Выбери любимый жанр

Сага о Форсайтах: Собственник - Голсуорси Джон - Страница 36


Изменить размер шрифта:

36

Молча, но не чувствуя ни малейшего стыда, с пылающим лицом и горящими гневом глазами девушка смотрела на них.

– Приезжайте в воскресенье одна, я покажу вам дом.

Джун видела, как Ирэн взглянула на него поверх азалий. Это не был взгляд кокетки – нет, Джун уловила в нем нечто худшее для себя: так могла смотреть только женщина, боявшаяся сказать своим взглядом слишком много.

– Я обещала поехать кататься с дядей…

– С тем толстым? Пусть привезет вас в Робин-Хилл; каких-нибудь десять миль – и лошади его промнутся.

– Бедный дядя Суизин!

Запах азалий повеял Джун в лицо; она почувствовала дурноту и головокружение.

– Приезжайте! Я прошу вас!

– Зачем?

– Мне нужно, чтобы вы приехали, я думал, что вы хотите помочь мне.

Девушке показалось, что ответ прозвучал так мягко, словно это затрепетали цветы:

– Я и хочу помочь!

Джун шагнула в открытую дверь.

– Как здесь душно! – сказала она. – Я задыхаюсь от этого запаха!

Ее глаза, гневные, смелые, смотрели им прямо в лицо.

– Вы говорили о доме? Я его еще не видела, давайте поедем в воскресенье!

Румянец сбежал с лица Ирэн.

– В воскресенье я поеду кататься с дядей Суизином, – ответила она.

– С дядей Суизином! Вот еще. Его можно отставить!

– Нет, это не в моих привычках!

Раздались шаги. Джун обернулась и увидела Сомса.

– Ну что ж, все ждут обеда, – сказала Ирэн, со странной улыбкой переводя взгляд с одного лица на другое, – а обед ждет нас.

II. ПРАЗДНИК ДЖУН

Обед начался в молчании: Джун сидела напротив Ирэн, Босини – напротив Сомса.

В молчании был съеден суп – прекрасный, хотя чуточку и густоватый; подали рыбу. В молчании разложили ее по тарелкам.

Босини отважился:

– Сегодня первый весенний день.

Ирэн тихо отозвалась:

– Да, первый весенний день.

– Какая это весна! – сказала Джун. – Дышать нечем!

Никто не возразил ей.

Рыбу унесли – чудесную дуврскую камбалу. И Билсон подала бутылку шампанского, закутанную вокруг горлышка белой салфеткой.

Сомс сказал:

– Шампанское сухое.

Подали отбивные котлеты, украшенные розовой гофрированной бумагой. Джун отказалась от них, и снова наступило молчание.

Сомс сказал:

– Советую тебе съесть котлету, Джун. Больше ничего не будет.

Но Джун снова отказалась, и котлеты унесли.

Ирэн спросила:

– Фил, вы слышали моего дрозда?

Босини ответил:

– Как же! Он теперь заливается по-весеннему. Я еще в сквере его слышал, когда шел сюда.

– Он такая прелесть!

– Прикажете салату, сэр?

Унесли и жареных цыплят.

Заговорил Сомс:

– Спаржа неважная. Босини, стаканчик хереса к сладкому? Джун, ты совсем ничего не пьешь!

Джун сказала:

– Ты же знаешь, что я никогда не пью. Вино – гадость!

Подали яблочную шарлотку на серебряном блюде. И, улыбаясь, Ирэн сказала:

– Азалии в этом году необыкновенные!

Босини пробормотал в ответ:

– Необыкновенные! Совершенно изумительный запах!

Джун сказала:

– Не понимаю, как можно восхищаться этим запахом! Билсон, дайте мне сахару, пожалуйста.

Ей подали сахар, и Сомс заметил:

– Шарлотка удалась!

Шарлотку унесли. Наступило долгое молчание. Ирэн подозвала Билсон и сказала:

– Уберите азалии. Мисс Джун не нравится их запах.

– Нет, пусть стоят, – сказала Джун.

По маленьким тарелочкам разложили французские маслины и русскую икру. И Сомс спросил:

– Почему у нас не бывает испанских маслин?

Но никто не ответил ему.

Маслины убрали. Подняв бокал, Джун попросила:

– Налейте мне воды, пожалуйста.

Ей налили. Принесли серебряный поднос с немецкими сливами. Долгая пауза. Все мирно занялись едой.

Босини пересчитал косточки:

– Нынче – завтра – сбудется…

Ирэн докончила мягко:

– Нет… Какой сегодня красивый закат! Небо красное как рубин.

Он ответил:

– А сверху тьма.

Глаза их встретились, и Джун воскликнула презрительным тоном:

– Лондонский закат!

Подали египетские сигареты в серебряном ящичке. Взяв одну. Сомс спросил:

– Когда начало спектакля?

Никто не ответил; подали турецкий кофе в эмалевых чашечках.

Ирэн сказала, спокойно улыбаясь:

– Если бы…

– Если бы что? – спросила Джун.

– Если бы всегда была весна!

Подали коньяк; коньяк был старый, почти бесцветный. Сомс сказал:

– Босини, наливайте себе.

Босини выпил рюмку коньяку; все поднялись из-за стола.

– Позвать кэб? – спросил Сомс.

Джун ответила:

– Нет. Принесите мне пальто, Билсон.

Пальто принесли.

Ирэн подошла к окну и тихо сказала:

– Какой чудесный вечер! Вон уж и звезды.

Сомс прибавил:

– Ну, желаю вам хорошо провести время.

Джун ответила с порога:

– Благодарю. Пойдемте, Фил.

Босини отозвался:

– Иду.

Сомс улыбнулся язвительной улыбкой и сказал:

– Всего хорошего!

Стоя в дверях, Ирэн провожала их взглядом.

Босини крикнул:

– Спокойной ночи!

– Спокойной ночи! – мягко ответила Ирэн.

Джун потащила жениха на империал омнибуса, сказав, что ей хочется подышать воздухом, и всю дорогу просидела молча, подставив лицо ветру.

Кучер оглянулся на них разок-другой, собираясь пуститься в разговор, но передумал. Не очень-то веселая парочка! Весна хозяйничала и у него в крови. Ему не терпелось поболтать, он причмокивал губами, размахивал кнутом, подгоняя лошадей, и даже они, бедняжки, учуяли весну и целых полчаса весело цокали копытами по мостовой.

Весь город ожил в этот вечер; ветви в уборе молодой листвы, тянувшиеся к небу, ждали, что ветерок принесет им какой-то дар. Недавно зажженные фонари мало-помалу разгоняли сумрак, и человеческие лица Казались бледными под их светом, а наверху большие белые облака быстро и легко летели по пурпурному небу.

Мужчины во фраках шли, распахнув пальто, бойко взбегали по ступенькам клубов; рабочий люд бродил по улицам; и женщины – те женщины, которые гуляют одиночками в этот час, одиночками движутся против течения, – медленной, выжидающей походкой проходили по тротуару, мечтая о хорошем вине, хорошем ужине да изредка, урывками, о поцелуях, не оплаченных деньгами.

Эти люди, бесконечной вереницей проходившие в свете уличных фонарей, под небом, затянутым бегущими облаками, все как один несли с собой будоражащую радость, которую вселило в них пробуждение весны. Все до одного, как те мужчины в пальто нараспашку, они сбросили с себя броню касты, верований, привычек и лихо заломленной шляпой, походкой, смехом и даже молчанием раскрывали то, что единило их всех под этим пылающим страстью небом.

36
Перейти на страницу:
Мир литературы