Вызов - Валентинов Андрей - Страница 4

Поручик улыбнулся. Было ясно, что давнее семейное предание доставляет ему весьма нравится.

– Стали судить-рядить, чего с ним дальше делать. А предложения были, как вы догадываетесь, вполне большевистские – под стать комиссару Саенке или даже самому Лацису, не к ночи будь помянут. Ну, сей Рангайка взмолился, обещал жениться, креститься, а главное – помогать пейзанам, буде таковая нужда случится. Господа пейзане, представьте себе, проявили несвойственный ныне гуманизм, крестили супостата, нарекли Иваном Александровичем, обвенчали с вышеупомянутой Настасьей Силишной и отпустили с Богом жить куда-то в глухомань, откуда новокрешеный Александрович оказался родом. И не слыхали о них тридцать лет и три года.

– Да, – не выдержал Келюс. – Эти бы сказы, да в «Российский гербовник»!

– Пейзане стали их подзабывать, – вел далее поручик, – да тут, откуда ни возьмись, то ли татары, то ли опять же мордва, то ли весь. Естественно, резня, полное несоблюдение норм Гаагской конвенции…

– Все ясно, – перебил его Николай. – Вышли господа колхозники на опушку и кликнули громким кличем свет Ивана Александровича. Раз кликнули – только дуб ветками зашумел, два кликнули – ольха заскрипела…

– Совершено верно, господин Лунин, – засмеялся Ухтомский. – Законы жанра, что поделаешь… Ну, а на третий раз заиграли трубы боевые, что-то там запело, вы уж сами придумайте, и явился из лесу Рангайка. То есть уже не Рангайка, а славный витязь-богатырь Рангай, он же Иван Александрович. Да не один, а с двенадцатью сыновьями, да с дружиной, да со зверьем лесным, да с птицами небесными и чуть ли не гадами болотными. В общем, притащил целый зоологический сад. Подробности истребления вражеского войска опускаю, а вот после этого форс-мажора то ли князь, то ли царь пожаловал Рангайке волость. Стал Рангай князем и нашим, стало быть, родовым корнем. Правда, летал ли он по небу после этого, утверждать не берусь. Вот, пожалуй, и все.

– Да не летал он, елы! – не выдержал Фрол. – Крыльев-то у нас нет. И слава Богу, если подумать… Ну вот, господа и товарищи…

– А здесь есть и товарищи? – мягко поинтересовался Тургул.

– А микрофон? – разъяснил Келюс. – Там еще товарищи.

– Историю эту я знаю, – продолжал Фрол, – только там, конечно, все по-другому. «Ранхай-гэгхэн цорху» – про князя Ранхая, сына Фроата. Только я так красиво не расскажу. Он и вправду воевал, только, елы, не с татарами, а с русскими. Татары – они друзьями были. Вот татарский царь Ранхая и это… пожаловал…

– Что ж, господа, – усмехнулся Тургул, – по-моему, наша странная командировка уже дала первые результаты. Поздравляю вас, князь! Ваше семейное предание неплохо подтвердилось.

– Это не главное, – без тени улыбки заметил Виктор. – Фрол не сказал, что у Фроата, отца Ранхая, был еще один сын – старший. Как его звали, Фрол?

– Гхел, – ответил дхар и стал смотреть куда-то в сторону.

– Так вот, господа. Фрол Афанасьевич – его прямой потомок. Так, Фрол?

– Ну так…

– А этот ваш уважаемый предок, – осторожно поинтересовался Тургул, – он был… Как бы это точнее выразиться, очень знатен?

– Да какой там знатен! – огорчился Фрол. – У нас же дворян никогда не было, в лесу жили. Фроат был – ну, президентом что ли.

– Выборным? – удивился Ухтомский.

– Он, говорят, откуда-то с Запада пришел. Тогда у нас смута была, вроде как сейчас. Фроат всех дхаров собрал, помирил, его князем и выбрали. По-дхарски – гэгхэном. Он Дхори Арх, Дхарский камень, построил, мы еще его Теплым Камнем называем. А потом решили, что дхарами могут править только его потомки, пока хоть один мужчина из рода Фроата жив.

– Это называется не президент, уважаемый господин Соломатин, – констатировал Тургул. – Это называется наследственная монархия.

– Да какая монархия! – взорвался Фрол. – Да нас уже пять веков, елы, как собак гоняют! Мне дед такое рассказывал! С Курбского еще началось.

– С Курбского, Фрол? – поразился Ухтомский. – Помилуйте, он-то причем?

– А! – понял дхар. – Это не тот Курбский, который письма писал. Это его то ли дед, то ли дядя – Семен.

– Покоритель Севера, – кивнул Келюс. – Века четыре с половиной тому…

– Ну да. Здесь его забыли, а мы-то помним. Крестить стали! Мы-то и не против были, но Дхори Арх зачем трогать? Сколько наших там!.. Песня есть еще об этом. Как царя свергли, думали, лучше будет. Букварь нам написали… Букварь…

Фрол замолк и опустил голову, глядя куда-то в угол.

– Ладно, господа, – решил генерал, – сегодня, о чем ни заговорим, все получается не так. Плохой день, господа. Господин Лунин, осмелюсь предложить выпить кофе, и мы с поручиком откланяемся.

– Да куда вы пойдете? – удивился Келюс. – Поздно, ночуйте здесь. Михаил в первый же день тоже норовил. С двумя ручными гранатами в сумке…

– И, возможно, был прав. Господин Лунин, благодарю вас, но если мы с поручиком до утра не вернемся, за нас начнут волноваться. А волновать друзей плохо. Так как вам, господин Лунин, моя идея относительно кофе?

Эта действительно во всех отношениях неплохая идея так и не была, однако, должным образом обсуждена. В дверь позвонили. Тургул вопросительно поглядел на Келюса, тот пожал плечами – в гости, да еще в такое время, он никого не ждал. В дверь позвонили снова, и в ту же секунду в руках у офицеров тускло сверкнули вороненые стволы. Генерал дернул бровью, и Ухтомский неслышно заскользил вдоль стены, между тем как Тургул, чуть прищурясь, навел оружие прямо в центр дверного проема.

– Да постойте, – не выдержал Лунин. – Что вы, в самом деле? А вдруг это соседи?

И как бы в ответ на его слова в замке начал проворачиваться ключ.

– Француз! Задвижка! – шепнул Фрол, и Николай сообразил, какого дал маху – засов был открыт. Происходящее внезапно показалось ему чем-то нереальным – то ли сном, то ли фрагментом совкового фильма о чекистах: двое офицеров-заговорщиков притаились за дверью, сжимая револьверы в руках, отважные герои революции вот-вот откроют дверь, и тогда…

– Спрячьте оружие! – внезапно приказал Лунин. К его крайнему удивлению, приказ был тут же выполнен. – Идите в комнаты! – продолжал он, направляясь к двери. Но дойти не успел – замок щелкнул, и в прихожую ввалился Мик в черной куртке «Порше», держа в правой руке ключ с таким видом, будто собирался им кого-то зарезать.

– Келюс! – воскликнул он, – слава богу! Я уже испугался, вы не открываете, тут всякое подумаешь! Хорошо, что у меня был ваш ключ.

Лунин вспомнил, что действительно давал ключ Плотникову, и мысленно обозвал себя идиотом.

– Фрол Афанасьевич! Келюс! Чего вы к нам не заехали? Ведь дядя Майкл… Помянуть надо! А то собрались родичи – а они Майкла в глаза не видели…

– Нас никто не приглашал, – напомнил Лунин.

– Да говорил я бате! – махнул рукою юный Плотников. – Ну, у него забот – сами понимаете. Гляжу, а вас за столом нет. Я к бате, а он себя в лоб стучит, будто вы там проживаете. Поедемте, я на тачке, внизу ждет. Хоть с предками моими познакомитесь.

Между тем в коридоре опять появился Тургул. Револьвер он уже спрятал и выглядел вполне респектабельно. Увидев его, Мик растерялся и умолк.

– Господин генерал, – обратился к нему Келюс. – Вы, кажется, хотели познакомиться с Михаилом Плотниковым? Мик, это Антон Васильевич Тургул. Он хорошо знал твоего дядю Майкла…

Келюс и Фрол пробыли у Плотниковых недолго. Никого из десятка собравшихся, кроме, конечно, Мика, они не знали. Правда, Плотников-старший – солидный лысый мужчина, несколько склонный к полноте, отнесся к Лунину с некоторым вниманием, без особого труда выяснив, что они имеют несколько общих знакомых. На этом его интерес к Келюсу иссяк, что того не особо расстроило. Фролу старший Плотников только кивнул. Дхар остался невозмутим. Матушка Мика была настолько занята столом, что ни Фрол, ни Лунин ее толком не запомнили. Они выпили положенное число рюмок, ковырнули закуску и предпочли откланяться.