Свободу белой ведьме! (СИ) - Торн Рокси - Страница 29

Зал загудел, из пусть и скандальной, но по сути обыденной бытовухи, дело превращалось в информационную бомбу. Сам факт, что верховный суд стал вникать в мои проблемы, подтверждало, что дело “на карандаше” у сильных мира сего.

Между тем судья продолжал свою речь:

— Верховным судом были приняты следующие ходатайства, поступившие от лиеры Дарины, — выдержав театральную паузу, начал перечислять судья: — По всей строгости закона и не взирая на происхождение, наказать лиц, причастных к покушению на жизнь и благополучие лиеры, а также наказать лиц, допустивших возможность возникновения обстоятельств, приведших к вышеобозначенным трагическим последствиям и установить личности третьих лиц и побудившие их мотивы для причинения преднамеренного физического и репутационного ущерба. Слово стороне обвинения.

Медленно вставая и стараясь сохранять бесстрастное выражение лица, обвела взглядом собравшихся. Страшно мне было в тот момент, очень страшно. Как бы я не храбрилась, как бы не готовила речь, но паника противными липкими щупальцами опутывала сознание. Усилием воли прогнав, напавший на меня ступор, прочистила горло и не сводя взгляда с ложа, в котором как-то неловко сжались родственники во главе с бывшим мужем, начала своё выступление.

— Уважаемые судьи и собравщиеся здесь неравнодушные граждане. Мне всего двадцать, и если бы по роковой случайности я не оказалась рождена в семье лиеров, то сейчас бы веселилась с друзьями, постигала науку днём и коротала беззаботные вечера с такими же молодыми людьми, как я. У меня был бы шанс выбрать себе профессию, город для проживания, мужа, если захотела бы. У меня была бы жизнь, которую я сама выбрала и заслужила.

В зале одобрительно загудели дальние ряды, на которых расположились зрители из числа неблагородных и журналисты. Вообще, зал суда больше напоминал театр, чем официальное заведение. Отдельные ложи для обвинения и обвиняемых, пьедестал для коллегии судей и балконы для остальных страждущих и любопытствующих. И всё это, естественно в излюбленном местным дизайнером стиле цыганских баронов.

Послав в сторону балконов, отдельно выделив репортёров, грустную улыбку, призывавшую, ну во всяком случае я рассчитывала именно на этот эффект, вспомнить о своих студенческих деньках, повернулась обратно к семейке и продолжила уже более жёстко:

— Но, мне не повезло, и вместо радостей детства я получила бесконечные порки, вместо учёбы — зазубривание не актуального для меня этикета, вместо друзей — запертую комнату. Меня словно дикого зверя держали на привязи и превентивно били, когда батюшке необходимо было продемонстрировать меня свету. И вся моя вина только в том, что какой-то дальний предок обрюхатил ведьму и отнял у неё ребёнка.

Отметив, что лиер Лойд начал покрываться испариной и красными пятнами, оскалилась ему во все свои белоснежные зубы. Не зря же над рецептом зубного порошка столько бились с Кнопкой, теперь можно с гордостью демонстрировать идеальные клыки. Не рассчитывали эти товарищи, что у меня язык повернётся во всеуслышание назвать вещи своими именами. Такой же позор, ай-я-яй, лиера же со стыда умрёт, она же знать не может, что дети могут и не в браке от держания за ручки появиться.

Поймав мою дружелюбную улыбку, папаня показал мне кулак. Натурально так погрозил, как собаке, пойманной за расхищением холодильника. Внутренне начав закипать, но растянув губы ещё шире и добавив в голос мёда, продолжила выступление:

— Снобизм моего батюшки и откровенно недалекий интелект, позволили ему измываться над собственной малолетней дочерью, а после и насильно выдать замуж за недостойного мужчину. В угоду своим планам, он пренебрёг благополучием одной дочери, ради возвышения другой. В течении года я находилась пленницей в доме, где проживающая любовница мужа самозабвенно издевалась надо мной, и всё это с молчаливого разрешения гулящего мужа, выставляющего на посмешище нас обоих. Находясь на полном финансовом обеспечении рода Айлонс, лиер Ангус не только не воспротивился такому отношению к законной супруге, но и побудил любовницу избавиться от соперницы, вступив в преступный сговор с моей младшей сестрой, которая подверглась шантажу, и амбиции которой затмили не только возможные родственные чувства, но и допустили возможность преступить закон, самым низким и недостойным благородного человека способом.

Ох, что тут началось. Любо-дорого смотреть. Лиер Айлонс вскочил со своего места и пытался докричаться до судей и охраны, требуя немедленно остановить поток моих откровений. Ага-ага, разбежалась и падаю. Сестрица вжалась в кресло и беззвучно рыдала, по всей видимости оплакивая свое несостоявшееся замужество. Народ на задних рядах бесновался и в свою очередь требовал продолжения банкета, журналисты, с алчным блеском в глазах, строчили в блокнотах опусы и предвкушали сенсацию.

Прекратил безобразия властный окрик лиера Риверга, потребовавший тишины и в худо-бедно наведённом порядке попросил меня продолжать. Собственно, ждать я себя не заставила и озвучила свои требования к суду:

— На основании всего вышесказанного, чему непременно будут предоставлены неопровержимые доказательства, прошу у достопочтенных судей следующего: Аннулировать мой брак, в связи с тем, что брак не был добровольным, а само решение о моём замужестве не было продиктовано ни заботой, ни защитой, ни любым другим положительным порывом. В качестве моральной компенсации, прошу освободить меня от любых притязаний на мои личность и тело любого представителя рода Айлонс, а также предоставить мне право выбрать новое родовое имя, с исключением меня из родовой ветви Айлонсов и правом основания своего рода. В качестве материальной компенсации за долгие годы лишений — передать в полное распоряжение и владение приданное, оговорённое в брачном договоре, заключённым от моего имени с лиером Рослейном.

В неожиданно наступившей тишине слышались только скрип перьев по бумаге журналистов и звук падения чьей-то челюсти. Даже знавший основные мои требования лиер Риверг и то сидел ошарашенный и кажется в уме заказывал себе гробик. Ну и сам дурак, жил бы паинькой и сейчас не оказался бы врагом номер один для всех аристократов. А уж после подозрений Тайрина и того мало.

Порядок в зале суда всё-таки удалось сохранить, хоть и не сказать, что это далось местным приставам легко. Но, народ из простых расселся по местам, аристократы тоже притихли, выжидательно и крайне красноречиво поглядывая на судей. Я тоже смогла наконец-то передохнуть, ноги так и подкашивались.

— Ты молодец. — Шёпотом поддержал меня Тай. — Несколько неожиданные требования, конечно, но скажи, ты готова идти войной на аристократов?

— Оно само как-то получилось, мы планировали более мягко, но эти самодовольные рожи, — скривилась, гляда на ложе с родней, — папаша ещё со своими угрозами. Короче, сами напросились.

Готовясь к этому выступлению, мы честно старались сгладить острые углы и в открытую грязь не лить, так чисто, намёками, экивоками. Но получилось, как получилось. Сейчас поздно посыпать макушку пеплом, поэтому стоит готовиться к войне, раз уж даже Тайрин считает, что мы нарвались по-крупному.

— Всё у тебя происходит само и случайно, — тяжело вздохнул мужчина. — Горе, ты моё, нечаянное.

— Ну уж извини, какая есть, — пожимая плечами и разводя руками, хохотнула я. Приняв решение, рассказать Таю последнюю свою и самую страшную тайну, я перестала внутренне себя одёргивать и следить за речью и поведением. Тут уж либо доверяю всецело, либо завтрашнее утро мы с Кнопкой встретим в темнице.

— Не буду сейчас спрашивать, но не думай, что уйдешь от разговора, — прищурившись и внимательно меня разглядывая, подытожил Тайрин.

— И в мыслях не было, — легко улыбнувшись, ответила мужчине.

От дальнейших пояснений меня спас лиер Риверг, объявивший наконец-то продолжение зрелища. И в зал ввели лиру Кристи. Я жадно разглядывала фактическую убийцу Дарины, ведь видеть до этого момента мне её не довелось. Ну что сказать, Ангуса можно было понять. Даже с учётом её пребывания в камере в течении, как минимум, последнего месяца, выглядела она довольно неплохо. Не чета мне в данный момент, конечно. Но, два месяца назад, я точно выглядела на фоне Кристи бледной молью. Невысокая, хрупкая блондинка, с неожиданно тёмными ресницами и бровями, яркими пухлыми губками и большими распахнутыми глазищами, в которых застыли непролитые слёзы. Весь вид кричал, о том, что девушка без вины виноватая и вообще её бедняжечку стоит пожалеть всем скопом. Может не настолько она и плохая актриса, и вместо театральных подмостков выбрала другую сцену?