Мой адрес – Советский Союз! Тетралогия (СИ) - Марченко Геннадий Борисович - Страница 77

Наш автобус уже заворачивал за угол, когда к женщине подошли двое милиционеров и один из них начал ей что-то говорить. Никакого заламывания рук или попытки вырвать и порвать плакат. М-да, литовские копы – они такие. Хотя, может, при посторонних просто изображают интеллигентность, а в отделении начнут таскать женщину за волосы по полу… Да уж, богатая у меня фантазия.

Валерий Иняткин был одесситом и, хоть золотых медалей на чемпионатах страны не выигрывал, являлся членом сборной СССР. Всё это я узнал из представления судьи-информатора. По сравнению с его достижениями мои казались довольно скромными. Зато я был в адидасовских боксёрках, хе-хе. И насмешливый взгляд соперника, скользнувший вниз по моим ногам, словно говорил: «Ну-ну, щёголь, посмотрим, что ты покажешь на ринге».

Да, это вам не малоподвижный Сидоренко с ограниченным набором технических приёмов. Иняткин своё дело знал, недаром входил в сборную Союза. Я сразу понял, что легко с ним не будет, и мой главный козырь – моя выносливость. А ещё мы с Козыревым решили немного обескуражить противника. Он и его тренер наверняка смотрели мой бой с Сидоренко, видели, какой осторожной тактики я придерживаюсь и, лишь измотав оппонента, стал его уничтожать. Видимо, думали, что и в этот раз я начну осторожничать, но мы с Лукичом решили преподнести небольшой сюрприз. Весь бой работать в высоком темпе я опасался, памятуя, что едва за это не поплатился на первенстве «Буревестника». Но измотать немного соперника в начале боя – почему бы и нет?

Секунд десять я изображал стандартный дебют, выражаясь шахматным языком, выбросив парочку джебов с дистанции, в ответ соперник проделал то же самое, а затем я резко сблизился и обрушил на одессита град ударов. Прежде чем Иняткин успел сгруппироваться, одновременно пряча лицо за перчатками и, немного придя в себя, организовал контратаку, один удар у меня точно хорошо попал сбоку в челюсть.

После этого я разорвал дистанцию и только в концовке раунда мы с ним сошлись в клинче, нанося друг другу короткие боковые и апперкоты. Вроде бы эта концовка явного победителя не выявила, но я чувствовал, что сил у меня ещё вагон, тогда как Иняткин в перерыве выглядел более утомлённым.

Но недостаточно утомлённым для того, чтобы я его загнал, как соперника по 1/8 финала. Весу-то в нём было поменьше, чем в Сидоренко, и руки подлиннее, что не позволяло мне в одну калитку работать с дистанции. Но во второй половине раунда я включил скорость, частота ударов с моей стороны выросла на порядок, и тут уже Иняткин не всегда успевал отвечать.

– Как самочувствие? – спросил Казаков, вытаскивая у меня изо рта капу.

– Нормально. Будем взвинчивать темп, как и договаривались.

– Только не нарвись на встречный удар, и головой поосторожнее, – сказал он, намекая на моё рассечение в прошлом финале «Буревестника».

Всё-таки я его измотал, этого Иняткина. Если бы не моя повышенная выносливость, то далеко не факт, что дело закончилось бы моей победой. Но он попросту не смог поддержать мой темп, и к концу боя едва стоял на ногах. Досрочной победы не получилось, но моё преимущество по очкам не вызывало сомнений.

Честно сказать, я и сам-то дышал натужно, и молочная кислота вместе с пировиноградной успела забить мышцы, но по сравнению с понурым Иняткиным выглядел на порядок свежее.

Что ж, впереди полуфинал, имя своего соперника я узнал час спустя, когда Чернышёв из «Трудовых резервов» ввиду явного преимущества одолел динамовца Илюка. Оппонент ещё более серьёзный. Победитель молодёжного Кубка Европы 1968 года, чемпион Спартакиады профсоюзов РСФСР прошлого года, в этом же, 1969 году, стал попадать в состав сборной страны. Тренировался под руководством Григория Васильева, у которого и начал в Оренбурге заниматься боксом.

Вторую пару полуфиналистов составили Камо Сароян и Александр Васюшкин – чемпион страны прошлого и позапрошлого годов. Наверное, Васюшкин и выиграет, его соперник был куда менее титулованным. Хотя… В спорте бывает всякое, и делать ставки в боксе в частности – вещь достаточно авантюрная. Всегда существует вероятность пропустить дурной удар после рабоче-крестьянского замаха или элементарное рассечение, ну или ещё какое-нибудь повреждение.

Полуфиналы в нашем весе 22 ноября. На отдых времени хватает сполна, и мы с Казаковым, купив продававшиеся в Доме отдыха билеты, выбрались в Каунасский драматический театр на спектакль по пьесе Михаила Шатрова «Большевики». Играли на русском языке. Это мы выяснили заранее, иначе какой смысл идти? Действие спектакля происходит 30 августа 1918 года во время заседания Совнаркома в день, когда было совершено покушение на жизнь Ленина. Большевики должны решить, является ли террор допустимым средством борьбы за революцию. Сидят 15 большевиков, рядом строчит морзянка с «френд-лентой» новостей молодого государства – убит Урицкий. Свердлов, больше похожий на Троцкого, Загорский, Енукидзе, Луначарский, латышские стрелки… Ждут Ленина на Совнарком. Но Ленина подстреливает Фанни Каплан, и здесь в Совнаркоме, на фоне врачебной суеты и удручающих диагнозов, решается судьба страны и коммунизма. Свердлов берет ситуацию в свои руки и пытается порассуждать на тему существования партии без Ленина, партии как единого органа в его кипучей многоликости. Большевики проявляют редкое единодушие и вырабатывают целый ряд общих позиций на будущее. Здесь из победившей партии закладывается государство – на фоне катастрофического положения, связанного с возможной потерей вождя. Значительность и святость этой тайной вечери подчеркивает периодически сменяющийся на авансцене Пост № 1 – караул из Кремлевской роты. Этот ритуал мерного вышагивания – существенная часть революционной эстетики спектакля.

В общем, Ленин так ни разу на сцене и не появился. Оно и понятно, он в больнице, врачи борются за его жизнь. А его соратники определяют политику страны на ближайшее будущее. Вот ведь, несчастная Каплан, думал я, аплодируя вместе со всеми на поклонах, и Ленина не убила, и всю страну подставила. Да и себя в первую очередь, вроде как её, бедолагу, расстреляли по приказу Свердлова, а труп сожгли в железной бочке. И из всего этого драматург Шатров сочинил пьесу, небось ещё и премию какую-нибудь получил.

Сароян и Васюшкин боксируют первыми. Казаков смотрит бой, на случай, если мне придётся боксировать с кем-то из них, я в это время наматываю бинты на кисти рук и морально настраиваю себя на свой полуфинал. Знаю, что Владимир Чернышёв левша, атлетично сложён, боксировать предпочитает на средней дистанции, не стесняется идти в ближний бой у канатов. И вынослив, это мы с Казаковым тоже заметили, просматривая четвертьфинал с участием Чернышёва. Каких-то минусов в его действиях замечено не было, разве что действовал несколько академично, без неожиданных решений, словно запрограммированная машина выполняла свою работу. То есть нам в свою очередь нужно было предложить какое-то неожиданное решение, способное соперника вывести из равновесия или хотя бы немного озадачить. В загашнике у нас были кое-какие неожиданные финты, попробую их реализовать на практике.

До середины первого раунда наш поединок не представлял особого интереса для публики. Соперник не спешил форсировать события, я тоже не рвался изображать из себя разъярённого Халка. Один, два удара, несколько раз работали в ближнем бою, но это больше напоминало толкотню, как обычно и бывает на такой дистанции. В общем, первый раунд прошёл ни шатко, ни валко. Второй Чернышёв начал активнее, шёл вперёд во фронтальной стойке, выбрасывая серии из нескольких ударов в голову, совсем игнорируя корпус. А я не игнорировал, пару раз хорошо впечатал перчатку в живот, и ещё разочек левым полукрюком догнал печень. Соперник поморщился, но не более того.

Ему тоже удалось меня разок достать, под правым глазом к концу раунда начал наливаться синяк. И я опасался, что для судей это попадание может стать решающим при определении победителя по итогам второго раунда.

– Женька, помнишь, что мы должны сделать в третьем раунде? – спросил Лукич, вытирая мою раскрасневшуюся физиономию влажным полотенцем.