Ружемант (СИ) - Лисицин Евгений - Страница 58

Отказывался. Покачал головой, когда встала напротив меня. Жаждал не слезливых оправданий моей слабости, жаждал силы.

— Чего ты трясешь головой, Потапов? — Бейка будто вся состояла из яда. На лице Айки ее ярость выглядела невероятно привлекательной. Настало время удивляться самому — хлопал глазами, пытаясь понять. Правильно ли расслышал. Правильно.

— Какого хера ты встал? Ждешь у моря погоды? По ручке получил и ай-яй-яй, жопу кверху и готов сложить лапки? Мамочку позвать, попку подтереть?

— Бейка…

Ей лучше бы молчать. Ярость, только унявшаяся, разгоралась с новой силой. Истлевшая свеча брызнула воском, искрой пролилась вокруг: если она не уймется, быть пожарищу. А может, того и добивалась?

— Сопляк! Он вытер об тебя ноги, словно о половую тряпку! — В глазах командующей сверкал настоящий ураган. Пренебрежение сменилось презрением. На виду у всех Бейка выволокла из кармана шелковую тряпицу платка, швырнула мне в лицо. — Утрись. Противно на тебя смотреть, ничтожество!

Демон, будто только и ждущий возможности вырваться наружу, заревел моим голосом. Кровавая дымка заволокла взгляд. Ухмылка хитрой бестии мазнула по лицу, словно намекая: в театралах не один лишь Вит Скарлуччи. Она тоже умеет в театр одного демона.

Я рванул с места, забыв обо всем. Голову вскружило ощущением могущества, прорвавшегося сквозь пелену уныния второго дыхания. Ощущал лишь одно: жажду вцепиться в шею проклятого бронемага…

Лес боялся и дрожал. Ожившим ураганом по нему пронесся потомок легионеров. Царенатец не ведал пощады к природе, всюду оставляя грубый след. Измятая трава, поломанные кусты, выкорчеванное с корнем дерево. Выражение «пер как танк» было про него.

Словно чувствуя его звериную силу и необузданную мощь, деревья расступались перед ним как перед повелителем. Земля хранила на себе отпечаток великанских сапог — глубокими следами они утопали в рыхлой почве.

Деревья вели меня, отчаянно указывая путь. Обрывок Наткиного шейного платка, клочок любимой блузки Старшенькой, словно Скарлуччи знал о будущей погоне. Знал и жаждал сразиться со мной еще раз.

Я мчался, что ураган. Вне пределов человеческих сил: желание насадить голову Вита на палку тащило меня, словно на привязи. И не позволяло сбавить темп.

В мозгу помутилось, мысли сбились в кучу, не желая быть порознь. Зачем? У оружия может быть только одно желание и мысли лишь об одном. Убивать!

Ноги придумали для людей, оружию не нужны ноги, оно может иначе. Тело сжалось в комок, вытянулось, дождалось негромкого разрыва — пороховая вонь ударила в ноздри. Теперь уже не человек, усмехнулось раздробленное сознание. Теперь ты пуля.

Вит успевал обернуться в самый последний момент. Почуял загривком, остановился перевести дух, упала с плеча Старшенькая, чая надежду отползти прочь.

Щиты один за другим в немом отчаянии вырастали прямо перед моим носом. Проломил их, кроша в месиво осколков. Мана лилась из бронемага потоками, обещая истощиться, если так продолжится и дальше. Так и продолжится.

Снарядом врезался в его плоть. Футбольным мячом неведомая сила подхватила несчастного, швырнула словно жалкую игрушку. Скарлуччи успел встать на колени, качнуть головой — еще не осознал, что случилось. Жаждал вновь стать машиной, которой и был.

К чертям образность, теперь здесь есть только лишь мы. Губы не моим загробным голосом шептали царенатцу приговор.

— Ты надеешься на мощь оружия, маг. Тебе не повезло, я лучше. Я и есть оружие.

С широко растопыренными пальцами он бросился на меня. Руки, словно клещи, в глазах непонимание: он ждал не такого. Ослабленный, отчаянный, обиженный мальчишка потащится за ним следом вопреки всему, что прикажет ему Бейка. Конечно же, ради того чтобы спасти своих сучек — и отыщет только смерть.

Каково носить славу того, кто своими руками сумел разорвать последнего ружеманта?

Виту узнать было не суждено. Мой кулак, словно выстрел из пушки, врезался в его стальной живот. «Ярость ружеманта» вынырнула из недр, минуя обязанность подчиниться наличию шкалы. Что-то бурчала Ириска, умоляя остановиться: предел возможностей, саморазрушение, черпаю мощь из собственных жизненных сил.

Взрыв. Серия ударов закончилась хлопком, метнувшим Скарлуччи в ближайшее дерево. Бронемаг шмякнулся о ствол векового дуба, сполз по нему, пытаясь прийти в себя. Нет уж, дружочек. Не в мою смену!

Щит чах под напором брошенного мной ружеклятья, позабыв обо всем, Скарлуччи вскакивает на ноги. Затрещало с корнем вырванное дерево, обращенное в дубину. В один взмах обрушилось на меня — не успел даже закрыться руками. И ничего не почувствовал, кроме бурлящей ярости.

— Diavola! Fusele diavola!

Он пятился, словно от прокаженного, глядя, как могучий дуб обратился ворохом щепок после встречи со мной. Страх, который он внушал врагам одним лишь видом, вдруг позарился на него самого. Потомок легионеров метнулся прочь, но разве мог он стать быстрее пули?

Я настиг его в прыжке, обрушив кулак на голову — несчастного вдавило в землю. Захрустели изломанные ноги, луженая глотка Скарлуччи издала отчаянный, болезненный крик.

— Figlar di puttana!

Вымокший с ног до головы от боли и неизбывного ужаса, он не озирался, пытаясь уползти прочь. «Хочешь, я поменяю ей руки и ноги местами?» Навис над поганцем, словно кара. Ладонь бронемага спешила стать танковым стволом, пробуравить мне лицо сто пятым калибром пусть и последнего, но магического снаряда.

Схватился за сталь ствола — Скарлуччи лишь в последний миг осознал, что я задумал. Отчаянно закричал. Где-то на задворках сознания бушевала слабая надежда: лишь бы этого не увидели девчонки.

Стальная рука захрустела, поддавшись моей хватке, не успев стать человеческой. Крик Вита обратился в вой жуткой боли, когда вырванная с корнем пушка упала к моим ногам.

Не все, шепчу самому себе. Не все, теперь ногу — и поменять местами.

Критический предел использования сил! Ириска выпорхнула передо мной, угрожающе качая пальцем. Плевать, я все равно сделаю, я…

Сознание покидало меня вместе с силами. Пытаясь устоять на ногах, я в последний миг заметил, как Вит отчаянно, словно вспомнив о ней только сейчас, схватил магическую печать. Образность вернулась, кажется, увидел как воочию: Скарлуччи в самую бездну утаскивают горбатый и рогатый черти…

Свет неприятно ударил по глазам.

Снились танки, башни, оторванные с корнем руки-пушки. В голове мутилось, как после попойки.

Во рту неприятный привкус, в животе недовольно урчало, но проигнорировал. Память неохотно делилась тем, что произошла, пряча подробности, наворачивая глупостей.

Голоса: звонкий, настойчивый и тихий, но властный. Спорили. Говорили, что мне еще рано, что не готов, не восстановился.

Открыл глаза в надежде узреть ангелов, явившихся по мою душу. С крыльями из них была разве что одна, да и та лишь в кошмарном облике. Сейчас предпочитала обычный человеческий. Как же ее зовут? Память не сразу, но подсказала, что Влада. У другой двойное имя. Одни хотели знать ее как Шарлинн, мне же милее была простая и незатейливая Бейка.

— Подъем, рядовой!

Чуть было в самом деле не вскочил, командующая смягчилась.

— Вольно, Потапов.

Девчонки говорили правду. Было в ее голосе нечто материнское, завораживающее. Почуял приятную заполненность, наконец его услышав.

— Я настаиваю на его покое. Инструкции предписывают… — Влада сверилась с бумагами. как с последним аргументом. На Бейку такое не работает.

— А я предписываю инструкциям катиться к чертям. Уймись, Влада: ты взгляни на него! Не человек — бык! Хоть сейчас на пашню!

Сейчас и на пашню мне хотелось меньше всего. Окинул стационарную палату взглядом. Когда-то здесь был кабинет, теперь же его переоборудовали под госпиталь.

За окном пели птицы, зеленела листва, беспощадно палило солнце. Влада говорила что-то еще — пропустил их спор мимо ушей. Разберутся и без меня, лучше посмотрю в окно.