, с небольшим пультом в руке. На этот раз он проверял работу радиодетонаторов, причём успешно — пластиду без разницы, что калечить: людей или транспорт. Сразу после взрывов Гена дал дёру, а от карателей осталось целыми не более десятка. Остальные двадцать состояли из убитых и раненых.

Несколько жандармов, прибежав в деревню, подняли переполох и задействовали весь гужевой транспорт на перевозку тел. Единственный мотоцикл отправился за комендантом, отделавшимся лишь контузией, а когда освободился, доставив персону по назначению, тут же уехал в Себрицу за врачами и подмогой. Майор жандармерии сначала задумался о карах, но вовремя перестроился, усиленно раздимывая, как отчитываться перед командованием. Ясно, что добром это не кончится, но может удастся хоть как-то выкрутиться?

Обер-лейтенант, хоть и получил ранение, по-своему остался даже доволен. В госпитале будет полно времени составить обстоятельную докладную записку, обдуманную и детальную. Картина вырисовывалась прямо на глазах: и по созданию спецподразделения, и по критике действий жандармерии, абсолютно не готовой к борьбе с партизанами. Вот он — шанс проявить себя и шагнуть на следующую ступеньку карьерной лестницы.

С утра задействовали бомбардировщики, атаковавшие обе «точки дымов» — и на юго-востоке и на востоке. Те отбомбились и расстреляли кострища и всё вокруг, пусть даже вслепую. Но показали, что лёгкой жизни бунтарям не светит — вся мощь армии как бы задействована. Заодно, в районах обеих переправ, инженерные подразделения начали строительство блокпостов. Хотя и разных по качеству — пункт при деревянном мосте обошёлся мешками с песком, а вот подходы к Себрице исполняли сразу в бетоне.

Гроза разразилась молнией и громом через два дня. С фронта сняли покоцаный батальон полевой жандармерии, уставший контролировать движение колонн и отправили в Себрицу сменить провинившихся. Включая тех, кто вообще ни в чём не участвовал. Самого экс-коменданта отдали под трибунал, невзирая на его откоряки и обьяснения класса «совершенно случайно, но я им покажу!» Гильта навестил куратор и долго с ним беседовал — некоторые детали произошедших диверсий явно указывали на наличие специализированной диверсионной группы. А не на отряд вооружённых чем попало беглых селян и окруженцев. Обер-лейтенанту пообещали тщательно отнестись к его предложению и, в случае положительного исхода, оказать всемерную поддержку. Доверять «неповоротливым тыловикам» больше никто не собирался.

Жаль, что Межов не знал о внутриармейских разборках. Он занимался простыми делами по эвакуации имущества из первого схрона в более надёжное место, а на следующий день провёл учения по миномётной стрельбе. Естественно, что попробовав новое оружие, лесники захотели его где-нибудь применить. Только вмешалась судьба, изменившая некоторые планы. Вернувшись со стрельб, диверсанты немного ошалели — рядом с практически опустошённой землянкой лежал какой-то дед, а рядом сидела совсем молодая девушка.

— Товарищи партизаны, мой дедушка ранен, помогите пожалуйста.

Вот так вот запросто, как будто здесь парк культуры и отдыха им. Горького, а не потайное место лесников-мясников. Андрей с Артёмом старались не глядеть на командира — зачищать этих гражданских совсем не хотелось, хотя и надо бы для собственного спокойствия и подстраховки. А Генка понял, что кажется попал и въехал в косяк. Лучше бы целая рота эсэсовцев вступила с ним в бой, чем эти печальные серые глаза, а в них и мольба, и надежда. Ну какого чёрта — это же явные «хвосты», которые ни прогнать, ни зачистить, ни содержать. Толку никакого, мало того, так и другие начнут подтягиваться, организуя бедлам и объедая бойцов. Надо что-то делать, не до сантиментов, даже несмотря на новоприобретённую «дочку» (судя по возрасту).

— Раненого в схрон. Девушка, что с ним?

— Нас фашисты разбомбили, когда мы прятались в чаще. Мы из Щедричей сбежали в начале войны. А дедушку в бок осколком ранило, но не сильно. У меня просто лекарств и бинтов нет.

Разговорчивая ты наша, погоди малёхо, дай сообразить что с вами делать.

— Ладно, потом поговорим, сейчас деда твоего подлечим.

В принципе, особых сложностей не возникло — осколок вытащили без особого труда, видимо на излёте был. Другое дело то, что восстановление займёт пару недель и по большому счёту руки будут связаны. Пусть даже частично. Не оставлять же малую одну рядом с раненым, вдруг немцы нападут? И на «тихомировскую базу» не хотелось бы гражданских переводить — последний рубеж, однако.