Клинок Гармонии (СИ) - Кишин Илья - Страница 4

Место, где я сейчас нахожусь, довольно тихое: рядом лишь что-то отдаленно напоминающее стоянку, небольшой мост прямо надо мной, а кругом лишь забор, да крутые склоны. Интересно, зачем в Гармонии такое место, специально расчерченное под функционал стоянки? Транспорт ведь в дефиците, не многие могут себе его позволить: металл и пластик идут в производство, топливо государство использует точно не для того, чтобы по дорогам гоняли автолюбители, потому мало у кого в личном владении имеется подобное средство передвижения.

Возвращаясь в реальность, я прокручивал у себя в голове один единственный вопрос — в какой же район меня занесло? За всю свою жизнь я ни разу не выходил за пределы Дрянного района, не считая клиники, однако со всеми остальными был прекрасно знаком — все благодаря интернету. Если обратить внимание на истоки нашего города, то еще в первые годы основания король поделил его на одиннадцать основных частей, семь из которых по сей день являются главными городскими районами, которые расположились вокруг королевского дворца, находящегося в центральном Парадном районе. В одном из таких районов и прошло мое детство, вернее на его границе с Трущобами в отдалении от цивилизации — я знал это место, как свои пять пальцев.

Думая о том, в какой же район меня все-таки занесло, ответ казался очевидным — поскольку ничего незнакомого вокруг не наблюдается, меня закинуло обратно в родные земли, только не в привычное с детства захолустье, а в самую глубь, где даже с перспективы лежачего в канаве паренька все казалось куда приличнее. Пусть в тот день и лил невероятной мощности ливень, меня все равно не могло далеко унести, ибо ливнесток растянулся от подножия островной горы до водоочистной станции в Трущобах, тем самым в общей сложности проходя через несколько районов.

Коль в сердце еще теплится надежда, нужно поскорее выбираться отсюда, несмотря на то, что плана действий у меня нет, как и места, куда бы я мог пойти, где меня бы ждали. Времени отлежаться не было, продолжи я здесь откисать, забивая и без того трещащую голову лишней информацией — это ни к чему бы не привело, потому я нашел в себе силы встать. Энтузиазма действовать не так много, но, если я сейчас сдамся, воля к жизни иссякнет, а пожить ведь хочется: увидеть мир, познать вкус крепкой дружбы, найти свою любовь и, тогда, я, наконец, возможно, достигну обычного человеческого счастья.

С горем пополам я все же смог подняться, чувство неотвратимости и тоски поменялось местами с чувством невероятной легкости, стоило только оборвать корни между моей спиной и твердым бетоном. Не знаю, стоит ли воспринимать мое неведомое воскрешение, как знак проявления какой-то скрытой силы, но других объяснений я найти не могу, потому придется свыкнуться с фактом, что в мире есть место для сверхъестественного.

Поднявшись по склону ливнестока, я вышел на стоянку, которая, очевидно, была пустой, хотя некогда забытая машина старой войны на ней присутствовала, стоя прямо в центре, будто ждала только меня. Ее грубая фактура, утонченные грани, простота использования и эффективное потребление энергии в совокупности делали из нее самый величайший из всех возможных видов наземного транспорта — велосипед. Да, это самый обычный велосипед с корзиной, такой и у меня был, правда, куда меньших размеров. Стоило глянуть внутрь решетчатой емкости, в ней обнаружились неожиданные подарки: какие-то шмотки, на новые не особо были похожи. Хозяин велика, вероятно, собирался отвезти их каким-нибудь родственникам, или чего хуже, на продажу, а это значит, что ему не будет обидно, если я их «одолжу».

Я прямо на стоянке сбросил с себя мокрый костюм пациента, больше похожий на комбинацию смирительной рубашки со штанами грузчика, после чего нацепил на себя обновки: черное худи размером чуть больше привычного — не стесняет и не висит, можно сказать, в самый раз, как и вполне стильные штаны того же цвета, которые до войны назывались как-то по-другому, но сейчас их кличут никак иначе, как «змееныши». Для закрепления образа я забрал и кроссовки, только, вот, жаль, что носков не нашлось. Повезло, что я не брезгливый — к одежде не придираюсь: ношу то, что на теле сидит, что глаза не мозолит, а как это выглядит, меня не особо волнует, тем более, что эта одежда неплохо на мне смотрится, даже будучи мятой из-за предшествующего ей состояния скрученного в колбаску комка ткани.

Достигнув удовлетворения образом, я покинул стоянку, не тронув велосипед из-за своей неготовности воровать, после чего направился навстречу неизведанному. Возможно, поплутав некоторое время по улицам, я найду способ выкрутиться из своего положения, пока еще есть время.

***

Пусть я и был воодушевлен и замотивирован на подвиги во имя себя, вся эта мотивация неведомым образом утекла вместе с осознанием того, что прошло уже три дня — теперь меня точно можно было назвать самым настоящим бомжом. Пока я бесцельно бродил по Дрянному району среди всего этого простого люда нижней прослойки, на улицах нередко встречались плакаты с моим лицом, при чем фото на них было ужасным. Я все еще помню тот день, когда доктор Колден делал этот снимок, я тогда поспал не больше двух часов из-за того, что всю ночь наблюдал за невероятными движениями величайшего киберспортсмена планеты — Антона Эиреала. К моменту, когда заявился доктор и заставил позировать, мое лицо было похоже на полуфабрикат: грязное, сонное и недовольное. Мольбы о том, чтобы нигде и никогда это фото не использовалось, видимо, прошли мимо ушей, вследствие чего теперь каждый человек в городе может его увидеть.

Меня искали, отличительными приметами были красные глаза и черные волнистые волосы, что было и против меня, и за. Все потому, что я мог скрыться под капюшоном, как это делают многие замкнутые в себе люди, либо те, кто не успел высушить голову перед работой. Других примет, способных помочь меня опознать, на плакатах не было. Знакомых у меня нет, потому никто не поможет поисковому отряду гвардии на меня выйти, а в реалиях микрорайона с высокой плотностью населения в Дрянном районе найти меня, все равно, что иглу в стоге сена — я спокойно сливаюсь с толпой, грязь по всему телу добавляет убедительности.

Условий, играющих на руку, очень много, но этого недостаточно, ведь совокупность узких улиц, трехэтажных домов, тусклого свечения и вечного присутствия пьяниц на свежем воздухе не позволяла найти никакого временного жилья. Любые свободные нежилые помещения занимали бандиты и наркоманы, которых я бы не смог выставить на улицу, поскольку такого хулигана люди попросту заложат, потому из-за факта неотвратимости в обстановке безвыходной ситуации я вынужден ночевать под открытым небом.

Такой образ жизни вымотал уже за три дня, нужны были хоть какие-то деньги, без них было никуда — пустым кошельком голод не одолеешь. Я не нашел ничего лучше, чем шляться по улицам и спрашивать у каждого прохожего, похожего на бандита, где можно заработать хотя бы на еду — должно же быть такое место, где лишние руки не помешают. Любой другой человек, будучи таким же замкнутым интровертом, как я, позабудет о своих принципах в первый же голодный вечер, познав на своей шкуре всю силу денег.

В этот день я опросил многих, но в большинстве случаев за вопросом следовал пинок в живот или удар по морде, лишь иногда я мог отделаться простой словесной перепалкой. Множество раз за просьбой о помощи следовал отказ, будто все здесь таких каждый день видят — что за невезение. Пусть результата мои попытки выкрутиться не давали, но я продолжал верить в лучшее, ссылаясь на одну народную мудрость: «Если долго-долго мучиться, что-нибудь получится».

Уже изрядно замучившись, будучи практически сломленным, я подошел к очередной группе мужчин, которые все так же были больше похожи на бандитов и немного выделялись из массы простых граждан. Стоило комку грязи заговорить, все присутствующие тут же обратили на меня внимание — как приятно.

— Подскажите, — едва слышно произнес я, сглотнув слюну, — вам не нужен работник?