Коллекционер - Фаулз Джон Роберт - Страница 20
- Предыдущая
- 20/81
- Следующая
Ну, она все приставала и приставала ко мне по этому поводу, так что я сделал, как она советовала, и купил бумагу и конверты. Вечером дал ей листок и велел написать:
«Я благополучна и вне опасности».
Она пишет и ворчит:
– Язык ужасный, но так и быть.
Пишите как велят, говорю.
«Не пытайтесь найти меня, это невозможно».
– Ничего невозможного в жизни нет, – говорит. Дерзит, как всегда. Я продолжаю:
«Обо мне хорошо заботится один из моих друзей». Потом говорю, вот и все. Теперь подпишите.
– А нельзя приписать: «Мр. Клегг шлет наилучшие пожелания»?
Ужасно остроумно, говорю.
Она еще что-то написала и протянула листок мне. Там было: «Скоро увидимся. Привет. Нанда».
Это еще что? – говорю.
– Это мое детское прозвище. Так они узнают, что это действительно я.
– Я предпочитаю «Миранда».
Для меня это имя было самое красивое. Она надписала конверт, и я вложил туда этот листок, а потом – к счастью – заглянул в конверт. На дне конверта лежал клочок папиросной бумаги, размером не больше чем половинка сигареты. Не знаю, как уж ей это удалось, наверное, она приготовила его заранее и незаметно вложила в конверт. Я развернул клочок и посмотрел на нее. Она – на меня, храбро так, не смущаясь. Откинулась на спинку стула и смотрит. Она написала на этом клочке мелко-мелко, острым каранда-
шом, очень четко. Ничего похожего на то, другое, письмо. Здесь говорилось:
«П. М. Похищена сумасшедшим. Ф. Клегг. Клерк из Ратуши, выигр. на скачк. Пленн. подвале уедин. балочн. дома снаружи дата 1621 холмистая местность, два часа от Лнд. Пока в безоп. Боюсь. М.».
Я по-настоящему обозлился. Был возмущен. Не знал, как поступить. Наконец спросил, вы меня боитесь? Она не ответила, только кивнула.
А что я такого сделал?
– Ничего. Поэтому мне так страшно.
Не понимаю.
– Я все время жду, что вы сделаете со мной что-нибудь.
Я же обещал вам. И снова могу пообещать. Вы становитесь в позу и оскорбляетесь, когда я не верю вашим обещаниям. Не понимаю, почему вы не верите моим.
– Извините меня.
Я вам доверял. Я думал, вы сознаете, что я с вами по-доброму. И я не желаю, чтобы меня использовали в своих целях. И наплевать мне на ваше письмо.
Положил письмо в карман.
Мы долго молчали. Я знал, что она на меня смотрит, но сам на нее не смотрел. Ну, потом она подошла, встала передо мной и руки на плечи положила, так что некуда деваться, пришлось посмотреть ей в лицо. А она прямо в глаза мне смотрит. И меня заставила. Не могу толком объяснить, только когда она была искренней, она мне всю душу переворачивала, я становился мягким, как воск.
А она говорит:
– Ну вот, теперь вы ведете себя, как ребенок. Вы забыли, что держите меня здесь силой. Я признаю, что эта сила не злая, но мне все равно страшно.
До тех пор, пока вы будете держать свое слово, я сдержу свое.
Сказал так и, как всегда, ужасно покраснел.
– Но ведь я же не обещала вам, что не буду пытаться бежать, правда?
Вы небось ждете не дождетесь того дня, когда меня больше не увидите. Только ради этого и живете. Я для вас по-прежнему никто и ничто.
Она как-то полуотвернулась от меня и говорит:
– Жду не дождусь, когда больше не увижу этот дом. Не вас.
Значит, я, по-вашему, сумасшедший? Вы что, думаете, сумасшедший стал бы так с вами обращаться? А я вам скажу, что он с вами сделал бы. Он бы вас прикончил давным-давно. Вы, видно, думаете, я собираюсь за вами с кухонным ножом гоняться и всякое такое? (Она мне в тот день и правда в печенки въелась.) Совсем ополоумели. Ну ладно, вы думаете, я ненормальный, раз вас здесь держу. Может, это и так. Только я вам скажу, что таких ненормальных целая куча набралась бы, если б у людей были на это деньги и время. Между прочим, и сейчас таких случаев много, только мы не знаем об этом. Полиции-то известно, только цифры такие большие, что никто не решается их обнародовать.
Она стоит и смотрит пристально. Такое чувство было, что мы первый раз друг друга видим. У меня, наверно, странный был вид, я никогда раньше не говорил такого. Тут она сказала:
– Не смотрите так, пожалуйста. Знаете, что меня в вас пугает? В вас есть что-то такое, о чем вы даже не подозреваете. Не знаете, что оно в вас есть.
Что такое? – спрашиваю. Злость у меня еще не прошла.
– Я не знаю, что это. Оно таится здесь, в этом доме, в этой комнате, во всей этой ситуации, словно только и ждет, чтобы напасть. Я могла бы сказать, что и вы, и я – мы пока еще вместе противостоим этому.
Это все пустые разговоры.
– Знаете, мы ведь не можем иметь все, что нам хочется. Быть человеком порядочным – значит понять это и принять, а не добиваться невозможного любой ценой.
Каждый берет от жизни то, что может, говорю. И если человеку многого в жизни недоставало, он старается любым способом возместить недостачу, пока удача на его стороне. Вам-то этого, конечно, не понять.
Смотрю, улыбается, вроде она меня много старше:
– Все-таки обращение к психиатру пошло бы вам на пользу.
На пользу мне больше пошло бы ваше дружеское обращение со мной.
– Но я ведь так с вами и обращаюсь. Разве вы не видите?
Мы долго молчали. Наконец она это молчание нарушила:
– Вам не кажется, что все это слишком затянулось?
Нет.
– Вы не отпустите меня?
Нет.
– Вы ведь можете связать меня, заклеить рот и отвезти в Лондон. Я не проговорюсь ни одной живой душе.
Нет.
– Но ведь должно же быть что-то такое, чего вы от меня хотите?
Просто хочу, чтобы вы были со мной. Все время.
– Ив постели?
Я сказал вам, нет.
– Но вы же этого хотите?
Не хочу разговаривать на эту тему.
Ну, тут она заткнулась.
А я говорю, я не разрешаю себе думать о том, что считаю дурным. Считаю, что это неприлично.
– Вы совершенно необыкновенный человек.
Благодарю вас.
– Мне хотелось бы видеться с вами, когда вы меня отпустите, вы мне очень интересны.
Как звери в зоопарке?
– Просто я хочу вас понять.
Вам это никогда не удастся. (Должен признаться, мне нравилось в этих разговорах, что я кажусь таким непонятным, таинственным. Пусть видит, что не все на свете ей доступно.)
– Думаю, вы правы.
И вдруг она опускается передо мной на колени и три раза поднимает сложенные руки ко лбу, вроде она – восточная рабыня.
- Предыдущая
- 20/81
- Следующая
