Мой адрес – Советский Союз! Тетралогия (СИ) - Марченко Геннадий Борисович - Страница 40

Помню, как в мой магазин пришёл приглядеть ноутбук молодой парень на костылях, с обрубком ноги и белеющим шрамом у виска. Разговорились, оказалось, ногу потерял в Чечне (впоследствии я проверил, это оказалось правдой), а сейчас, после того как его комиссовали с копеечной пенсией по инвалидности, осваивает компьютер, учится на дизайнера. Вот только денег на хороший ноут не хватает, а слабенький брать не хочется. Я тогда просто подарил ему самый крутой ноутбук, хотя он и отказывался до последнего. А потом он бесплатно сделал мне сайт для моего бизнеса.

Вспомнил и своих соседей по лестничной площадке Чупраковых. Их единственный сын-контрактник погиб во время спецоперации, выполняя воинский долг. Мать ходила с выплаканными глазами, а отец, Санька, как я его называл, так как был старше его лет на двадцать с лишним, который был большой любитель побалагурить, моментально поседел и превратился в какого-то зомби. Мне реально страшно было смотреть ему в глаза, я видел в них только какую-то могильную пустоту и такую безысходность, что моё сердце будто сжимал кто-то невидимыми тисками.

Хочу ли я такого будущего своей стране? Нет, не хочу, меня вполне устраивает развитой социализм, который с этой грёбаной Перестройкой свернул куда-то не туда. Хотя, читая в Сети публикации, посвящённые развалу страны, во многом соглашался с теми, кто утверждал, что падение СССР началось ещё при Брежневе, и в первую очередь это было связано со стагнацией экономики. Реформы, которые предлагал Косыгин, заморозили, а они могли бы помочь стране удержаться на плаву. Ведь недаром восьмая пятилетка 1966–1970 годов в СССР получила название «золотой пятилетки»: это был период наиболее стабильного экономического развития страны за всё послевоенное время. Вот только по какой-то причине начинания Косыгина не получили необходимой политической поддержки. Советское руководство свернуло реформы, вновь взяло экономику под жесткий контроль, и после «золотой пятилетки» страна погрузилась в эпоху застоя, закончившейся глубоким кризисом и падением советского строя.

– Ну что, с кем тебя свёл наш замдекана? – спросил первым делом Вадим, которому я заранее рассказал о предстоящей встрече.

– С Ельциным, – буркнул я.

– Ого, он вроде отдел строительства в обкоме партии возглавляет?

– Вроде…

– А чего такой недовольный? Пообещал помочь?

Я через силу улыбнулся, только улыбка получилась какой-то вымученной:

– Пообещал. Может, и правда что-то получится.

– Ну и радуйся! – хлопнул меня по плечу Вадим. – Кстати, голодный? Я картошку сегодня варил, на тебя оставил, вон в кастрюле. И две сосиски там. Остыла уж поди картошка…

– Ничего, нам не привыкать, – махнул я рукой.

– Тогда ешь, а я пока чайку соображу. И с тобой попью за компанию.

Всё-таки Вадим порой мне напоминал этакую заботливую мамочку, и не скажу, что эта его черта его характера мне чем-то претила. Вскоре я уже наворачивал сдобренную постным маслом картошку, которая ещё хранила в себе тепло, вприкуску с разваренными сосисками и «бородинским» с его неповторимым ароматом. А затем мы пили чай с баранками и домашним вареньем, слушали по приёмнику радио «Маяк», обсуждали начинавшуюся завтра сессию, гадали, чем может разрешиться проблема с Язовскими… Как-то представилось, что мог бы так же вот чаёвничать с Полиной, болтать обо всём подряд, а потом… Хм, тут я усилием воли заставил себя вынырнуть из своих мечт и вернуться в реальность, в которой Вадим уже перешёл к грядущей практике на «Уральском заводе транспортного машиностроения имени Свердлова».

– И знаешь что, Женька, надо нам почаще на станции появляться. Если мы собираемся ехать на юг, то нужно заработать хотя бы по сотке на брата. Согласен?

– Да уж, без денег на юге даже «дикарями» делать нечего, – покивал я.

Первый экзамен через три дня. Время на подготовку есть, но мне-то вполне хватило просто полистать с утра учебник и конспект, чтобы освежить знания. Так же полистаю его перед экзаменом – и мне достаточно. В отличие от Вадима, которому предстоит корпеть над учебниками и конспектами все три дня.

Безвылазно торчать в общаге эти дни я не собирался, хотя особо и не представлял, чем заняться. В итоге к концу второго дня решил навестить Полину в культпросветучилище. У них там тоже в эти дни выпускные экзамены, дипломная работа в виде хоровых и сольных песнопений. Тем более повод имелся – нужно было ей и Насте отдать фотографии из парка, которые я на днях забрал в фотоателье.

Правда, оказалось, что в этот день у них экзаменов не было, и я, немного подумав, решил прогуляться на Шейнкмана. Вполне могло оказаться, что их и здесь нет, но мне повезло. То есть Насти не было, ушла в магазин, а вот Полина.

– Ой, красивые какие, – сказала Полина, разглядывая фото. – Тут ты прямо как султан, а мы с Настей как будто твой гарем… А я твою песню уже репетировала.

Переход был таким резким, что я сначала даже не понял о чём речь. Секунду спустя дошло.

– А, песню Рота… То есть «Аист на крыше», – вспомнил я.

– Ага, всем так понравилось, кто там был. Правда, из инструментов был только баян, но Рома очень хороший баянист, – добавила она с нажимом, как будто я собирался обвинять этого незнакомого Рому в непрофессионализме.

– Верю! Жаль, что мне послушать не удалось.

– Ой, наслушаешься ещё, – беспечно махнула она рукой. – Слушай, Жень, а мне тут повестка из милиции пришла, к следователю.

– Надо идти, – с самым серьёзным видом сказал я. – А на какое число?

– На завтра, к 10 утра.

– У нас первый экзамен послезавтра, могу с тобой сходить, хотя бы в коридоре посижу в качестве моральной поддержки.

Полина была не против, договорились встретиться завтра в 9 утра на этом же месте. А пока просто прогулялись по центру. Болтали о всяком-разном, предложил купить мороженого, но Полина удручённо заявила, что холодное может повредиться связкам накануне экзамена. Я тоже не стал брать, из солидарности.

– Жень, ты где ходишь-то? – встретила меня вахтёрша на первом этаже общежития. – К тебе человек пришёл из… Тьфу, забыла, как организация называется. В общем, сказал, что придёт завтра в двенадцать нуль-нуль, просил тебя быть в общежитии.

В груди тревожно ёкнуло. Что это за такая организация что бабуля не смогла запомнить её название? Уж не в связи ли с последними событиями? А мне ещё завтра с утра Полину провожать в милицию, да ещё обещал её там дождаться. Успею ли вернуться к полудню?

Поделился своими сомнениями с Вадимом, тот посоветовал не паниковать раньше времени, хотя я и не собирался, а подождать, что за товарищ мечтает со мной повидаться.

Спал я тревожно, утром глаза были красные от недосыпа, чтобы разогнать кровь – сделал такую редкую для себя утреннюю гимнастику. Побрился, прыснул на себя одеколоном, нацепил костюм и в четверть девятого двинулся на Шейнкмана. А без пяти минут десять мы с Полиной входили в здание уже знакомого нам РОВД.

Удивительно, но в окошке дежурного располагался тот же самый старший лейтенант, который принимал у нас заявление. Но нас он, кажется, не узнал. Полина показала повестку, паспорт, ей сказали, как пройти в указанный в повестке кабинет к некоему Сидорчуку А. В. Я остался ждать внизу, на прощание чмокнув Полину в щёку, как бы напутствуя. Сам от себя не ожидал. Но ей, похоже, понравилось, если судить по загоревшимся глазам и появившейся улыбке.

Вернулась она минут через тридцать.

– Ну как? – первым делом спросил я, едва мы вышли на крыльцо РОВД.

– Расспросил, как всё было, запротоколировал, дал расписаться, сказал, будут проверять изложенные в заявлении факты.

– Хорошо, если окажется нормальным следаком, – добавил я, бросая взгляд на часы. – Даже успею тебя до дома проводить, а потом помчусь в общагу.

– Что-то срочное?

– Вчера какой-то мужик по мою душу приходил, не застал, обещался сегодня к полудню снова появиться.

– А что за мужик?

– Да шут его знает, вахтёрша даже не смогла вспомнить название организации. Заодно и выясним.